Медовый Спас

– Слышал, отец Савелий, тоже людей лечит.

– Молитвами он врачует. Редко когда Савелий сам ходит по больным. Они сами к нему идут. Или немощного приносят к храму, если тот идти не может. А назад порой на своих ногах больные уходят. Отец Савелий наверняка уже в курсе, что вы объявились на нашем острове. Он сейчас молится за тебя и твоего товарища. После, когда рана у Анатолия начнёт подживать, он его обязательно подлечит. Да и тебе не мешало бы на службу сходить, – предложил Фёдор.

– Устал я. Прилечь хочется, – признался Павел.

– Ну, как знаешь! Тогда хоть в баньку сходи. Она уже натоплена. А потом в сарае на сеновале заснёшь. Идём! – позвал гостя Фёдор.

Хозяин и Павел вышли из избы и направились к бане, которая стояла на самом берегу озера, метрах в ста от избы Фёдора. В бане было прорезано маленькое незастеклённое окошко.

Павел с удовольствием попарился в пропахшей берёзовой листвой и хвоей бане, после чего Фёдор и Павел окунулись в прохладную озёрную воду.

Хозяин выдал Павлу белую рубаху и широкие серые штаны, пообещав, что его грязную одежду постирает хозяйка. затем Фёдор отвёл гостя в сарай, в котором под самым потолком было несколько маленьких окошек, затянутых марлей.

– Я сам, когда стоят тёплые ночи, ночую на сеновале. Воздух здесь свежий. Чтобы комары ночью не донимали, я оконца затянул марлей, – сказал Фёдор.

– Хорошо, что здесь окошки маленькие. В них медведь или рысь не заберутся, – заметил Павел.

– Не бойся. На острове вообще не водятся крупные хищники, – уверил его Фёдор.

– А мелкие хищники обитают?

– Этих много – куницы, хорьки и мыши.

– Мыши – это грызуны, а не хищники, – поправил хозяина Павел.

– Всё равно, мыши могут укусить. Умолкни, москвич! Ложись на сено и спи.

– Умолкну я скоро и надолго, – вздохнув, произнёс Павел.

– Никогда не произноси такие нехорошие слова, и долго жить будешь, – сердито произнёс Фёдор и вышел.

Павел закрыл дверь на щеколду и по приставной деревянной лестнице забрался на сеновал, под крышу сарая. За стеной, в пристроенной к сараю голубятне, некоторое время ворковали голуби. Когда на улице стемнело, голуби угомонились и затихли.

В сарае, как и в избе, электричества не было.

«При свечах живут, бедолаги. А ведь, если у них есть свои металлурги, охотники, звонари и священники, то должны быть и электрики. Уж ветряную электростанцию вполне могли бы соорудить», – подумал Павел.

Он с наслаждением вдыхал аромат душистого сена и прислушивался к мерному шуршанию накатывающихся на берег волн, к шелесту перебираемых ветром листьев. К этим звукам вскоре присоединился гул комаров, собравшихся возле затянутых марлей окошек. Под эти баюкающие звуки Павел заснул.

Проснулся он посреди ночи из-за светившего ему в глаза лунного света, проникшего через окошко. Павел повернулся на другой бок, но заснуть уже не смог. Павел окончательно разгулялся и спустился с сеновала. Отряхнувшись от налипшего сена, он распахнул дверь и вышел на улицу. Ночь была звёздной и прохладной. Назойливые комары набросились на Павла.

Он вышел на берег, где свежий ветерок прогнал гудящих маленьких кровососов. Шагая по покатым валунам, он добрался до кромки воды. Волны накатывались на огромный валун, на котором он стоял. Павел посмотрел на освещённый бледным светом луны причал, возле которого на волнах покачивались лодки, и увидел белую женскую фигуру. Не склонный к мистике Павел, тем не менее, вздрогнул. Эта фигура показалась ему бесплотной. Он отошёл от воды и поспешил к сараю. Однако что-то заставило его оглянуться. Павел снова увидел на причале женский силуэт и узнал стоявшую женщину. Это была Фотиния. Имя Фотиния, по мнению Павла, не подходило этой юной красавице. Он нисколько не удивился бы, если бы так звали монахиню или древнюю старуху, но дочь Фёдора и Арины была совсем юной.

Павел направился к ней. Фотиния оглянулась и вздрогнула.

– Вы меня напугали! – испуганно произнесла девушка.

– Не спится? – спросил Павел.

– Да. Я люблю смотреть на озеро ночью, когда светит луна. Очень красиво блестит вода.

– Тебя отец не будет ругать?

– Нет. А за что?

– Не опасно одной находиться ночью возле озера?

– Нет. Ведь на острове не водятся хищники. Жила, говорят, очень давно, на другом краю острова, в берлоге медведица с медвежатами, да застрелили их уже давно. А другие хищные звери на Звон-остров не идут. Людей боятся.

– Не очень-то они боятся, – возразил Павел, вспомнив про вышедших к потерпевшему крушение самолёту медведей и напавшую на Анатолия рысь.

– Вы о вашем раненом друге сейчас подумали?

– Да.

– Так ведь вы были в тайге без оружия.

– Оружие у меня было. Я топором рысь убил.

– Вообще-то сильный хищный таёжный зверь только ружья боится.

– А где вы берёте оружие?

– Некоторые люди сюда со своим оружием приходят. А несколько лет назад военный вертолёт упал в тайге. В нём оружие было и ящики с патронами. Пилоты погибли. Правда, это случилось далеко отсюда. Наши мужики замучались оружие на Звон-остров доставлять. Теперь у нас даже четыре автомата есть. А ещё раньше по реке Уклейке плыла пустая моторная лодка со сломанным двигателем. Хозяин видно утонул или звери его задрали, а двигатель в моторке был сломан. На дне лодки лежали канистры с керосином. Их мужики доставили на Звон-остров. Мой отец одну канистру у нас в сарае схоронил.

– Значит, вы тут крепко обосновались.

– Крепко. Я тут с самого рождения живу. На острове всегда было спокойно. А вот когда меня отец с собой в тайгу брал, я сильно волновалась. В тайге звери – хозяева. Отец меня учил, что нельзя хищного зверя пугаться. Зверь чувствует, когда его не боятся и уходит.

– А зимой по льду на остров звери не забредают?

– Разве что кабаны. Те никого не боятся. А волки, росомахи, рыси и медведи не идут на наш остров. Звон-остров дымом и человечьим духом пропах. Зверь это чует. К тому же, теперь у нас колокола часто звонят – зверь из-за их звона тоже нашего острова сторонится.

– Отец твой сказал, что у вас тут только куницы, хорьки, да мыши водятся.

– Ещё на острове зайцы и белки живут. А ещё из живности – домашние овцы есть, небольшое коровье стадо, куры, утки и кролики. Говорят, кроликов с Большой земли завезли давным-давно. Некоторых длинноухих выпустили на волю. Теперь они много нор нарыли на другой стороне острова и вблизи Медной горы.

– Озеро здесь словно живое. И ночь словно живая, – сказал Павел. – Не пойму, откуда-то слышится нежный шёпот. То ли это шелестят листья на деревьях, то ли волны шуршат, набегая на камни, то ли звёзды что-то шепчут.

– Вы рассуждаете так же красиво, как дядя Лёня. Он сочиняет стихи и музыку и поёт задушевные песни. У него есть старая гитара. А ещё он рожки делает.

– Значит, он талантливый человек.

– Дядя Лёня – охотник. Всем остальным он для души занимается. Он сам так говорит. А ещё у нас есть звонарь Серёжа. У него здорово получается в колокола звонить. А вы сами ничего не сочиняете?

– Нет.

– Жаль. А ведь, наверное, можете. Ведь вы так красиво говорите, – разочарованно сказала Фотиния.