Новогодние неприятности, или Семья напрокат

В три шага парень преодолевает расстояние до прилавка и патетично опускает на столешницу листок, исписанный мелким убористым почерком.

– Розы красные – двадцать букетов. Шоколадные конфеты – пятнадцать коробок. Это что, Сень? – глупо хлопая ресницами, спрашиваю я и не могу поверить в предположение, которое подкидывает воспаленный мозг.

– А ты не догадываешься?

Взвизгивает Миленин, прочесывая отросшие светлые волосы пятерней, а я впервые смотрю на него другими глазами. Я всегда считала Арсения бережливым и рациональным, а не скупым. Когда он просил у официанта положить остатки несъеденного ужина в контейнеры, ведь «выбрасывать пищу – это преступление, Юль». Когда дарил собственной матери один подарок на день рождения и на новый год, потому что та родилась первого января. Когда выбирал более бюджетную кофейню, ведь «здесь и так восхитительные круасаны и вкусный латте».

А оказалось, что Сеня просто типичный жмот.

– Фен с тремя насадками? Рамка для фотографий – две? Серебряный браслет с гравировкой? Миленин, ты серьезно? – читая строчку за строчку, я испытываю все больший шок и хочу верить, что зрение меня поводит. Но буквы на треклятом листке достаточно четкие и разборчивые.

И как я раньше не замечала, что со мной все это время находился мелочный прижимистый идиот?

– Конечно, серьезно! Я потратил на тебя лучшие годы жизни, – патетически заявляет Арсений, а у меня от его наглой лжи начинает дергаться глаз.

– То есть тот факт, что ты три месяца жил на моей квартире, пока у тебя делали ремонт, и не потратил ни копейки ни на еду, ни на коммуналку – это фигня, да? А пятидневный отпуск в Питере за мой счет, потому что тебе задержали аванс – тоже ерунда? – потихоньку зверею я и упираю руки в бока, мечтая забыть все, что связано с этим придурком.

– Какой отпуск? Не помню, – совершенно серьезно выпаливает Сеня и продолжает испытывать мое терпение на прочность. – Я недавно читал в интернете, как парень взыскивал с девушки неосновательное обогащение через суд…

– Нашелся еще один имбецил, который посчитал, сколько стоят подаренные им подарки? – оборвав бывшего ухажера на полуслове, уже откровенно глумлюсь я, но он не сдается и с упрямством барана прет напролом.

– Зря ты так, Сладкова. Я ведь и чеки сохранил…

– Знаешь, что, ты, альфонс недоделанный, – устав от дурацкого представления паршивого актера, снующая рядом Петрова вмешивается в нашу беседу и красноречиво грозит Арсению внушительным половником. – Проваливай отсюда, пока я тебя горячей глазурью не облила.

После Женькиного предупреждения на пару мгновений в кафе воцаряется гнетущая тяжелая тишина, а потом колокольчик сигнализирует о вновь прибывших посетителях. И я с облегчением встречаюсь с Лариным усталым взгляд.

Демьян быстро оценивает окружающую обстановку, помогает дочке раздеться и филигранно удаляет ее с поля боя.

– Беги пока руки помой, а я нам что-нибудь закажу.

Алиска уносится в туалет с космической скоростью, а Ларин приближается ко мне и двумя пальцами подцепляет листок, валяющийся на столешнице. Косится на Сенькину писанину с пренебрежением и, нахмурив брови, все-таки уточняет.

– Что. Это. Такое?

– Я требую компенсацию!

Снова заводит старую шарманку Миленин и, судя по всему, наступает на больную депутатскую мозоль. По крайней мере, Демьян как-то злобно комкает бумажку, швыряет ее в урну под прилавком и хватает Арсения за шиворот, приговаривая «будет тебе и компенсация, и вознаграждение, и страховое покрытие».

А дальше происходящее очень сильно напоминает какой-нибудь кинофильм, в котором герой с ноги распахивает дверь и мощным пинком отправляет негодяя в сугроб.

– Юль, а где папа?

– Играет с дядей Сеней в снежки, – ехидно ухмыляюсь я и глажу подошедшую Алису по голове. – Эклер будешь?

– Ага.

Я догадываюсь, что сегодняшнее выдворение Миленина нам еще обязательно аукнется, но сейчас испытываю полное удовлетворение и огромную благодарность к Демьяну. Столько лет прошло, а ничего не изменилось. Он по-прежнему вспыхивает, как фитиль, и гоняет моих обидчиков.

Глава 7

Демьян

– Я буду жаловаться! Президенту! Путину! Вот! – Юлин бывший, превратившийся в большой снежный ком, издает пронзительный крик, на что я лишь отстраненно пожимаю плечами.

Пусть скажет спасибо, что кости целы. Учитывая, что желание размазать его по стенке кафе было практически непреодолимым. Спасло присутствие дочери.

– Да хоть в небесную канцелярию, – презрительно сплюнув под ноги, я круто разворачиваюсь и скрываюсь в помещении, игнорируя врезающееся между лопаток.

– Вы все еще крупно пожалеете!

Незадачливый ухажер продолжает разоряться на улице, привлекая внимание редких прохожих, ну, а я занимаю место за столиком между Юлей и Алисой и тянусь к политому клубничным сиропом чизкейку.

Выглядит он так умопомрачительно, что слюнки текут.

– Эх, Сладкова, Сладкова, – отломив небольшой кусочек божественного десерта, я отправляю его в рот и качаю головой. – Вот никогда ты не умела выбирать нормальных мужчин.

– Это да. Наверное, именно поэтому я согласилась побыть твоей невестой, – намекая на мой неангельский характер, улыбается Юлька и подвигает мне тарелку с воздушным безе. – Попробуй.

Все десерты у них в кафе выше всяких похвал, и это целиком и полностью ее заслуга. К дедушкиному делу она относится ответственно, как и ко многому другому. В отличие от большинства одноклассников, Сладкова никогда не прогуливала уроки без уважительной причины, посещала все лекции в универе и отказалась слинять с пар, когда я позвал ее в Питер.

Поездка, кстати, вышла так себе. Я уронил новую кожаную куртку с катера, когда мы катались по Неве, Славик утопил мобилу в ней же, а Инесса так и не смогла заменить отсутствующую Юльку. Моя тогдашняя пассия умудрилась нацепить на экскурсию двенадцатисантиметровые шпильки и долго ныла, пока я не взял ее на руки.

– Все очень вкусно, спасибо, Юль.

Вынырнув из омута воспоминаний, я от всей души хвалю Сладкову и доедаю свою порцию, после чего мы втроем отправляемся домой. Зажигаем гирлянду, смотрим старую добрую сказку «Морозко» и любуемся нашей красавицей-елкой.

Только вот наутро, когда я сонно вплываю в свой кабинет, от праздничного настроение не остается и следа. Ленчик разносит его в пух и прах.

– Демьян, как это понимать? Мы отбеливаем-чистим-блистим твою репутацию, а ты человека пинками вышвыриваешь в сугроб. Слуга народа, блин!

– Не передергивай, Леонид, – повесив пальто в шкаф, я осекаю излишне экспрессивного Парфенова и облокачиваюсь бедром о стол, скрещивая руки на груди. – Этот представитель, как ты выражаешься, народа – Юлин бывший.

– И что? – перебивает доморощенный остряк и иронически выгибает бровь. – Это значит, что его можно мордой в снег?

– Не только можно, но и нужно, – игнорируя скептический смешок, продолжаю гнуть свою линию. – Этот козел посчитал все подарки, которые дарил Юле, и решил выставить ей счет.

– Что-о-о?

– Что слышал, – передразниваю ошарашенного пиар-агента и поясняю для верности. – Все вписал, представляешь? И заколки с резинками не забыл, бижутерию какую-то дешевую, даже коврик в ванную комнату не забыл, прикинь?

Затыкаюсь. Парфенов тоже угрюмо молчит, будто воды в рот набрал. Больше не напирает на меня, только крутит в разные стороны пуговицу на лавандового цвета рубашке и силится выдать что-то членораздельное. У меня же в голове не укладывается, как земля носит таких индивидов, как недоразумение-Арсений.

Но, судя по всему, как-то носит.

– Извини. Был не прав, – после длительной паузы отмирает Ленчик и все-таки спрашивает. – Все понимаю, но как-то чуть более деликатно нельзя было?

– Можно, – киваю и криво ухмыляюсь. – Тихо закопать под ближайшей елкой и мирно отпраздновать.