Гнев божий

Кто-то остановился, проходя мимо.

– Вацлав – ты, что ли? Дай, помогу.

Рука протянулась из темноты, капитан уцепился за нее, с трудом поднялся. Током и в самом деле долбануло крепко, во рту солено-железный привкус, как будто железку лизал, голова кругом идет, сердце как сумасшедшее колотится.

– Марек, ты, что ли?

Марек – пулеметчик, из мазовшан, по-русски совершенно без акцента говорит, знает белорусский и украинский – вымученно улыбнулся.

– Попить есть?

Капитан снял с пояса флягу, протянул другу, потом напился из нее и сам. Марек служил под его началом в северном секторе, самом хреновом – леса, и Беларусь рядом, а оттуда то и дело приходят гости. На некоторых направлениях – по несколько дней поспать не удавалось.

– Тебя где сняли?

– Пулемет. Думали, что подавили, дали дым, рванули к входу – и в упор.

– Хреново…

– Что-то делать надо. Надо заранее зачистку сектора делать, при неподавленной обороне нас там всех вобьют.

– Там американцы будут.

– Им бы периметр удержать. Там, по данным разведки – не меньше двух тысяч боевиков в городе, рядом у них что-то вроде лагеря, и в самом городе живут. И еще охрана АЭС.

Над штабной машиной горел свет, тут же стояли «погибшие», невесело переговариваясь, кто-то курил светляком тлеющую в темноте сигаретку, кто-то пил из фляжки. Навстречу им попался подполковник Борок, командир их роты.

– Что? И вас тоже?

– Пан подполковник, там не пробиться. Четыре пулемета только в самом здании.

Подполковник только махнул рукой и скрылся в темноте.

США, штат Северная Каролина

Форт Брэгг

Временный оперативный штаб

01 июня 2014 года

– Смотрим еще раз. Капитан, давайте по очереди. Сначала общий план, потом моделирование, потом нарезку с камер. Исходные прокрути.

– Есть.

Оперативный штаб, который возглавлял контр-адмирал Стивен Бьюсак, не имея пока постоянного пристанища, собрался в месте, которое как нельзя лучше подходит для планирования и подготовки специальных операций. Три дня понадобилось на то, чтобы собрать все данные о проведенных масштабных тренировках – а у каждого солдата на каске была видеокамера, свести их воедино, собрать данные объективного контроля со всех летательных аппаратов, участвовавших в операции. Все это скормили кластерному компьютеру, установленному в подвале штабного здания восемьдесят второй дивизии – у него было то ли две, то ли три сотни процессоров, и он мог моделировать виртуальную реальность, почти из ничего создавая что-то вроде видеоигры. Ценой в этих видеоиграх были жизни и смерти людей.

Исходные данные – карты, описание участвующих сил, исходные данные по характеру объектов, которые предстояло штурмовать, и уровню оказываемого сопротивления – прошли на утроенной скорости, сливаясь в мельтешение на экране, а вот когда началось самое интересное, офицер, отвечающий за проведение компьютерной презентации, переключил ролик в режим нормального воспроизведения. Взору присутствующих предстала масштабная карта юга Аризоны, сначала это был спутниковый снимок, потом оператор начал как бы наезжать объективом на него, изображение начало увеличиваться с каждой секундой, превращаясь в рельефную карту местности. Северо-восточнее Фортуны Футхиллс над самой землей у восьмой дороги висели шесть боевых вертолетов, потом изображение с бешеной скоростью начало смещаться, пока все не увидели, что севернее Ногалеса, прикрываясь холмами, у самой границы висят еще три конвертоплана, один из них ударный. Потом оператор отъехал немного, чтобы показать позиции ПВО, а потом отъехал уже сильно – чтобы можно было видеть и два бомбардировщика В2, и группу подавления ПВО, которая была исключительно беспилотной – в практике крупных боевых операций полностью беспилотное подавление ПВО встречалось впервые.

Затем в левом углу экрана появились бегущие цифры – таймер оперативного времени, а события на экране пустились вскачь. Сначала БПЛА вступили в единоборство с системами ПВО – показано было отлично, почти как в фильме или хорошей компьютерной игре: и раскалывающиеся от попаданий ракет беспилотники, и взлетающие ракеты, и разрывы управляемых ракет, уничтожающие зенитные комплексы, – все, как было бы в реальной жизни, если бы это не было просто тренировкой.

Потом вперед пошли оба бомбардировщика, они перешли границу, а потом оператор потерял к ним интерес. Экран разделился надвое, каждая половинка жила собственной жизнью и показывала свое, но почти одно и то же – летящую низко над землей группу конвертопланов. Показано было столь убедительно, что даже города и поселки, рядом с которыми они пролетали, жили собственной жизнью, там вспыхивали и гасли окна, по дорогам ездили машинки нескольких видов, были видны даже люди, правда, размер у человеческой фигурки был – с муравья.

Потом компьютерное изображение сменилось реальным, показанным с нашлемных камер оперативников, причем часть изображения была предоставлена польской стороной. Ничего удивительного – дым, вспышки гранат, пулеметный и автоматный огонь, дергающееся, рваное изображение, чередование разных оттенков тьмы и вспышек.

После этого начали прокручивать компьютерный монтаж боя. В Хермосило, на окраине крупного города все прошло намного более гладко, чем на полигоне севернее Сьюдад-Хуареса. Два вертолета зависли над зданием, по тросам один за другим полетели вниз десантники, причем сами вертолеты ощетинились огнем, поддерживая высадку десанта. Потом, как только высадилась первая группа – вертолеты скользнули вверх, не прекращая подавлять огневые точки, на смену им пришла вторая, затем третья пара. Затем стены здания стали как будто прозрачными, чтобы все видели штурм. К моменту прорыва штурмовой группы в помещение у штурмовиков погиб только один человек, он так и был изображен лежащим, хотя в жизни он выругался и пошел к пожарной лестнице, чтобы не мешать остальным. А вот после того, как группа вскрыла двери и прорвалась в помещения – началась собачья свалка. Естественно, обороняющиеся знали план здания бывшего автозавода и подготовились к обороне – штурмующих встретил плотный автоматный и пулеметный огонь. В одном месте обороняющиеся тупо поставили баррикаду, перекрыв длинный коридор, баррикаду прикрывал станковый пулемет. По условиям учений светошумовые гранаты разрешалось использовать «с полной реальностью» – то есть атакующие слепили и глушили ими обороняющихся всерьез. Но в данном случае противником выступала спецгруппа мексиканских federales, натасканная на уничтожение наиболее опасных банд, поэтому гранаты-вспышки не причиняли обороняющимся особого вреда. Обороняющихся уже на момент штурма было меньше за счет подавляющего огня вертолетов, но они все-таки превосходили наступающих навыками и тоже использовали спецоружие. Сражение, оставляя на бетонных перекрытиях этажей все новых и новых убитых, катилось вниз, где, по условиям учений, были заложники.

В Сьюдад-Хуаресе было все почти то же самое, за исключением того, что здесь нападающим противостояла мексиканская морская пехота. Этим удалось открыть огонь по высаживающимся десантникам уже в момент высадки – при «разборе полетов» в полный рост проявился промах с прикрытием, АН-44 был совершенно непригоден для прикрытия спецотряда с низкой высоты, просто потому что он был один и имел слишком много излишне мощного, рассчитанного на воздействие с нескольких километров оружия. А у операторов оборонительных систем транспортных МН-44 просто не хватило огневых возможностей, получалось так, что одновременно могли работать лишь два Минигана по всем целям. Мексиканские морские пехотинцы сыграли ва-банк и выиграли – в отличие от федералов они сразу оказали отчаянное вооруженное сопротивление на этапе высадки и сорвали джекпот – система показала, что один из транспортных вертолетов был серьезно поврежден ответным огнем, настолько серьезно, что продолжать выполнение задачи не было никакой возможности. Несмотря на то что американцы понесли тяжелые потери при высадке – счет им удалось-таки сравнять. Почти. При примерно равных итоговых потерях – обороняющиеся потеряли немного меньше атакующих – атакующие ворвались в ставшее стеклянным здание, и началась та же самая собачья свалка. Только морпехи оказались к ней подготовленными – разбившись на боевые пары и четверки, они блокировали лестницы, встречая нападающих шквальным огнем. В итоге атакующие превысили лимит времени и офицер-посредник закончил бой, объявив им о проигрыше.

У поляков в снаряжении не было датчиков, позволяющих при «разборе полетов» моделировать ситуацию в программе виртуальной реальности – поэтому учение на польском полигоне показали только с камер стрелков. Все одно и то же – высадка и град пуль повсюду, мелькание вспышек и падения – падает то один, то другой. Еще бы не падать – если тебе к почкам двести двадцать вольт подают. В США, кстати, эта тренировочная система была запрещена, как негуманная, но неофициально ею пользовались, уж очень хорошие результаты она давала.

Изображение внезапно остановилось, включили свет. Несколько секунд все подавленно молчали – как все смонтировали, стало ясно, что план никуда не годится, так они за одного спасенного заложника потеряют пять-шесть штурмовиков, а если русские расстреляют заложников, то вся операция будет проведена впустую.

Никто ничего не сказал, но контр-адмирал, сидящий в первом ряду, затылком чувствовал обращенные на него взгляды. Принять за основу при планировании операции воздушный десант с предварительной подготовкой предложил именно он. И он мог поставить сто баксов против одного, что как минимум половина из присутствующих думает сейчас вот что – «вот так ты и угробил ребят в Пакистане, ублюдок траханый…».

– Какой был заложен уровень противодействия? – спросил контр-адмирал, ни к кому конкретно не обращаясь.

– В Хермосило – морская пехота и федеральная полиция, мы оцениваем их боеспособность примерно в семьдесят пять процентов от боеспособности атакующей группы, то есть спецназа ВВС США. В Сьюдад-Хуаресе, мексиканская морская пехота – боеспособность восемьдесят процентов от боеспособности солдат восемьдесят второй дивизии, но теперь понятно, что она выше, не менее восьмидесяти пяти процентов. В Польше – части пятой аэромобильной дивизии, мы их оценили в семьдесят процентов от восемьдесят второй дивизии.

– Сто! – подал голос генерал бригады Микула Барза, командующий польским спецотрядом GROM. – Не менее ста процентов, возможно даже выше. Пятая дивизия не вылезает из Украины, до этого был Ирак и Афганистан. Ее боеспособность я оцениваю никак не ниже вашей восемьдесят второй. Если паны желают, можно провести совместные тренировки.

Типичный польский гонор, без него никуда и никак. Но в данном случае генерал Барза был однозначно прав.

– А мы не переоцениваем противника? – спросил Бьюсак.

– Не думаю, Стивен… – ответил бригадный генерал Бастер Меллон, бывший командующий 1SFOD Delta, а теперь командующий дивизионом специальной активности ЦРУ США, здесь он выполнял роль эксперта и одновременно командующего группы офицеров-посредников. – Боюсь, мы даже могли их недооценить.

– Недооценить? Там будут гражданские. В основном. Гражданские, вы это понимаете?

– Там будут не гражданские, – сказал Меллон, – самая большая ошибка, какую мы можем допустить сейчас, на этапе планирования, это приравнять русское население, особенно население юга России, к гражданским. Во-первых, русские до сих пор сохраняют систему комплектования армии частично призывной, нам так и не удалось ее окончательно разрушить. Следовательно – значительная часть мужского населения России имеет хоть какой-то, но боевой опыт. Второе – это полиция. В отличие от наших полицейских участков – у их полиции в участках хранятся бронежилеты, автоматы и снайперские винтовки. Сами полицейские в южном регионе имеют опыт ведения боевых действий поголовно, потому что их постоянно отправляют на Кавказ в командировки. Третье – это беженцы и казаки. И тех и других в городе полно, у них есть оружие и они готовы воевать. Почти все казаки также имеют опыт боевых действий. Не нужно забывать и то, что поколение сорокапяти-шестидесятилетних мужчин в России прошло через военную службу поголовно, причем в те времена к подготовке относились намного тщательнее, чем сейчас. Четвертое – в России полно ветеранов различных войн и локальных конфликтов, начиная с семьдесят девятого года у них война не прекращается ни на минуту. Пятое – нельзя недооценивать деятельность Союза ветеранов по подготовке массовых вооруженных формирований, в том числе из подростков, а также по закупке и распространению оружия. Южный регион России – это наиболее неспокойный регион с наибольшим количеством оружия на руках у населения. Рядом Северный Кавказ, а там обстановка дестабилизирована начиная с девяносто первого года прошлого века, то есть выросло целое поколение людей, которые готовы постоять за себя с оружием в руках. Этнически однородные преступные группировки представляют значительную опасность для жителей этого края, и поэтому они организованы и вооружены, у них существует система оповещения, позволяющая быстро поднять тревогу. Шестое и последнее – ни в коем случае нельзя недооценивать Союз ветеранов и примыкающие к нему организации. Сам Союз полностью состоит из мужчин, отслуживших в армии или правоохранительных органах, участвовавших в боевых действиях и имеющих значительный боевой опыт. Они проводят тренировки, централизованно закупают оружие, ведут боевые действия на Украине, в Средней Азии, на Кавказе. Их тайно поддерживают не только частные лица и организации, но и армия, они имеют возможность получать боевое оружие и боеприпасы. То, что мы собираемся сделать, называется – ткнуть палкой в гнездо чертовски больших и злобных шершней. Я не уверен, что у десанта будет час времени на то, чтобы сделать дело. Через час весь Ростов-на-Дону будет знать, что происходит, а к месту боя выдвинутся полицейские, местные волонтеры и спецназ из двадцать второй бригады, которая расквартирована рядом с Ростовом, и из антитеррористического центра ФСБ, который расквартирован в самом Ростове. Вертолетам придется оказывать почти непрерывное огневое воздействие, чтобы хоть как-то обеспечить периметр, и то этого может не хватить. В каждом русском бронетранспортере есть укладка, в укладке есть ПЗРК. ПЗРК есть и у ветеранов, мы не знаем где – но они точно есть, они постоянно поступают на Украину и применяются там. Я не верю, что за час над городом не собьют, по крайней мере, половину вертолетов из имеющихся. Чтобы обеспечить периметр операции – там нужно высаживать не меньше батальона рейнджеров на каждом из объектов. А это – дополнительные силы и дополнительный риск, господин контр-адмирал, сэр.

Анализ его плана Бьюсаку не понравился.

– Хотите, я скажу, в чем проблема? Те, кто оборонял здания, знали, что мы прилетим, понимаете? Они знали и готовились, занимали позиции, строили баррикады в коридорах, даже устанавливали пулеметы. А хотите, скажу, как это обычно бывает в действительности? Ты стоишь на часах, смертельно хочешь жрать и куришь большой и толстый косяк, считая минуты, пока тебя не придут сменить. И тут – у тебя над головой вдруг появляется вертолет ВВС США и тебя прошивает струей из Минигана, а потом все то же самое происходит и с другими ублюдками, которые не знают, что делать и вообще – какого черта происходит. И пока кто-то там, в здании, оторвет задницу от кровати и примет на себя командование – двери уже вышибет взрывом, и внутри здания будет твориться рукотворный ад, устроенный доблестными джи-ай. Вот как это происходит.

Возможно, еще три года назад, находясь на действительной службе, бригадный генерал не сказал бы то, что он сказал сейчас. В конце концов, Бьюсак хоть на одну ступень, но был старше его по званию, да и в штабе командования специальных операций было полно моряков, которые держались друг за друга. Но Меллон сейчас работал на Лэнгли, где Бьюсак не имел толстой, жирной, волосатой руки – и ему было насрать на то, что он о нем подумает.

– Вот что, сэр, меня приглашали как независимого специалиста для того, чтобы я оценил план и указал на его слабые места. Я это сделал, письменный отчет уже должны были доставить вам с курьером, сэр. План ни хрена не годится, вот что я там написал. Если вы хотите угробить еще пару сотен американских солдат, дело ваше. Но я не имею ни малейшего желания участвовать в этом, и если из Объединенного комитета начальников штабов придет запрос, я отвечу им то же, что ответил сейчас вам. План. Ни. Хрена. Не. Годится. Сэр.

– Вы в этом уверены, господин генерал в отставке? – недобрым тоном поинтересовался Бьюсак.

– Абсолютно, сэр. Если вы желаете – я могу отойти в сторону. Но своего мнения я не изменю, и ответственность за операцию ляжет полностью на вас.

Бьюсак, поразмыслив, был вынужден согласиться. Все-таки он был неплохим офицером, просто у него еще с лагеря подготовки были замашки штурмовика, а не диверсанта. С такими замашками хорошо поднимать взвод в атаку под пулеметным огнем где-нибудь в районе Кван Три[18 - Это во Вьетнаме.], но не действовать за линией фронта. В Пакистане он уже получил щелчок по носу, этого было более чем достаточно.

– Что вы предлагаете, генерал? – более спокойным и миролюбивым тоном спросил он.

– Изменить план операции, точнее первую его часть. Доставка воздухом никуда не годится, это не Сонг Тай. Там осиное гнездо в чистом виде, как только вертолеты появляются над объектом – они и десант будут подвергаться продолжительному и сильному огневому воздействию. Здесь неприменимы ни иракский, ни афганский опыт – ни там, ни там, у противника не было ПЗРК в массовом количестве, а здесь они есть. Поэтому я бы предложил вот что – группы проникают в Россию нелегально, под видом коммерсантов или кого-либо еще… там такой бардак, что это пройдет без вопросов. По сигналу, они скрытно сосредотачиваются у цели и наносят удар, тихо и быстро. Никаких ковбойских и кавалерийских штучек, никаких труб, трубящих атаку. Тихо, быстро и смертоносно. После чего группы вместе с заложниками отступают на заранее обозначенные позиции. Россия хороша тем, что там много свободного пространства. И вот тут-то вступает в действие авиация – отвлекающий удар, уничтожение средств ПЗРК, после чего эвакуаторы прибывают на вертолетах в указанный район и эвакуируют спасателей с заложниками. Это будет игра по принципу «пришел-ушел», никаких барражирующих над городом вертолетов, как в Могадишо. На весь третий этап операции у нас уйдет не больше часа, как только русские вызовут кавалерию – мы смоемся.