Сталинизм. Книга 2. Тотальная Родина

В тот же день Беленко впервые озвучил и конкретные обвинения, заключавшиеся в сокрытии данных о богатых угольных месторождениях, разведанных ещё до 1917 года и, одновременно, в разработке бесперспективных угольных пластов. После этого уже Гавришенко в своих показаниях «солидаризировался» с коллегой. Красильников считал неизбежным, что после подобных признаний технико-экспертные комиссии начали давать «нужные чекистам заключения».

Во второй половине января 1928 года в ходе следствия произошёл «принципиальный перелом»: через полтора месяца после ареста начал давать «признательные» показания инженер Абрам Башкин (Башнин), длительное время работавший в ДГРУ. Красильников считал, что Башкин представлял «особый интерес» для следствия, поскольку имел брата, проживавшего в Берлине, с которым состоял в переписке и от которого получал посылки. 21 января, ознакомившись с предъявленными ему обвинениями сразу по нескольким пунктам 58-й статьи, включая и «шпионский», Башкин написал: …Быстрое развитие каменноугольной промышленности и укрепление ея с большими достижениями срывались врагами и буржуазией, диктовавшей свою борьбу и методы ведения ея через приезжавших внутрь страны иностранцев и организованных в центре Управления Донугля лиц, принимавших эти задания и передававших их дальше, через главных инженеров или путем выезда выезжавших на места, то есть в Рудоуправления[,] иностранцев.

После этого, с 21 января по 23 марта 1928 года, следователи допросили Башкина 48 раз – больше, чем кого-либо из других арестованных; протоколы его допросов заняли около 280 машинописных страниц. В результате, на признаниях Башкина ростовские чекисты составили свои первые обзоры по «Шахтинскому делу», направленные ими в центральный аппарат ОГПУ. Кроме того, данные показания послужили толчком для аналогичных признаний целого ряда других арестованных и позволили развиться делу, послужившему своеобразным сигналом к окончанию относительного «гражданского мира» в советской стране. В частности, Гавришенко после ознакомления с признаниями Башкина также решил дать признательные показания, однако у него вскоре произошёл «психологический слом», и он начал давать «ложные и противоречивые» показания. 30 января Гавришенко выбросился из окна четвёртого этажа: следователь Константин Зонов, «благодаря чрезвычайно умелому допросу» ответственный за основные показания Гавришенко, «имевшие решающее значение в деле», был представлен к боевому ордену.

После того, как Политбюро приняло версию «заговора», в регионе началась полоса массовых арестов по делу. Группа следователей под руководством Иосифа Блата, состоявшего начальником экономического управления ГПУ УССР, развернула интенсивные действия в отношении арестованных инженеров и управленцев. Активность чекистов вывела дело на требуемый Москвой уровень: из собранных материалов следовало, что в регионе существовала и действовала подпольная организация, являвшаяся разветвлённой и связанной с зарубежьем. Украинские чекисты получили признательные показания от целого ряда арестованных руководителей «Донуголя»: в частности, от Юрия Матова и Дмитрия Сущевского, работавших в управлении нового строительства треста. Преимущественно на основании показаний Матова, рукописный подлинник протокола только одного из допросов которого занял 53 листа с оборотами, и Сущевского республиканское ГПУ подготовило к 1 апреля 60-страничный обзор, озаглавленный «Экономическая контр-революция в Донбассе. Следственное дело „Донуголь“», а 11 апреля Политбюро приняло решение объединить следственное дело «Донугля» с «Шахтинским». 24 апреля появился 95-страничный доклад под названием: «Экономическая контр-революция в Донбассе», имевший двадцать три раздела, в котором была «предвосхищена» схема обвинительного заключения по делу.

Предварительное следствие вёл следователь по важнейшим делам при прокуроре РСФСР Эммануил Левентон. Красильников считал, что само предварительное следствие по «Шахтинскому делу» показало «невысокий» уровень работы органов ОГПУ, перед которыми встала задача доказать наличие несуществующей заговорщицкой организации. Кроме того, в деле проявилась и недостаточная компетентность самих чекистов, входивших в экономические подразделения: поскольку в течение нескольких месяцев следственный аппарат не мог «сломать» ряд арестованных руководителей шахт, «закалённых в хозяйственных конфликтах» и «уверенно опровергавших обвинения», следствие не укладывалось в нормативами сроки и неоднократно продлевалось. Особенно «скандальными» оказались действия чекистов в отношении арестованных немецких специалистов.

Несмотря на это, 9 февраля ОГПУ всё же доложило председателю Совнаркома Алексею Рыкову о раскрытии контрреволюционной организации, которая в течение ряда лет занималась «вредительством» в горнорудной промышленности. Для тщательной подготовки процесса Политбюро создало специальную комиссию в составе Рыкова, Сталина, Григория Орджоникидзе, Вячеслава Молотова, Валериана Куйбышева и (с марта) Климента Ворошилова; 2 марта Молотов и Сталин разослали членам Политбюро письмо, в котором утверждалось о связях шахтинских специалистов с русскими контрреволюционными элементами в эмиграции, а также – с немецкими капиталистами и контрреволюционерами.

Ход процесса

Судебные заседания, проходившие в колонном зале Дома Союзов, начались 18 мая 1928 года и продолжались сорок один день. Председательствовал в суде ректор Московского государственного университета Андрей Вышинский, до этого являвшийся государственным обвинителем в целом ряде громких процессов, включая дело «Гукон» (1923), дело ленинградских судебных работников (1924) и дело Консервтреста (1924), а в число судей входил Владимир Антонов-Саратовский. Сторону обвинения представляли два государственных обвинителя: Николай Крыленко, на которого Политбюро 15 марта возложило обязанности главного обвинителя и поручило ознакомиться со всеми материалами дела, и Григорий Рогинский. Кроме того, в заседаниях принимали участие и сорок два общественных обвинителя. Обвиняемых защищали пятнадцать адвокатов, состоявших членами московской губернской коллегии защитников: На суде присутствовали несколько сотен журналистов и многочисленные зрители. Двадцать три из пятидесяти трех обвиняемых отказались признать себя виновными, а десять – признали свою вину лишь частично.

Сталин выступил против расстрела шахтинских «вредителей», но Бухарин настоял на расстреле:

6 июля 1928 года было вынесено решение суда, согласно которому одиннадцать обвиняемых были приговорены к «высшей мере социальной защиты» – расстрелу; через три дня, 9 июля, пять человек – инженеры Н. Н. Горлецкий, Н. А. Бояринов, Н. К. Кржижановский, А. Я. Юсевич и служащий С. 3. Будный – были расстреляны. Для шести остальных приговоренных – Н. Н. Березовского, С. П. Братановского, А. И. Казаринова, Ю. Н. Матова, Г. А. Шадлуна и Н. П. Бояршинова – расстрел был заменён десятью годами заключения, поскольку суд счёл нужным довести до сведения Президиума ЦИК, что ряд осуждённых к расстрелу признали свою вину и «стремились раскрыть преступную деятельность организации», а также относились к числу высококвалифицированных специалистов.

Четверо обвиняемых, в том числе двое граждан Германии, были оправданы, ещё четверо, в том числе гражданин Германии Бадштибер, были приговорены к условным срокам наказания. Остальные фигуранты дела получили различные сроки лишения свободы, составлявшие от одного года до десяти лет, с поражением в правах на срок от трех до пяти лет: 10 подсудимых – от 1 до 3 лет; 21 – от 4 до 8 лет; троих подсудимых – 10 лет

***

Дело вредителей в Шахтах – это одно из первых дел общесоюзного уровня о вредительстве и первое, где удалось придать ошибочным, своекорыстным, а порой и глупым действиям хозяйствующих субъектов политический подтекст. Это было первое дело, в котором советская власть открыто выступила против «технократов» – профессионалов реальной экономики, руководителей и инженеров.

В чем подоплека этого дела? Думаю в том, что обвиняемые вели себя изначально, так как ведут себя хозяева в капстранах – то есть выжимают из пролетариев все что можно. На это на все видимо наложился не слишком высокий технический уровень специалистов, оборачивающийся авариями и ошибками. А откуда взят высокий? Те или были иностранцами или эмигрировали.

Но в этот раз обвинения вдруг резко стали политическими, причем и международными. Дело вышло на конфликт с веймаровской Германией, к которой советское руководство испытывало особую «любовь» ввиду срыва мировой революции.

Но этот процесс не идет пока ни в какое сравнение с процессами тридцатых. В частности – нет прямой связи с внутренними политическими разногласиями, еще никого не обвиняют в «троцкизме». Расстреляна лишь небольшая часть обвиняемых.

Однако это пока только проба сил. Впервые на сцене Андрей Вышинский. Впервые локальное в общем то дело приобретает общесоюзный характер. Впервые процесс приобретает театральный характер, массово освещается прессой, проводятся митинги «смерть вредителям!».

Следующим шагом было дело Промпартии.

Дело Промпартии

Дело Промпартии— организованный властью СССР крупный судебный процесс по сфабрикованным материалам по делу о вредительстве в 1925—1930 годах в промышленности и на транспорте, состоявшийся 25 ноября – 7 декабря 1930 года.

Весной 1930 года, после ряда забастовок рабочих на шахтах, была арестована большая группа инженеров и научно-технической интеллигенции. По материалам дела они обвинялись в создании антисоветской подпольной организации, известной под названиями: «Союз инженерных организаций», «Совет Союза инженерных организаций», «Промышленная партия». По данным следствия, эта антисоветская организация в 1925—1930 годах занималась вредительством в различных отраслях промышленности и на транспорте. Кроме того, согласно обвинению, она была связана с «Торгпромом» («Торгово-промышленным комитетом»), объединением бывших русских промышленников в Париже и французским генеральным штабом и подготавливала иностранную интервенцию в СССР и свержение советской власти.

По данным следствия, в состав ЦК Промпартии входили инженеры П. И. Пальчинский (расстрелян до показательного процесса «Промпартии» по приговору коллегии ОГПУ по делу о «совете Союза инженерных организаций»), Л. Г. Рабинович (осуждён по «шахтинскому процессу»), С. А. Хренников (умер во время следствия), А. А. Федотов, С. В. Куприянов, В. А. Ларичев, профессор Н. Ф. Чарновский.

Хотя в обвинительном заключении было указано, что в подпольной Промпартии состояло 2 тыс. человек, перед судом предстали всего восемь её членов; главой «Промпартии» был объявлен профессор Леонид Константинович Рамзин – директор Всесоюзного теплотехнического института, член Госплана и ВСНХ.

Процесс начался 7 декабря 1930 года. Дело рассматривало Специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР под председательством А. Я. Вышинского, государственное обвинение представляли прокуроры Н. В. Крыленко и В. И. Фридберг, защитниками были И. Д. Брауде и М. А. Оцеп.

В обвинительном заключении по делу Промпартии указывалось:

Преступная антигосударственная деятельность ЦК Промпартии выражалась:

а) во вредительстве для создания расстройства хозяйственной жизни,

б) вредительской работе по срыву планового строительства путём создания кризисов в топливоснабжении, металлоснабжении, энергохозяйстве, текстильной промышленности и других отраслях,

в) в шпионской работе по заданиям французского генерального штаба и находящегося во Франции «Торгпрома» по сообщению данных об экономике нашей страны и секретных сведений касающихся обороны в целях облегчения иностранной военной интервенции,

г) в военной работе, направленной к дезорганизации Красной армии и подготовке изменнических действий со стороны отдельных частей и командного состава – в тех же целях облегчения иностранной интервенции,

д) в диверсионной работе, направленной на разрушение производительных сил советской промышленности, тыла Красной армии уже непосредственно в момент интервенции.

В ходе процесса обвиняемые признались, что в случае прихода к власти они намеревались сформировать контрреволюционное правительство. Его премьер-министром должен был стать П. А. Пальчинский (осуждённый и расстрелянный ещё до начала суда), министром внутренних дел – бывший промышленник П. П. Рябушинский, а министром иностранных дел – академик Е. В. Тарле (позднее на Западе выяснилось, что Рябушинский умер в эмиграции ещё до того, как якобы создавалась эта организация).

Все восемь обвиняемых признали свою вину; пятеро из них (Рамзин, Ларичев, Чарновский, И. А. Калинников и А. А. Федотов) были приговорены Верховным судом СССР к расстрелу с конфискацией имущества, а трое (С. В. Куприянов, В. И. Очкин и К. В. Ситнин) – к 10 годам лишения свободы и поражению в правах на 5 лет, также с конфискацией имущества. Президиум ЦИК СССР по ходатайству осуждённых заменил расстрел 10-летним тюремным заключением с поражением в правах на 5 лет (оставив в силе конфискацию имущества) и снизил срок наказания другим осуждённым с 10 до 8 лет (оставив в силе конфискацию имущества и 5 лет поражения в правах).

В ходе процесса по делу Промпартии прямо в зале суда был арестован П. С. Осадчий (с 1921 по 1929 – первый заместитель Председателя Госплана; выступал одним из общественных обвинителей на «шахтинском процессе»). Его обвинили в том, что он был одним из руководителей «головного звена» этой партии и участвовал в её шпионской деятельности. 18 марта 1931 года Осадчий был приговорён к расстрелу, который позже был заменён десятью годам лишения свободы. Освобождён досрочно в 1935 году. В 1989 году посмертно реабилитирован.

Всего по делам, связанным с Промпартией, было арестовано более 2 тыс. человек.

Дело Промпартии – это следующий шаг после шахтинского дела, потому что в этот раз речь не просто про группу вредителей, речь про подпольную политическую партию, ставящую задачу свержения существующего строя через создание экономических трудностей. Впервые следователи придумали «теневое правительство» и впервые в числе обвинений – подготовка к иностранной интервенции. Впервые одно дело повлекло за собой множество других.

Все шло по нарастающей.

Но снова – нет обвинений в троцкизме, нет обвинений в подготовке террора против руководства партии. Расстреляны не все обвиняемые.

Очевидно, что власть постепенно училась использовать судебные процессы и обвинения во вредительстве. Цели в основном пропагандистские, это своего рода театр. Но с реальными смертями, сломанными судьбами и трагедиями. Зрители в нем – это и простые люди, которым предлагались простые ответы на сложные вопросы, и одновременно доказывалась дееспособность государства и его органов. И специалисты, инженеры, которых советская власть, таким образом, воспитывала, заставляя работать на себя.

Де?ло «Весна?»

Де?ло «Весна?» – репрессии в отношении офицеров Красной армии, служивших ранее в Русской Императорской армии, и гражданских лиц, в том числе бывших белых офицеров, организованные в 1930—1931 годах органами ОГПУ. Только в Ленинграде в мае 1931 года по этому делу было расстреляно свыше тысячи человек.

Организатором дела «Весна» был деятель ОГПУ Израиль Моисеевич Леплевский. При поддержке зампреда ОГПУ Ягоды он раздул масштабы «Весны» до масштабов «дела Промпартии»

Всего было арестовано по некоторым данным более 3 тыс. человек, среди них были А. Е. Снесарев, А. А. Свечин, П. П. Сытин, Ф. Ф. Новицкий, А. И. Верховский, Ю. К. Гравицкий, В. А. Ольдерогге, В. А. Яблочкин, Н. Соллогуб, А. А. Балтийский, М. Д. Бонч-Бруевич, Н. А. Морозов, А. Е. Гутор, А. Х. Базаревский, М. С. Матиясевич, В. Н. Гатовский и другие.

Кроме того, по различным делам арестовано свыше 300 морских офицеров (председатель Научно-технического комитета Балтфлота Н.И.Игнатьев, начальник Управления военно-морских сил РККА М.А.Петров, начальник штаба морских сил Балтийского моря А.А.Тошаков и другие). Всего по Г. д. в Ленинграде в мае 1931 расстреляны свыше 1 тысячи человек. Место захоронения казненных до сих пор не установлено.

***

Дело «Весна» – это первый этап чисток в армии, по нему расстреляно свыше тысячи человек. До этого в 1927-28 годах были репрессии среди бывших солдат и офицеров гвардейских полков, там пострадало около 800 человек. От дела Тухачевского Весна отличается тем что под репрессии попали явно классово чуждые, бывшие военспецы. В деле Тухачевского – удар пришелся на своих, на создателей Красной армии, на победителей Гражданской войны.

В чем была суть обвинений?

Снесарев много общался со своими бывшими сослуживцами по царской армии. Среди его знакомых А. А. Свечин, А. А. Брусилов, С. Г. Лукирский, Н. Е. Какурин, Д. Н. Надёжный и др. В георгиевский праздник бывшие георгиевские кавалеры устраивали встречи, в которых принимал участие и Снесарев. Всех их, по словам Снесарева, преследовал некий страх возмездия со стороны интервентов и белоэмигрантов за службу Советской власти. Это чувство усиливалось к концу 1920-х годов, особенно в связи с «военной опасностью» и с ослаблением (по их оценкам) прочности ВКП(б), как основы существования режима, из-за раскола на «левых», «правых» и «центристов. В рамках группового дела «Весна» целый ряд бывших царских офицеров обвинили в создании контрреволюционной организации и планировании заговора. В число арестованных вошел и Снесарев, арест которого был произведен в ночь на 28 января 1930 года. Обвинительное заключение инкриминировало Снесареву принадлежность к московскому монархическому союзу РНС («Русский национальный союз»). 13 августа 1930 года Снесарев и другие обвиняемые предстали перед Коллегией ОГПУ. Более десяти человек были приговорены к расстрелу. Снесареву высшую меру наказания заменили на 10 лет лагерей. Но на этом злоключения Снесарева не кончились: к прежним обвинениям добавились покушение на свержении советской власти с помощью иностранных интервентов. Началу нового дела послужили аресты и показания помощника начальника 3-го управления перевозок штаба РККА Владимира Серебрянникова и бывшего капитана Генштаба Владимира Сергеева. По этому делу Снесарев повторно был приговорен к высшей мере наказания. По указанию Сталина расстрел был заменён на 10 лет ИТЛ.

Снесарев держал что-то вроде салона для своих, где каждый мог получить рюмку-другую водки. Видимо, изначально это и привлекло внимание ОГПУ – спаивание сослуживцев. Водка лилась рекой, и запьяневшие бывшие начинали крамольные речи. Суть речей была понятна – коллективизация, ругань советской власти, перспективы связанные с «военной опасностью». Конец 20-х – это перспективы войны последовательно с Польшей, Британией, Японией на КВЖД. Активизировались белогвардейцы – их структуры на Балканах сохранялись в боевом состоянии, были налажены даже кадетские корпуса для пополнения.

Этот процесс выделяется из ряда других тем, что он был совершенно не публичным, подсудимые были осуждены не судом, а коллегией ОГПУ. По-видимому, Сталин крайне опасался выносить на всеобщее обозрение проблемы в РККА. Кроме того – не заметно чтобы Сталин был заинтересован в крутых мерах по этому процессу – по его настоянию, дважды приговоренному к расстрелу Снесареву, меняют наказание на 10 лет.