Истинный джентльмен

– Ах, да, – перебила меня Вероника. – Я забыла. Ты всегда делаешь то, что обязан.

Сказано это было с такой горечью, что я не обиделся, а удивился. Неужели я случайно задел чувства Вероники? Насколько я помню, мне не в чем себя упрекнуть. Я могу быть резок с мужчинами, но с женщинами я безупречно вежлив!

– А вот я пришла сюда ради тебя, – продолжала Вероника все с той же непонятной мне интонацией. – Я знала, что ты будешь, и согласилась прийти только для того, чтобы увидеть тебя.

Я похолодел. Что она хочет этим сказать? Я осторожно покосился на девушку. К счастью, она смотрела не на меня, а вниз. Я точно знал, что все, что бы я ни сказал сейчас, прозвучит глупо. Но молчать было невозможно, и я пробормотал:

– П-почему?

Она вскинула голову, и я невольно отшатнулся. В глазах ее горел огонь вдохновения. Я никогда не думал, что лицо женщины способно так меняться…

– Я так больше не могу, Майк! – воскликнула она. – Пусть меня называют дурой, но я не буду молчать!

Я открыл было рот, чтобы заметить, что она чересчур самокритична, но Вероника не дала и слова вымолвить. Она сказала такое, от чего все возражения благополучно вылетели у меня из головы, а кровь застыла в жилах.

– Я люблю тебя, Майк! С того самого момента, как мы познакомились на помолвке Джерри. Помнишь?

Я машинально кивнул.

– Вначале я очень боялась, что ты догадаешься. – Вероника заметно волновалась. – Так хотела тебе понравиться, покорить тебя, чтобы ухаживал за мной, как остальные, говорил комплименты, страдал…

Она душераздирающе вздохнула. Этот вздох мог бы растопить лед, но только не мое сердце. Хорошенькие грезы у этой очаровательной юной леди! Чтобы я стал частью ее верной свиты, был у нее на посылках и мечтал умереть от счастья после первого поцелуя!

– Но потом я поняла, что это невозможно. – Вероника закусила нижнюю губку и отвернулась.

Я позволил себе чуть усмехнуться. Ох уж мне эти избалованные красавицы…

– И также поняла, что люблю тебя не просто так, как раньше, а по-настоящему. Сильно и навсегда. Я очень тебя люблю, Майк, и мне нет дела ни до кого другого. Можешь теперь думать обо мне все, что угодно.

Она оторвала от пола свои глазищи и подняла их на меня. Всего лишь секунду назад я готовился блеснуть красноречием и прочитать небольшую лекцию на тему о любовных иллюзиях и о сладком запретном плоде. Но было что-то в ее глазах, что меня остановило. Истинная боль, страдание… И сердце мое глухо заворчало в груди. Эта девочка с сияющими глазами ждет от меня не нотации. Она ни на что не рассчитывает, но она надеется, со всей страстью своих девятнадцати лет…

Могу ли я обмануть ее ожидания? Признание нелегко далось ей. Какой бы легкомысленной и беспечной ни была Вероника, ей было тяжело произнести эти слова. Неужели теперь я начну рассуждать о заблуждениях юности и неправильных оценках, когда всю суть моего послания можно свести к тому, что я-то ее не люблю? Это жестоко, обидно и неприлично. Нет ни одной причины, по которой я не могу осчастливить сейчас юную Веронику ответным признанием. Вернее, почти ни одной, но об этом не стоит даже и упоминать…

– Вероника, я должен сказать, что ты застала меня врасплох, – сказал я.

Отчаяние, промелькнувшее в ее глазах, заставило меня поторопиться.

– Но я счастлив, что ты решилась открыться мне. Я бы не смог заговорить с тобой первым… Ты слишком молода, слишком красива, чтобы я осмелился…

Я запутался и замолчал, но Вероника, кажется, истолковала паузу в свою пользу. Она растерянно заморгала, а потом вдруг улыбнулась.

– То есть, ты хочешь сказать, что… – начала она.

Но закончить фразу я должен был сам.

– С той самой минуты, что я увидел тебя, я потерял покой, – решительно произнес я. – Я… л-люблю тебя, Вероника.

Видимо, влюбленным свойственно стремление к самообману. Женщина, не испытывающая ко мне никаких чувств, сразу бы заподозрила неладное. Из меня неважный актер, и я не сумел вдохнуть в свои слова пыл истинной любви. Однако Вероника была рада и такому признанию.

– Это чудо! – закричала она от избытка чувств. – А я то была уверена, что ты слишком холоден, чтобы влюбиться в кого-нибудь на самом деле!

Я поцеловал ее волосы. Милое наивное дитя! Что ты понимаешь в любви…

2

Вероника Маунтрой

Я влюбилась в него с первого взгляда и на всю жизнь. Думаете, такого не бывает? Еще как бывает!

Мне было семнадцать, когда мой кузен Джерри (вообще-то Джеральд Астор, граф Рочестер, но для меня просто Джерри) вздумал жениться на французской танцовщице. Шуму было немало, но двадцатый век – не пятнадцатый, и попробуй запрети кому-нибудь выбрать себе пару по сердцу. Я бы, например, весь город разнесла, если бы papa стал навязывать мне кого-нибудь! Так и Джерри поступил всем вопреки. Молодец. Хоть что-то в жизни сам сделал.

Помолвка была изумительной. Отец Джерри еще богаче моего (хотя, кажется, что это вряд ли возможно) и закатил настоящее пиршество. Невеста, вся усыпанная драгоценными камнями, цепко держала Джерри под руку. Еще бы, такой жених подвернулся! Пусть не красавец, зато богат и из приличной семьи. Девушкам из низов приходится думать о таких пустяках. Истинной любви они не могут себе позволить.

На помолвке я веселилась от души. Тогда все эти светские мероприятия мне еще не надоели. Выглядела я неплохо – в платье лазурно-голубого цвета, который почему-то считают прерогативой блондинок, но который отлично подходит мне, брюнетке. Мимоходом разбила парочку сердец. Какой-то французский промышленник с круглым животом и выпученными глазами таращился на меня весь день, да давний приятель Джерри открыто объявил себя моим поклонником. Многие девицы не сводили с меня ненавидящих глаз, что говорило о том, что все идет, как надо.

И тут появился Он и все испортил. Я не знаю, почему он опоздал, но он пришел, когда кольцо уже красовалось на руке страшно довольной Франсуазы. Под воздействием шампанского Джерри потащил нового гостя знакомиться со всеми, в том числе и со мной.

– Майк Фоссет, мой старый приятель, – хохотнул Джерри, хлопая Майкла по плечу. – А это моя крошечная кузина Ники…

Тот едва заметно поморщился. Манеры моего кузена явно пришлись ему не по вкусу.

– Майкл Реджинальд Фоссет, – сухо представился он и протянул мне руку.

– Вероника Маунтрой, – ответила я, робко пожала его пальцы, заглянула ему в лицо и пропала навеки.

Глаза у него были изумительные. Светло-голубые, ясные, строгие. Как две льдинки. Ресницы пушистые, длинные, совсем как у меня после того, как по ним пройдется щеточка туши. Брови темные, ровные, не толстые и не тонкие, а как раз такие, какие нужно. Нос прямой, с небольшой горбинкой, губы нежно-розовые, а волосы блестящие, каштановые, целиком закрывающие уши. И при всем этом он ничуть не походил на девушку. Сразу было видно, что это мужчина серьезный, сдержанный, знающий, что положено, а что нет. Среди моих знакомых таких не водилось.

Потом я выяснила, что ему тридцать лет, он – сын баронета, изучал в Оксфорде историю Древних веков и никогда не был женат. Последнее, естественно, самое важное.

Правда, Джерри, источник всех основных сведений, сразу предупредил меня:

– Фоссет – человек особенный. Представитель старой аристократии, так сказать. Старомодный и скучный тип, хотя и отличный малый. Надежный и порядочный. Но тебе не по зубам, сестричка.

– Хочешь сказать, я недостаточно для него хороша? – оскорбилась я.

Джерри понял, что дал маху, и принялся извиняться. А из его сбивчивых пояснений мне стало ясно, что он имеет в виду. Майкл Фоссет не такой, как большинство наших знакомых. Он не прожигатель жизни и не светский лев. Член нескольких исторических обществ, печатает статьи в серьезных научных журналах и мечтает об участии в археологической экспедиции. С женщинами ведет себя безупречно и ни разу(!) не давал повода для сплетен. Несколько признанных красавиц напрасно пробовали на нем свои чары. Покорить Фоссета ни одной не было по силам.

– Так что, малышка, найди себе другой объект для охоты, – подытожил Джерри. – Не трать на Фоссета время.

Думаете, меня это остановило? Ни за что! Только подстегнуло мой интерес.

Второй раз я увидела Майкла в парижской Гранд-Опера. Если честно, терпеть не могу оперу, но есть места, где девушка из общества обязана бывать. Насколько я знаю, раньше в театры приходили не столько спектакли смотреть, сколько себя показывать. Такой подход нравится мне намного больше. Никакого лицемерия на тему «увлечения искусством».

С помолвки прошло уже три дня, но лицо Майкла по-прежнему стояло у меня перед глазами. Поэтому, когда я разглядела его в ложе напротив, я ни капли не удивилась. Судьба была просто обязана свести нас второй раз. На помолвке я слишком растерялась и не смогла ничего предпринять. Зато сейчас я была предупреждена и вооружена и собиралась укрепить наше парижское знакомство так, чтобы продолжить его в Лондоне. Майкл Фоссет мне не по зубам? Еще посмотрим, Джерри!

Театр был битком набит от партера до галерки. Давали «Тоску» с какой-то прославленной парижской певицей в главной роли. Сельма… или Селина… вечно эти французские имена вылетают у меня из головы. Видимо, она действительно хорошо поет, раз посмотреть на нее пришло столько людей!

Сидеть в ложе было удобно и приятно. Можно было спрятаться в глубине и потягивать прохладительные напитки, разглядывая зрителей и убранство зала. Но прятаться мне было не с руки. Мне нужно было, чтобы меня заметили. Я села вперед, облокотилась о край ложи и принялась рассматривать в бинокль зрительный зал. Я знаю, это невежливо, но когда тебе семнадцать, и ты наполовину американка, люди считают, что это все объясняет и извиняет.