За окном уже успело стемнеть, в салоне автомобиля сумрачно и по-особенному уютно. Негромкая спокойная песня, льющаяся из радиоприемника, не раздражает слуха, свет фонарей не пробивается сквозь тонировку и не мешает постыдно задремать в присутствии двух посторонних людей. Кто ж виноват, что я дрыхну как сурок в любом виде транспорта, стоит ему только тронуться в путь.
– Кнопка, пора вставать. Ножками топ-топ, – будит меня Филатов, мягко, но настойчиво тормоша за плечо, так что я нехотя открываю глаза, хлопая ресницами и пытаясь сфокусировать на Ванькином профиле замутненный взгляд.
– Изверг, – вывожу одними губами, опуская кеды на чуть влажный от дождя асфальт, и по привычке обвиняю соседа во всех смертных грехах: – из-за твоей ведь музыки вчера не выспалась.
Я поднимаюсь к себе, как ежик в тумане, в кромешной темноте стаскиваю обувь, где-то по пути оставляю одежду и без сил валюсь на кровать, надеясь выспаться во всех мыслимых и немыслимых позах. И первый раз за последнюю неделю мне это удается – в коридоре тихо и безмолвно, а из квартиры напротив не доносится никаких звуков. Никто не стучит в барабан, не издевается над тромбоном, и даже из обычно орущего сабвуфера не гремит тяжелый металл.
В общем, поутру я встаю до будильника, отдохнувшая и цветущая, как майский ландыш – без привычных серо-синих теней под глазами и покрасневших, как у столетнего вампира, капилляров. Ну, а дальше отметка настроения и вовсе ползет вверх, когда я вспоминаю об официальном разрешении пропустить пары.
В небольшой зал с лишенным лоска щербатым паркетом и хлипким станком я вхожу одной из последних, глотая приготовленную с вечера воду с лимоном и мятой. Торможу у порога, привстаю на цыпочки и потягиваюсь, замирая от сладостного предвкушения, гуляющего в крови. Может, я и не профессионал, но занятия бальными танцами и джаз-фанком определенно оставили в моей жизни неизгладимый след. До сих пор, стоит только мелодии зазвучать, как ноги сами начинают выводить на полу какие-то движения.
– Всем привет, – я опускаюсь на шаткую скамейку в полнейшей вязкой тишине, чтобы перешнуровать кроссовки, и боковым зрением фиксирую, как стремительно отодвигается от меня сидевшая рядом брюнетка с двумя короткими косичками, из которых выбиваются кудряшки.
Понятно. И здесь гегемония Шанской.
– Что, злая тетя Злата запретила со мной общаться? – ехидно фыркаю и беспечно передергиваю плечами, испытывая легкое недоумение от детских игр в песочнице. Вот уж кто явно не обременен лишними проблемами, вроде «где взять деньги на еду на месяц вперед» и «из каких сбережений закрыть возросшую коммуналку».
Естественно, ответа на мой вопрос не следует, правда, культорг на пару секунд отвлекается от экрана планшета и, сузив змеиные чуть раскосые глаза, гневно в меня тычет.
– В последнюю линию справа вставай.
– Окей, босс, – знаю, что мой голос звучит чересчур звонко и язвительно, но никак не могу научиться втискивать себя в рамки. Боюсь, что и я на собственных похоронах привстану из гроба, чтобы сообщить собравшимся, в чем они не правы.
Под изумленные приглушенные шепотки я занимаю место в дальнем углу класса и начинаю неспешно разминать все тело, начиная от слегка одеревеневшей шеи, заканчивая многострадальным голеностопом. Складываюсь пополам и касаюсь пальцами стоп с блаженной полуулыбкой и стойкой уверенностью, что ни одна зараза не испортит мне репетицию. И, пока я планомерно разогреваю все мышцы, в зал вихрем врывается невысокая крепко сбитая блондиночка, растягивающая матово-розовые губы в кровожадном оскале инквизитора.
– Я не опоздала? Погнали?
Судя по скривившейся физиономии Шанской, хореографа она тоже не жалует, но открыто не возмущается. Царственно машет запястьем с массивным серебряным браслетом на нем и возвращается к разговору со старостой, который сопровождает ее везде: и в деканате, и в столовой, и на спортплощадке, где он сам не занимается из-за несуществующей болячки, нарисованной его мамой-врачом.
– Пять, шесть, семь, восемь, – громкий счет ударяет по ушам, отскакивая от стен, и дальше начинается форменная вакханалия.
Мало того что танцевальные связки далеки от банального «два притопа три прихлопа» примерно так же, как Москва – от Пекина, так я еще и пропустила несколько вводных занятий. И теперь голова пухнет от свалившейся разом информации, а впереди стоящая девчонка, у которой обе ноги левые, частично заслоняет обзор. И я с грустью думаю, что выполнить данное куратору обещание будет не так-то просто.
– На сегодня все, – прерывает наши мучения совсем не запыхавшаяся танцорша, а меня можно выжимать вместе со свободной нежно-персиковой футболкой, фиолетовыми легинсами и тугим спортивным топом. Глубоко вдыхаю, длинно выдыхаю и направляюсь в сторону выхода, когда меня ловят за запястье и разворачивают.
– Лиля, – блондинка протягивает мне свободную ладошку, игнорируя визгливое «Зорина» в исполнении Шанской.
– Алена Васильева. Можно просто Вася.
– Слушай, Вась, а тебе подработка случайно не нужна? Ты вроде неплохо двигаешься, – от неожиданного предложения сердце подпрыгивает вверх, скромная радость вытесняет сомнения, и я только и могу, что часто моргать и лихорадочно, пылко кивать.
– Очень нужна, – сбивчиво выпаливаю и начинаю гипнотизировать пол, в глубине души надеясь, что это все не глупый розыгрыш и никто не собирается поднимать меня на смех.
– Мы выступаем с развлекательным шоу. У меня подружка залетела, и скоро ей понадобится замена. Приходи послезавтра в «Чернила» на пробу.
Получив мое молчаливое согласие, Зорина демонстративно не прощается с культоргом и выскальзывает из зала, плавно покачивая бедрами. Я же намертво прилипаю кроссовками к выцветшему паркету и просто-напросто теряю дар речи. Неужели мне настолько подфартило? Да в «Чернилах» же охренительные чаевые!
Глава 10
Иван
Потому что ты идиот. Нет-нет,
не нужно так смотреть,
почти все кругом идиоты.
(с) к/ф «Шерлок».
– Фил, у меня к тебе дело на миллион, – Захар опирается локтями на черную столешницу и нетерпеливо ерзает на кожаном диване, издающем смешные скрипящие звуки. Мое же предчувствие при виде горящих знакомым огнем глаз друга начинает вопить белугой. Главное, не угодить в изолятор как в тот раз, потому что беспокоить Волкова, особенно после того, как мы с пеной у рта доказывали, что подобное больше не повторится, будет совсем неудобно.
– У сестры новый хахаль появился? Пообщаться надо? – забираю у подошедшей официантки стакан холодного вишневого сока, делаю несколько глотков через широкую трубочку и пытаюсь вразумить часто вспыхивающего, как спичка, товарища: – Я по-любому в теме. Но давай без последствий, что ли.
– Да не в этом дело…
– В долги опять влез? – подозрительно кошусь на Лагутина, обладающего выдающимся талантом влипать в разнообразные аферы, вроде участия в сомнительной пирамиде или оформления кредита на покупку бытовой техники, которой он с гарантией сто процентов пользоваться не будет.
– Да нет же, – обрывает мои внутренние сомнения приятель, начиная абсолютно безбожно подлизываться: – ты же у нас компьютерный бог, повелитель всемирной паутины, властелин кодов…
– Захарка, а давай ты от подхалимажа перейдешь к делу, – без труда разоблачаю грубую лесть Лагутина и жалею, что не взял чего-нибудь крепче сока. Потому что воспринимать некоторые его просьбы без ста грамм невероятно сложно.
– Айфон одной девочки взломать нужно. Сможешь?
– Кхм, – набрав полные легкие воздуха, я закашливаюсь от такой детской непосредственности и поразительной беспечности. Смотрю в невинные серые глаза, и понимаю, что товарищ не прикидывается шлангом, а реально не врубается. – А ты что-нибудь слышал про защиту персональных данных? А про тайну сообщений и неприкосновенность частной жизни?
– Да понял я, понял, не продолжай, – грустно вздыхает Захар, демонстрируя пятьдесят оттенков вселенской скорби, и утыкается носом в тарелку с теплым салатом с руколой, черри и креветками. Накалывает на вилку сочную маленькую помидорку и продолжает буравить невозмутимого меня жалобным взглядом: – к нам в отдел новую сотрудницу перевели, а она вся такая невозмутимая, недосягаемая, не знаю, с какой стороны подступиться. Так бы я почитал ее переписки, узнал бы, какие цветы она любит, куда ее лучше позвать…
– Лагутин, ты идиот? – борюсь с непреодолимым желанием с размаха приложиться лбом о гладкую поверхность стола и задаю резонный вопрос, первым приходящий на ум: – а подойти к ней и просто спросить ты не пробовал?
– Легко тебе говорить, – обиженно надувается друг, вяло ковыряя политые гранатово-уксусным соусом листья. – Ты ж не паришься, не ухаживаешь никогда, на тебя девчонки сами вешаются и номера телефонов на чем только не пишут. Начиная от кофейных стаканчиков, заканчивая тысячными купюрами.
И, как будто в подтверждение его слов, рядом со мной на диван опускается рыжеволосая красотка в кукольном голубом платье с пышной юбкой-пачкой, грациозно вытягивает длинные ноги, обутые в черные туфли на экстремально высоком каблуке, и кокетливо хлопает пушистыми длинными ресницами.
– Не помешаю? – она нарочито медленно обводит кончиком острого языка пухлые губы, явственно намекая на пикантное продолжение вечера, и я, решив, почему бы и нет, подзываю официантку.
– Что будешь, конфетка, – я понимаю, что подобное обращение звучит до невозможного банально и приторно, прямо как в худшем американском ромкоме, но девушка ведется, расплываясь в довольной победной улыбке.
– Пина коладу, – ее выбор оригинален примерно настолько, насколько и моя «конфетка», но не за высокоинтеллектуальными ж беседами мы сюда пришли.
Так что после трех коктейлей рыжая соглашается поехать ко мне, и теперь мы стоим с Захаром на улице, пока она пудрит носик в дамской комнате. Лагутин стреляет у импозантного мужчины лет сорока с часами в три моих зарплаты сигарету и, подкурив и вдохнув порцию никотина, совершенно внезапно наступает на мою любимую мозоль.
– А с соседкой у тебя как?
– Никак, – игнорируя легкий холодок раздражения, пробежавшийся вдоль позвонка, пожимаю плечами и начинаю загибать пальцы: – во-первых, она дружит с Лизой. И, как ты думаешь, что со мной сделает Истомина, если я Ваську обижу? Правильно, руки-ноги повыдергивает, местами поменяет и скажет, что так и было.
– Дословная цитата? – Захар прячет лающий смешок в кулаке, видимо, представив процесс моей экзекуции вживую. – А во-вторых?
– А, во-вторых, она ж проблемная. Ее добиваться надо, удивлять. А если разбежимся, квартиру продать, чтоб каждый день не сталкиваться? – скептически хмыкаю, оценив все минусы такого расклада, и переключаюсь на выплывающую под фонари рыжулю, облизывая взглядом высокую подчеркнутую корсетом платья грудь. – Все, брат, мы погнали.