Multi venerunt, или Многие пришли

Когда Аврора проходила мимо водопада, в лицо Грегуару и Веронике стали впиваться колючие брызги, сверкавшие под лучами солнца, которые пробивались сквозь струи воды. Патрис заехал в зияющий в скале проём. Грегуар и Вероника последовали за юным трубадуром и попали в небольшую пещеру, на тёмных стенах которой горели три тусклых смоляных факела. С низкого влажного свода падали гулкие капли. Патрис слез с лошади. Вероника и Грегуар тоже спешились. Они привязали своих лошадей к устроенной в пещере коновязи, возле которой всхрапывали лошади, на которых прибыли катары и их друзья.

Патрис, Грегуар и Вероника проследовали по длинному подземному коридору и оказались в просторной пещере с высоким сводом, которая была ярко освещена огнями нескольких десятков факелов, закреплённых на стенах. К ним подошли Персиваль и Данье.

Поражённый красотой пещеры, Грегуар с восторгом рассматривал сияющие бесчисленными искорками гранитные стены и свод. Это сверкали вкрапления кристалликов горного хрусталя, на которые падали отблески горевших факелов. Стены и свод пещеры казались хрустальными. Юноша не мог поверить, что видит эту красоту наяву. Затаив дыхание, Грегуар смотрел на белёсые наросты, похожие на пики, которые свисали со свода. Мраморные камни самых причудливых форм, выступавшие из земли и стен, располагались по всей пещере. Словно статуи, изваянные ловкими руками неведомых скульпторов, эти образования напоминали людей в длинных одеждах, различных животных или же походили на кусты и невысокие корявые деревца, стоявшие без листвы.

– Ничего подобного я никогда в жизни не видывал! – признался Персиваль, осматривая пещеру.

– Какое великолепие! – прошептал Данье. – Ради того, чтобы увидеть такую красоту, стоило рисковать и ехать на лошади по узкой горной тропе.

– Сrystallinus sacrarium! – прошептал потрясённый Персиваль.

Грегуар, потрясённый увиденным, не сразу обратил внимание на толпу людей в чёрных одеждах, которая собралась в центре пещеры. Они молча стояли перед расположенным возле дальней стены прямоугольным каменным постаментом, на который по высоким ступеням взошёл высокий седобородый старец в чёрном балахоне. На груди у старца на верёвке висела книга. Внизу, возле каменных ступеней расположились пять седовласых бородатых мужчин и три женщины, которые были облачены в такие же чёрные балахоны, как и старец с книгой на груди. Они повернулись лицом к остальным катарам, собравшимся в огромной пещере.

По четырём углам постамента, в больших мраморных подсвечниках, стояли четыре огромные ярко горевшие свечи. Кроме того, на постаменте располагалась вертикальная мраморная плита с выступающим равнолучевым крестом, который был обрамлён кольцом. Чуть выше креста в плите находилась прорезь в форме летящей птицы. Над этой прорезью в плиту был вмурован большой кристалл горного хрусталя. За мраморной плитой, на стене пещеры были закреплены несколько больших факелов, пламя которых освещало прорезь в плите и насквозь просвечивало вмурованный в плиту прозрачный кристалл. Казалось, будто в Хрустальный храм влетает огненная птица, несущая катарский крест, а над птицей сияет солнце, на которое был похож сверкающий гранями кристалл, ставший золотистым от пламени факелов. Неподалёку от мраморной плиты на треножнике стояла большая бронзовая чаша, в которую стекала тонкая струйка воды из подземного родника, бившего из стены пещеры. Вода изливалась из переполненной чаши и по жёлобу стекала за постамент.

Под высоким сводом пещеры гулко разнёсся громкий голос седого катара.

– Кто этот человек? – шёпотом поинтересовался Грегуар.

– Это наш епископ – Совершенный катар, – пояснила Вероника.

– Что он говорит? Я не могу разобрать слова.

– Епископ читает начало евангелия от Иоанна. Мы признаём только это евангелие, если не считать благой вести от Итамара. Мы с тобой стоим очень далеко. Надо подойти поближе. Там будет хорошо слышно, – предложила Вероника.

Грегуар и Вероника направилась к центру пещеры, и встали позади толпы, рядом с Мартином. К ним подошли Персиваль и Данье. Патрис смог протиснуться сквозь толпу и добрался до каменных ступеней, которые вели к постаменту.

Теперь Грегуар отчётливо слышал слова, которые нараспев произносил епископ.

– Подумать только! Епископ читает евангелие в пещере, а у меня такое ощущение, будто мы находимся в прекрасном храме. Только я не встречал храмов, красивее, чем этот! – проговорил потрясённый Грегуар.

– Причём заметьте, этот пещерный храм красив лишь внутри, а снаружи вокруг нет ничего, кроме обыкновенных гор и серых скал. И в этом я вижу глубокий философский смысл. Вера катаров, не пышная внешне, полна внутренней энергии добра и любви, – отметил Персиваль.

– Насчёт того, что горы в этих местах обыкновенные, я не соглашусь, – возразил Данье. – Ты, Персиваль, вероятно забыл, какой величественный прекрасный пейзаж мы видели, когда поднимались по горной тропе. Разве ты забыл, какой невероятно красивый могучий водопад низвергается перед входом в пещеру?

– Несомненно, водопад красив. Однако подобных водопадов я видел немало, а такая чудесная пещера, похоже, одна. Потрясающая красота Сrystallinus sacrarium должна пробуждать в людях добрые мысли и чувства, – сказал Персиваль.

– Вернувшись в Тулузу, я примусь за работу. Я должен написать Хрустальный храм катаров, – решил Данье.

– Не советую тебе этого делать, – сказал Персиваль.

– Почему? – удивился художник. – Подобных картин я не видел. Это будет необычайная картина. Я её выполню на большом холсте. Вот только меня смущает, что я не смогу передать всю красоту этого пещерного храма.

– Меня смущает иное, – сказал Персиваль. – Ведь как только люди, вроде Симона де Монфора или Пьера де Кастельно, увидят твою картину, они сразу же примутся разыскивать этот храм катаров, чтобы его уничтожить. Солдаты станут рыскать по горным тропам и выслеживать катаров, направляющихся в эту пещеру. К тому же, алчные люди замыслят разорить катарский храм, стены которого покрыты кристалликами горного хрусталя, а в мраморную плиту вмурован большой кристалл. А ведь ты, Данье, наверняка приукрасишь действительность. Я тебя хорошо знаю. На картине ты изобразишь позолоченный постамент, а мраморную плиту с катарским крестом ты дополнишь вкраплёнными в неё разноцветными драгоценными каменьями. Но даже если ты этого не сделаешь, о месте тайного моления катаров будет чрезвычайно интересно узнать папским шпионам.

– Ты преувеличиваешь опасность, – сказал художник.

– Это ты её недооцениваешь. Не удивлюсь, если тебя самого подвергнут пыткам, чтобы узнать о местонахождении Хрустального храма.

– Пыткам? – в ужасе спросил Данье. – Ты шутишь или мне послышалось?

– Да, тебя могут подвергнуть пыткам. И тебя не спасёт твоё знакомство с папским легатом Пьером де Кастельно и другими влиятельными католиками. Они вмиг забудут, что когда-то ты писал их портреты. Даже если бы ты сделал портрет самого Папы, тебя это не уберегло бы от расправы. Уж поверь мне, палачи быстро сумеют выбить у тебя все сведения.

– Но в Окситании этого не случится. Здесь я нахожусь под защитой графа Тулузского.

– Думаешь, в фонфруадском аббатстве, под самым боком у графа Раймунда, не пытают еретиков? Ты ошибаешься. А тебя могут вообще вывезти за пределы Тулузского графства и Окситании, к примеру, в Рим. А там всё будет серьёзно и очень страшно.

– Ты меня уговорил. Я отказываюсь от своей затеи писать такую картину, – грустно сказал Данье.

– Это хорошо, что ты меня иногда слушаешь, дорогой Данье. А теперь давай помолчим и посмотрим внимательно за тем, что будет происходить дальше. Кажется, чтение евангелия завершилось, – заметил Персиваль.

– Глядите, Патрис обернулся! Он смотрит на нас и сокрушённо качает головой, – заметил Грегуар.

– Он не только качает головой, но теперь ещё выпучивает глаза и что-то беззвучно шепчет губами, – отметил Данье.

– Действительно, он ведёт себя довольно странно. Что с ним? – удивился Персиваль.

– Патрис пытается дать вам понять, что вы ведёте себя неприлично. Во время службы не пристало разговаривать на отвлечённые темы, – пояснила им шёпотом Вероника.

– Но ведь мы говорим вовсе не на отвлечённые темы и при этом едва слышно шепчем, – попытался защититься Персиваль.

– В этой пещере каждое слово многократно усиливается. Сейчас же замолчите! – прошептала Вероника. – Сейчас начинается обряд Утешения.

– Молчу! Молчу! – тихо сказал Персиваль.

– Я нем, как рыба, – заверил Данье.

К Совершенному катару, закончившему читать евангелие, по ступеням поднялся вышедший из толпы человек. Он преклонил колени перед седовласым катаром и стал громко говорить. Грегуар понял, что началась исповедь. Кающийся катар подробно рассказывал про свои прегрешения. Потом он склонил голову перед Совершенным катаром, и тот возложил руки и книгу на голову покаявшегося грешника.

– Это и есть обряд Утешения? – шёпотом поинтересовался Грегуар.

– Да. Совершенный катар – епископ истинной церкви – возлагает евангелие от Иоанна на голову человека, который получает Утешение, – пояснила Вероника.

Грегуар стал смотреть на поднимающихся на постамент катаров – мужчин и женщин, которые по очереди каялись, и над ними совершался обряд Утешения. В основном, среди этих катаров были пожилые люди. Лишь один мужчина средних лет получил Утешение. Грегуар изредка посматривал на Патриса, который несколько раз вставал на нижнюю ступеньку и всякий раз возвращался на своё место. Он так и не рискнул пройти обряд Утешения.

Окончив обряд, Совершенный катар стал читать молитвы, многие из которых были похожи на католические.

– Верьте в Свет, который победит тьму! – торжественно произнёс напоследок епископ и, сойдя с постамента, растворился в толпе.

Факелы в пещере, в том числе и установленные за мраморной плитой, стали гаснуть. Люди потянулись к выходу.

На обратном пути Аврора, как и другие лошади, ступала осторожно. Когда они выехали на равнину, Грегуар спросил сидевшую перед ним Веронику:

– Ты тоже когда-нибудь получишь Утешение?

– Это большая честь и ответственность. Я пока не готова к этому. Ты разве не заметил, что среди тех, кто сегодня прошёл обряд Утешения, не было молодых людей? – сказала Вероника.