Егерь-3: Назад в СССР

Отец, как всегда, нарезал большие круги от края до края лесной гривы. Он не столько искал грибы, сколько исследовал, разглядывал новое место. Извечный мужской инстинкт!

Будь я сегодня в лесу один – поступил бы точно так же. Тоже шёл бы то в самой гуще ельника, где под тугими ветвями высыпали стаи ярко-оранжевых рыжиков. То выбирался бы на простор, к самому краю широкого клюквенного болота, где растут крепкие коричневые подберёзовики.

Посмотришь под ноги – словно одна широкая шляпка лежит на бледно-зелёной поросли мха. А захочешь срезать и поймёшь, что вглубь, к земле уходит длинная тонкая ножка. Да какая! Сантиметров двадцать, а то и тридцать!

Но подберёзовики мы сегодня не брали. Слишком уж они напитались сыростью. В корзине вроде бы крепкая шляпка быстро превратится в бесформенное липкое желе.

Зато нарезали целый рюкзак чёрных груздей на засолку, да и рыжиков набрали столько, что можно будет засолить их в отдельной посуде, не перемешивая с другими грибами.

Да и на сушку грибов хватит. Белые и подосиновики попадались часто – всё-таки, не зря я повёз родителей в Вязник. Этот лес далеко от деревни, местные сюда ходят редко, да и приезжие почти не добираются. Предпочитают собирать грибы и ягоды поближе к деревне.

За грибами в Черёмуховку приезжали часто. Грибники-одиночки добирались утренним рейсовым автобусом, целый день бродили и аукали вокруг деревни, а вечером, возле магазина пили остывший чай из термосов и жевали прихваченные из дому бутерброды.

Но приезжали и организованно. Часто предприятия нанимали для своих сотрудников целый автобус и везли желающих отдохнуть и побаловаться дарами леса.

Такие автобусы приезжали, как правило, только на полдня – им ведь ещё нужно было добраться до Ленинграда и высадить грибников у станции метро.

Приезжали не только за грибами, но и за клюквой. Я прекрасно понимал горожан – после рабочей недели в душной конторе или заводском цеху хорошо неторопливо побродить по лесу, или болоту, набрать корзинку крепких красных ягод. А потом, зимой, варить из клюквы кисло-сладкий розовый морс, который замечательно помогает сбивать температуру при простуде.

– Давай, посидим, – согласился я и стал оглядываться в поисках подходящего места для привала.

Видно было, что мама изрядно устала. Шутка ли – несколько часов мы уже бродим по лесу. Корзинки почти полны, пора и в обратную дорогу собираться.

Мы присели на упавшее дерево. Я развязал рюкзак и достал оттуда большой полуторалитровый термос с чаем, свёрток с бутербродами и сваренные вкрутую яйца. С костром решил не возиться – зачем, если родители прихватили термос?

Чай из термоса по вкусу очень отличается от любого другого чая. Н получается не свежезаваренный, а настоявшийся. Поэтому к терпкому чайному вкусу примешивается вкус и запах запаренного банного листа и душистой травы. Можно с завязанными глазами определить на вкус, откуда тебе налили чай – из чайника, из термоса, или из котелка, который кипел на костре. Это совершенно разные напитки, и каждый из них по-своему хорош.

Я очистил яйцо, по привычке бросая скорлупу прямо на землю.

– Что же ты мусоришь, Андрюша? – укоризненно спросила мама. – Это ведь твой лес. Ты его беречь должен.

– Мам, яичная скорлупа – это не мусор, а удобрение, – улыбнулся я. – Дожди смоют с неё защитную плёнку, бактерии переработают и удобрят почву. И лесу будет хорошо. Уже весной от скорлупы ничего не останется.

– Всё равно, – вздохнула мама. – Некрасиво. Если каждый грибник будет так чистить яйца – скоро весь лес окажется завален яичной скорлупой.

Ну, что тут поделаешь? Ты можешь сколько угодно знать биологию, понимать, что в лесу ежегодно выводятся из яиц тысячи птенцов, оставляя за собой скорлупу. И лесу это только пользу. Но с родителями не поспоришь.

Я наклонился и молча собрал скорлупу в ладонь, а потом завернул в промасленную бумагу, которая осталась от бутербродов. Бумага была серая и шершавая – в такую заворачивают покупки в магазине.

– Молодец, – улыбнулась мама.

Сзади затрещали ветки, словно через подлесок ломился крупный зверь. Вот только ни один зверь не носит резиновые сапоги сорок пятого размера. И корзинкой за кусты не задевает.

– Чай пьёте? – укоризненно сказал отец, подходя к нам. – А меня не позвали?

Он плюхнул на мох тяжёлую корзину, полную грибов.

– Ох, до чего лес богатый! И человеческих следов нет, грибы нетронутые. А клюквы сколько в болоте! Как будто кто-то рассыпал.

Отец присел на дерево, вытянув длинные ноги с болотных сапогах со скрученными голенищами.

– Андрюха, плесни-ка мне чайку! Пить хочется. Мать, бутерброды ещё остались, или этот проглот всё слопал?

– Держи, – я протянул отцу крышку от термоса, до краёв полную горячим коричневым чаем.

Отец откусил бутерброд с варёной колбасой, сделал несколько торопливых глотков и шумно выдохнул.

– Хорошо! Нашёл же ты себе, Андрюха, работу! Благодать! И за это ещё деньги платят. А другие за такую зарплату на заводе вкалывают.

– Кто на что учился, – улыбнулся я.

– Слушай, а что тут у вас взрывали?

– Когда? – не понял я.

– Да недавно совсем. Там, – отец махнул рукой в сторону озера, – в лесу землянка разворочена взрывом. И деревья вокруг повалены, совсем недавно.

Чёрт! Отец с его неуёмным любопытством умудрился добраться до развалин схрона с оружием.

– Не знаю.

Я правдоподобно пожал плечами.

Историю с бандитами я родителям не рассказывал, чтобы не тревожить маму.

– Может, геодезисты баловались? – с сомнением протянул отец.

Он взял яйцо, покатал его по стволу. Скорлупа лопалась с еле слышным хрустом.

– И ты туда же, – укоризненно сказала мама, глядя, как он бросает скорлупу прямо на землю.

– Батя, с нами сегодня инспектор по чистоте леса, – пошутил я, подбирая скорлупу в мусорный свёрток.

– Мальчишки! – вздохнула мама. – Намусорят и бросят. Заставить бы вас квартиру прибирать почаще – так помнили бы про чистоту.

– А мы что, не прибираем? – возмутился отец.

Уборкой у нас, и вправду, занималась вся семья. Отец пылесосил или выколачивал ковры, мама вытирала пыль, перемывала посуду из серванта, мыла ванну и туалет.

А мне доставалось мыть полы.

Как ни странно, я очень любил это занятие. И не шваброй возюкать, а на коленочках, с тряпкой проползти всю квартиру, заглядывая в самые дальние углы – и под кровати, и под шкафы, и под диван в гостиной.

Когда я подрос, то сам взялся выколачивать ковры. Ковёр надо вернуть в тугой рулон, вынести на улицу и повесить на турник во дворе. А потом что есть силы лупить по нему палкой, пока вся пыль не выбьется, и ковёр не станет чистым.

Зимой ковёр полагалось ещё расстелить, накидать на него снега и смести метёлкой. И только потом скатать обратно и занести в квартиру.

После чистки ковра на снег уставался серый вдавленный прямоугольник.