Адские врата

– Славка, ты когда успел превратиться в мелкого вымогателя? Если не подпишу, то не поможешь?

– Куда я денусь! Конечно помогу. Но я же прошу не для себя лично! Я же для общего дела, – обижено воскликнул Слава.

– Так я высылаю тебе файл? – спросил Леонид, делая в еженедельнике пометку о просьбе Старостина.

***

Черный внедорожник «Вольво» медленно проехал знак въезда в Глуховецк. Если на окраинах городок ничем не отличался от сотни себе подобных, то центр в последних лучах заходящего солнца выглядел чистым, ухоженным и современным. Навигатор Гармина почему-то неожиданно начал тупить, вращая изображение на одном месте, а потом и вовсе отказался дальше показывать дорогу. Машина свернула на мощеную новенькой брусчаткой привокзальную площадь. Старинное здание вокзала с часами на башенке выглядело нарядным словно праздничный торт. По периметру площади выстроились современные постройки торговых рядов. А на самой площади скопилось несколько машин такси.

Паша подъехал к одной из них, высунулся в открытое окно и вежливо поинтересовался у водителя старого, но блестящего чистотой «Ситроена», как проехать на Старолесную улицу. Тот бросил подозрительный взгляд на московские номера, а затем коротко объяснил дорогу. Паша поблагодарил и тронулся в путь. Поплутав еще минут двадцать, он выехал на Старолесную улицу и не спеша поехал по ней, всматриваясь в номера домов. В самом конце улицы показался тридцать первый дом. Он практически находился на краю города. Дальше улица врезалась в федеральную трассу, которая уходила вдаль, петляя среди необъятных полей.

– Все понятно. Поворачивай назад, – приказала Ирина.

– Да ладно тебе. Тут и так окраина города. Вокруг ни души. Оставим машину здесь, чтобы не плестись пешком, – недовольно проговорил Паша.

После десяти часов, проведенных в машине, спорить с мужем не было сил, но на всякий случай Ирина все же решила точно придерживаться инструкций Рожкова.

– Я сказала, поворачивай! – раздраженно воскликнула она.

Паша недовольно покосился на жену, но все же развернул тяжелый внедорожник на узкой улице, и направил его назад в сторону центра города. Вскоре показался двухэтажный торговый центр с пафосным названием «Барселона». На парковке перед ним сгрудилась куча машин.

– Вот тут и оставим тачку, – проговорила Ирина.

Через пару минут они вылезли из машины и медленно побрели в сторону Старолесной улицы. Солнце уже село, и городок погрузился в вечернюю мглу. На улице зажглись фонари, но их свет едва касался дома номер тридцать один. Калитка была распахнута настежь. Они поднялись на крыльцо и постучали в дверь. Она тут же открылась. Перед ними стояла маленькая, сухонькая старушка в синем спортивном костюме с белой надписью: «СССР» на груди. Редкие седые волосы были стянуты сзади темной лентой. Выцветшие светло-голубые глаза смотрели строго и внимательно. Определить ее возраст было сложно. Ей могло быть как лет семьдесят, так и все девяносто. Но двигалась она шустро, словно маленькая ящерка. После приветствий, знакомства и вопросов о дороге, старушка провела их в светлую небольшую комнату. Ирина отдала ей деньги.

– А столоваться вы у меня будете или как? – поинтересовалась Евдокия Ильинична.

– У вас, конечно, – улыбнулась Ирина.

– Ну и правильно. У меня все свое, со своего огорода. Не то что в этих ресторациях. Не известно, из чего они там готовят. Только придется маненько добавить. Но все будет дешевле, чем в наших столовках.

Ирина кивнула, вновь вынула бумажник, отсчитала деньги и протянула хозяйке.

– Тогда через полчаса готовьтесь откушать ужин, – довольно проговорила Евдокия Ильинична и засеменила на кухню.

Глава 3

Хозяйка извинилась за забывчивость и отошла нарезать хлеб. Паша и Ирина с постными лицами сидели за столом, ожидая, когда она вернется, и можно будет приступить к ужину. На столе стояла сковорода с жареными котлетами, кастрюля с дымящейся отварной картошкой, тарелка с малосольными огурчиками и квашеной капустой. В центре блестел небольшой хрустальный графинчик с прозрачной как слеза самогонкой. Паша, при виде этого великолепия, непроизвольно сглотнул слюну и в тот же миг ощутил тычок в бок. Он обиженно повернулся к Ирине, собираясь, что-то возмущенно сказать, но она незаметно кивнула в сторону стены. Паша взглянул куда она указывала. На стене покосившись висела картина в подрамнике. Это была та самая, похожая на карикатуру, картина, что показывал Рожков. Вверху черная жирная надпись: «Адские врата». Ниже во все полотно карикатурное изображение широко расставленных женских ног в смешных розовых панталончиках. Между них, словно лилипуты среди ног Гулливера, маршировали солдатики со штыками на перевес. Где -то перед ними впереди виднелись схематически нарисованные взрывы, напоминающие красно-черные лилии. От них в разные стороны разбегались маленькие человечки. Ниже под марширующими солдатиками в курчавом облаке корявая надпись: «Пройди сквозь Адские Врата – героем станешь навсегда!» У женских ног в смешных ботиках с загнутыми носками были рассыпаны золотые монеты и букеты цветов. Левую ногу обвивал синий змей с жутковатым ухмыляющимся человеческим лицом. В глазу монокль, на голове кайзеровская каска с острым шпилем. Помимо этого, вся картина была заляпана множеством отпечатков пальцев разных цветов, словно картину в момент написания хватала куча рук, перемазанных краской.

– Жуть какая-то! На кой ляд кому-то могла понадобиться эта мазня? – пожав плечами, тихо спросил Паша.

– Заткнись и лучше приготовь на всякий случай таблетки, – сквозь зубы прошипела Ирина.

Вернулась хозяйка, поставила вазочку с хлебом и уселась в центре стола. Паша принялся накладывать женщинам картошку и котлеты. Когда он взял в руки графин, Евдокия Ильинична тут же проговорила:

– Мне совсем чуть-чуть. Здоровье уже не то что в молодые годы.

– А скажите, Евдокия Ильинична, что это за картина у вас на стене? – спросила Ирина.

– А! – махнула беспечно рукой хозяйка, – дырку в стене прикрывает. Уже бы выкинула давно это бесстыдство, да храню как память о своей непутевой покойной мамке. Это единственное, что от нее осталось.

– Так может, продадите ее нам? Я бы дала за нее двести долларов, – добродушно улыбаясь, проговорила Ирина.

– Ого! – воскликнула старушка. – Но извини, голубка, не могу. Вот помру, тогда приезжай и хоть все тут забирай. А пока я свой век с ней доживать буду. Привыкли мы друг к другу.

– Может, триста?

– Н-е-е-е! – рассмеялась Евдокия Ильинична. – Но не кручинься, красавица, у меня есть еще одна картина, пошибче этой будет. Настоящий шедевр. Вот ее я могу продать. Сейчас покажу – ахните! – проговорила она, встала из-за стола и шустро засеменила в свою спальню.

– Давай, – проговорила Ирина, кивнув на рюмку хозяйки. – Хрен ее уговоришь. Бесполезно.

Паша достал бутылек и вытряхнул в недопитую рюмку Евдокии Ильиничны две маленькие таблетки. Взял рюмку в руку и побултыхал содержимое. Было видно, что таблетки действительно быстро растворяются. Через минуту с гордым видом вошла хозяйка и показала свой «шедевр». Это была огромная цветная фотография под стеклом, в дешевой китайской пластиковой рамке с изображением накренившейся на волне яхты.

– Вот эта точно любую хату украсит. Смотрите, красотища какая! Повесите у себя дома, так все друзья и знакомые от зависти лопнут! – весело проговорила Евдокия Ильинична. – Это мне подруга подарила на день рождения. Могу даже за сто уступить. Все равно мне ее вешать некуда.

Паша с Ириной изумлено переглянулись и закивали, натянуто улыбаясь.

– Действительно, очень красивая картина. Мы подумаем до завтра. Ладно? – наконец выдавила из себя Ирина.

– Хорошо, – легко согласилась хозяйка.

– Так может, дерябнем по последней перед сном? – спросил Паша.

Старушка на мгновение замялась, а потом махнула рукой:

– Давай! У меня еще осталась капелька.

Выпили, закусили, Паша довольно крякнул и похвалил качество самогонки.

– А симпатичный у вас городок. Чистенький, уютный, – проговорила Ирина.

– Это да. Все благодаря нашему голове, или мэру, как нынче говорят, – произнесла Евдокия Ильинична. – Он у нас мужик боевой. Здоровенный, рожа страшная, один глаз перекошен. Хоть и из бывших бандюков, но у нас его все шибко любят. По-настоящему мужик об людях заботится. Поговаривают, раньше он валютой на улице торговал. Так ему какой-то чудик бляхой ремня по лицу заехал. Он, бедняга, и остался косым на один глаз. Но, как говорится, с лица воду не пить. До него-то у нас была вообще жуть жуткая. Разруха, грязь, темнотища. В конце девяностых такое творилось, что и вспоминать страшно. Что ни день, так убийство. Люди на улицу выходить боялись. Говорят, у нас тут шуровал какой-то платный душегуб по кличке не то Цитрус, не то Фикус, будь он не ладен. А потом все понемногу успокоилось, и жизнь постепенно наладилась. Ох, что-то меня сегодня разморило! В сон так и клонит. Вы извиняйте сердечно, но пойду я, пожалуй, прилягу, – зевнув проговорила хозяйка, поднялась из-за стола и нетвердой походкой направилась в свою спальню.

– Отдыхайте! Я все тут приберу, – бросила ей вслед Ирина.

Паша протянул руку к графину, но она его резко осадила:

– Куда? Не вздумай больше пить, нам еще назад по ночи ехать. Не забыл?

Они еще немного посидели за столом, негромко переговариваясь и прислушиваясь к шорохам в хозяйской спальне. Когда наконец все стихло, Ирина проговорила:

– Иди проверь, как там наша спящая красавица.

– Да рано еще. Давай подождем, – проговорил Паша и сладко зевнул.

– Иди! – твердо сказала жена.

Паша с недовольным видом поднялся и тихо прошел в хозяйскую спальню.