Последний солдат

Его пятерня лезет в карман куртки и извлекает ручку, вытаскивает из папки листок бумаги и протягивает его мне.

– Пиши чистосердечное признание. О том, как избил Быкова и Трофимова, куда дел орудие преступления, кто соучастники. Излагай все подробно и последовательно. Можешь рассказать устно, я все сам напишу, но потом придется подписать свои показания.

– Простите, товарищ милиционер, можно глянуть на ваше удостоверение, – прошу опера. Инспектор упомянул соучастников. Но их не было! И Бык с Трофимом не могли такое сказать. Еще раз убеждаюсь, что дело нечисто.

Лицо милиционера багровеет, но он кладет папку на стол, достает из кармана красную корочку, раскрывает ее и держит у меня перед глазами. В глаза бросаются крупные буквы «Министерство внутренних дел СССР». Опускаю глаза ниже, игнорируя служебный номер удостоверения. Ага, «старший лейтенант Максим Иванович Омельченко, инспектор уголовного розыска».

– Товарищ старший лейтенант, я не пойму, чего вы от меня хотите? Рассказываете какую-то чепуху о том, что я избил двух известных хулиганов. Кстати, вы говорили, что они дали показания на меня. Можно их посмотреть?

На лице опера мелькает досада. Что, не получилось подростка на испуг взять?

– Все бумаги у меня в кабинете, – недовольно бурчит он.

– Тогда приглашайте меня официально. Повесткой. Показывайте материалы, предъявляйте обвинение или привлекайте как свидетеля. К чему эти разговоры в кабинете у завуча? – осведомляюсь у инспектора.

– Что-то ты сильно грамотный, Шелестов, – ворчит Максим Иванович.

– Какой есть, сериал «Следствие ведут знатоки» и передачу «Человек и закон» регулярно смотрю, – скромно пожимаю плечами.

Гляжу на милиционера. Его лицо на секунду расплывается перед моими глазами. Накатывает очередное озарение. Наконец-то. Мне становится все понятно.

– Максим Иванович, Быков и Трофимов не могли вам ничего сказать. Потому что это бред. Подумайте на минутку. Школьник расправляется с двумя отпетыми хулиганами. Вам самому не смешно такое озвучивать? Уверен, что это кто-то просто наговорил на меня. Думаю, вы и сами в глубине души это понимаете. И сильно суетиться по этому делу не собираетесь. Тем более что я сомневаюсь, что пострадавшие написали заявления. Наверно, они все-таки получили по заслугам и своими прошлыми «подвигами» уже достали милицию. Думаю, что кто-то из их окружения просто сказал вам эту глупость специально, может, желая выслужиться или просто сделать мне гадость. Подозреваю, что вам просто стало интересно. Поэтому вы и пришли в школу, и устроили в кабинете завуча эту сцену. Вдруг прокатит? Кстати, вы не подумали, как это выглядит со стороны? Пришли сюда, принуждаете школьника признаться в преступлении, которого он не совершал. Нехорошо, товарищ Омельченко. Думаю, что ваше начальство будет очень недовольно таким самоуправством.

Милиционер отводит взгляд. Ага, вот я тебя и поймал. Отморозки не раскололись. Они даже дружкам своим особо ничего не рассказывали. Только Трофим не вытерпел и проговорился своему близкому корешу «по секрету», при этом наврал, что я был не один, чтобы не позориться. Придурок. Тот, естественно, оказался милицейским информатором, личной «связью» товарища Омельченко. Молодой опер получил сведения от своего «подопечного» и решил проявить инициативу. Так вообще-то не делают, но он думал, что легко расколет ребенка. Прокололся товарищ старший лейтенант. Кстати, насчет стукачка надо будет с ним побеседовать. Пусть на меня поработает немного.

– Не советую вам даже озвучивать эти бредни. Над ними будет смеяться все РОВД, – добиваю его я, – а фантазеру, который влил вам в уши это фуфло, рекомендую дать по роже.

Омельченко молчит. Потом опять поднимает глаза на меня. Пристальный взгляд буквально пронзает меня насквозь. Характер все-таки у него есть.

– А ты не такой простой, Шелестов, – медленно говорит он. – Я буду за тобой присматривать. На этих уродов мне наплевать. Они давно напрашивались. Но не переходи границы, понял?

– Не понимаю, о чем вы говорите, товарищ милиционер, – мои глаза излучают искренность, – вы меня с кем-то перепутали. Я не преступник. Не нарушал и не собираюсь нарушать наши советские законы.

– Ладно, – бурчит Максим, подбирая папку со стола, – цирковые представления будешь устраивать в другом месте. До встречи.

– Лучше прощайте, товарищ старший лейтенант, – любезно отвечаю я, – надеюсь, мы больше не увидимся.

* * *

Химия была последним уроком, и домой я мчался «на всех парах», отмахнувшись от вопросов одноклассников о причинах вызова к завучу и пообещав им рассказать об этом завтра. Мама взяла отгул в своем НИИ, чтобы утром встретить отца, и меня сжигало безумное желание поскорее увидеть его.

Открываю своим ключом дверь в квартиру. В прихожей меня встречает улыбающийся папа. Он уже переоделся в темно-синие спортивные брюки и белую трикотажную футболку. Из кухни выглядывает сияющая мама в переднике. Смотрю на отца. Помолодевшее на пятнадцать лет родное лицо, черные волосы, лишь тронутые сединой, прямая осанка с гордым разворотом широких плеч.

– Привет, пап, – стараюсь вести себя сдержанно. В нашей семье чересчур выражать свои эмоции не принято. Но мое лицо само по себе расплывается в широкой улыбке.

– Здравствуй, сынок, – крепкие руки отца обнимают меня, чуть колючая щека с легкой небритостью щекочет мой подбородок. Улавливаю горьковатый запах цитрусов, едва осязаемый сладко-древесный аромат сандала, нежные мускусные нотки амбры и легкую лесную дымку ветивера. Любимый папин одеколон «Дипломат». Вместе с флакончиками «Консула» и маминой «Красной Москвой» он являлся неизменным обитателем полочек шкафа в ванной на протяжении многих лет.

Папа прижимает меня к себе и тут же отстраняет.

– Раздевайся, пошли чаю попьем, а мама нам пока поесть приготовит, – энергичным голосом командует отец.

Скидываю ботинки, вешаю куртку на плечики в шкафу и следую на кухню. Доносящиеся оттуда вкусные мясные запахи будоражат сознание, заставляя выделяться слюну.

Мама, повернувшись к нам спиной, хлопочет у плиты. На сковородке весело трещат отбивные с золотистой аппетитной корочкой. Пускает клубы пара в потолок кастрюля с макаронами, периодически помешиваемыми большой ложкой в руках родительницы.

– Рассказывай, как дела в школе, тренировки? – интересуется отец, разливая чай в кружки.

– Нормально все, – отвечаю я, – учусь, все идет своим чередом. Недавно с Семеновичем в паре стоял.

– И как успехи? – иронически усмехается папа. – Хоть раз по нему попал?

– Ага, один раз только и получилось, – улыбаюсь, вспоминая спарринг, – обманул его немножко, но он мне больше накидал.

– Это уже достижение. Молодец, – батина рука хлопает меня по плечу. – Игорь Семенович – мастер. Всю жизнь тренируется и как губка впитывает в себя знания различных систем рукопашного боя. Достать его даже в тренировочном бою очень непросто. Потом покажешь, как ты это сделал.

– Нет проблем, – хоть я и взрослый мужик в теле юноши, но похвала отца очень приятна.

– Еще и пятерки по английскому и НВП получил, – добавляет мама, пластая ножом батон.

Папа одобрительно смотрит на меня.

– Ну что сказать, молодец, сынок, – повторяет он – а чем на НВП отличился?

– «Калашников» разобрал и собрал, – скромно сообщаю я, – помнишь, ты мне еще пару лет назад, в гарнизоне были, показывал, как это делается? Я все запомнил. Потом освежил знания, и когда военрук меня вызвал, не облажался. Уложился в норматив.

– Раз такое дело, – улыбается довольный папа, – буду как в известной сказке «золотой рыбкой». Проси чего хочешь.

– У меня две просьбы. Первая – хочу на каникулы повидать деда, съездить к нему в Москву. Вторая – отдельный разговор. Есть один серьезный вопрос к тебе от Игоря Семеновича и меня. Требуется твоя помощь.

– Отец только приехал из командировки, – вмешивается в разговор недовольная родительница, – дай ему хоть немного отдохнуть и прийти в себя.

– Мам, я не против, – примирительно поднимаю вверх ладони, – папа спросил, я ответил.

– Подожди, Настя, – властно говорит отец. – Говори, Леша.

– Пап, я разговаривал с Игорем Семеновичем, – излагаю я, – есть идея открыть военно-патриотический клуб для комсомольцев. Поможешь?

– Постараюсь. А зачем вам это? – интересуется отец. – Уроков НВП не хватает?

– Пап, уроков НВП недостаточно, да и они не вызывают энтузиазма у многих. А вот дать ребятам ощутить, что такое армия, и почувствовать себя единой сплоченной и боевой командой – это другое. Ты спрашиваешь, зачем нам это? Во-первых, – начинаю загибать пальцы, – это патриотическое воспитание молодежи. Пусть почувствуют, что такое быть защитником Отечества, получат дополнительные практические умения по обращению с оружием, оказанию первой помощи, действий в различных боевых ситуациях. Не дай бог, что-то начнется, они уже будут подготовлены. Помнишь, дед рассказывал, как в первые месяцы Великой Отечественной много народу погибло, попало в плен или было покалечено именно потому, что люди были недостаточно готовы ни физически, ни психологически к такой мясорубке. Во-вторых, у ребят появится дело, честное, красивое и благородное. Уметь защищать Родину – что может быть важнее для мужчины? В-третьих, все участники будут приучаться к дисциплине и ответственности. Согласись, это в жизни пригодится. В-четвертых, такие люди нужны нашей стране и партии. Сильные, смелые, способные повести за собой людей и не дрогнуть в критических ситуациях. Помнишь, как в песне: «если не я, то кто же»?

Отец задумчиво кивает.

– Леш, ты рассуждаешь, как зрелый мужчина, – глаза папы пристально смотрят на меня, – странно, ты как-то быстро вырос.

– Много читаю, работаю над собой. А вообще Игорь Семенович на меня хорошо влияет, – улыбаюсь, – мы с ним на эту тему уже разговаривали. Так как, поможешь?

Жду его ответа. После минуты молчания батя хлопает ладонью по столу.