Частные особняки – там все подчинено одному: удобству его обитателей. Там большой дом с бассейном, с садом, часто с теннисным кортом. Там лужайка, там часто – детская площадка, дорогая, не такая, как во дворах домов для простонародья. Иногда там даже бывает небольшой огородик – старые привычки умирают сложно, а многие из тех, кто владеет сейчас особняками, помнят еще голод и зарплату научного сотрудника, на которую только и купить, что несколько килограммов колбасы (если найдешь). Потому и живут такие люди торопливо и жадно, они стараются взять от жизни все, что не взяли в голодной юности, стараются успеть, пока Бог не призовет их к ответу. Конечно, не все такие….
Государственные дачи…
Скромные особняки на нескольких гектарах векового соснового бора или елового леса, отсыпанные песком тропинки, идеально заасфальтированные дороги. Дома чиновного вида, совершенно неприспособленные для нормальной жизни. Здесь нет ничего для детей, нет ничего для отдыха, и кажется, что живут здесь некие роботы-автоматы. Винтики. Функции в анонимной и безжалостной государственной машине. Такие дома охраняются, и стоимость забора может превышать стоимость самого дома. Интимно-узкие, аккуратные тропинки в лесу прерываются полянками и небольшими прудиками, беседками, рядом с которыми уютно дымит мангал и сами собой появляются полные бутылки водки взамен пустых и закуска…
Черный «Шевроле Экспресс», принадлежащий УФСБ по Москве и Московской области, появился у ворот государственной дачи уже на следующее утро. Полковник, командовавший операцией, был лисом хитрым, опытным и соображал, что ночью начальство беспокоить не стоит, даже если операция и прошла успешно. А в Лефортово гостя оформлять было нельзя, потому что все надо было сделать тихо и незаметно. Так что ночь задержанный провел на собственной дачке полковника недалеко от Москвы, куда они зарулили, чтобы скоротать время, немного поесть и в кои-то веки раз по-человечески, пусть и по очереди, поспать. Их пленник, лежа в машине, за это время успел обмочить штаны, многое передумать и начать бояться. Страх созрел в нем как гнойный нарыв: ткнешь – и поплывет омерзительная жижа…
Такова была система, которую они сами создали и в которой жили. Каждый из них считал своим неотъемлемым правом не просто приказывать людям, не просто обирать людей, а унижать их, унижать даже без особой на то необходимости, плевать на них, лишать их человеческой чести и достоинства, опускать на самое дно. Но за это была плата, о которой задумывались, только лихорадочно распродавая барахло, чтобы успеть свалить, сидя в СИЗО или лежа вот так вот, в обоссанном багажнике или салоне микроавтобуса. Если ты относишься к людям не по-человечески – то будь готов к тому, что точно так же обойдутся и с тобой. Ни один из тех, кто находился в системе, не был ни от чего застрахован. Ни один не имел никаких прав, которые нельзя было бы отнять. Он мог руководить министерством, ведомством, спецслужбой, но за спиной уже жадно дышали молодые волки, готовые вцепиться и разорвать, стоит только дать кому-то команду: «фас!», «можно!». И ничего не сделаешь, не спасешься – те, кого унижал и опускал ты, не упустят возможность отомстить. Это было правилом – и каждый, кто продавал дьяволу душу, лишь втуне надеялся, что дьявол не явится за товаром…
Если так поразмыслить… прав у них было даже меньше, чем у обычного гражданина. Обычный гражданин – он и есть обычный, им занимается полиция, надзирает прокуратура, судит суд. Но самое смешное – что чаще всего обычный гражданин бывает невиновен, и чаще всего – либо прокуратура, либо суд это понимает. А вот в системе – виновны были все без исключения, потому что невиновный был неуправляем, а потому – опасен. Невиновных в ближний круг просто не брали и не доверяли им. А тот, кто сам нарушает закон, вряд ли может рассчитывать на его защиту…
Утром они выехали на трассу. Двадцать километров – и неприметный поворот, не напрямую – а с заправки, специально тут построенной. Униформированный пост, потом скрытый пост – уже шляпы[13 - Охрана особо важных объектов, сленговое название. Видимо, от того, что раньше к костюму обязательно полагалась мужская шляпа, и охранники носили ее вместе с гражданским костюмом.]. Везде по звонку их пропускали…
Полковник был в принципе неплохим человеком. Он понимал, что скорее всего то, что они делают, не совсем законно. Но все это перекрывалось одним фактом: он был на сто процентов уверен, что этот обоссавшийся ублюдок – виновен. В чем-то, но виновен. Такова особенность нынешней власти – невиновных просто нет. И в кои-то веки раз виновный будет по-настоящему привлечен к ответственности – без шуток, без лукавого «условно». А это грело душу. Потому что полковник был обычным человеком и от вопиющей безнаказанности просто устал…
На воротах их остановили и дальше уже не пустили. Подкатили трое холуев на чем-то, напоминающем гольф-кар, небольшой бесшумной машине на электротяге. Здоровые, в теле, холеные… на них пахать можно, а они тут… отсиживаются, холуи поганые. Полковник, немного отошедший от обычного мандража после захвата в родном доме, снова ощутил, как в нем вскипает изнутри мутное варево злобы…
– Задержанный у вас? Мы его забираем…
Полковник преградил путь, так что холуй нарвался на локоть.
– Ты кто такой, дядя? Документики имеются?
Холуй поморщился от боли, недоуменно посмотрел на него. «Зеленый человечек»[14 - Такое выражение прижилось в МО во времена министра с кличкой Табуреткин и потом пошло дальше. Зеленые человечки – люди в форме. Сами понимаете, что такое отношение к военным до добра не доведет.], да еще и с голосом – чудеса. Он сам – представитель власти, представитель всемогущего Сергея Сергеевича, и его слова – это слова самого Сергея Сергеевича, его воля, его приказ. Хотя… и шум поднимать тоже не стоит. Лучше без шума. Потому что полкан этот – явный псих, по глазам видно. А случись чего – за него впрягаться не будут. Проблемы негров шерифа не волнуют…
– Нам сказали забрать, и мы забираем… – примирительным тоном сказал он. – Если вопросы есть, позвони, кто там тобой командует, спроси. Тебе скажут.
Полковник смерил взглядом холуя, достал телефон, набрал номер. Коротко переговорил с человеком в Центральном аппарате, который и послал их на захват. Отступил в сторону.
– Давай… забирай.
А про себя подумал: откуда только такие гниды берутся? Здоровый мужик, епт… неужели ему в кайф… холуйствовать?
Двое тренированных холуев привычно протащили обмякшее от страха тело в ссаном костюме по дорожке и бросили рядом с небольшой, похожей на избушку на курьих ножках беседкой. Оттуда вкусно пахло шашлыком.
– Подождать, Сергей Сергеевич?
Повинуясь начальственному жесту – моментально растворились в тиши векового леса. Двое из ларца, одинаковых с лица, не иначе.
Сергей Сергеевич, не торопясь, доел шашлык с шампура. Шашлык был настоящий, вкусный, его готовил грузин, и из баранины – не из свинины, не из говядины, как обычно готовят в России – из настоящей баранины, которую перед этим отмачивал в сложном уксусном растворе, чтобы убрать горечь. Баранина мясо сложное, с запахом, с плохим жиром, его надо уметь и выбирать и готовить. Но этот шашлык готовил настоящий мастер.
Доев шашлык, Сергей Сергеевич спустился на засыпанную песком полянку перед беседкой. Солнце уже грело, день обещал быть жарким.
– Ты что сделал, гнида педерастическая?..
Молчание.
– Ты что сделал, петух топтаный… – повторил Сергей Сергеевич и, не получив ответа, ударил лежащего подчиненного ногой в живот. Затем, озверев, принялся пинать его, хекая и тяжело дыша, как в драке. И не прекращал, пока не заболело сердце и не появилось скверное ощущение онемения в левой руке. Он уже знал, что это – преддверие инфаркта, и что бы ты ни делал, надо прекращать.
Утомившись, он вернулся на веранду, мрачно посмотрел на стол. Водка ждала его – отличная, чистая как слеза, нескольких ступеней очистки, настоянная на кедровых орешках – но водку было нельзя. Он схватил кувшин со свежевыжатым клюквенным морсом, отхлебнул. Немного успокоился. Он зверел и знал это за собой. А сейчас звереть было нельзя, надо было сохранять трезвый рассудок…
Глотнув еще морса, он вернулся на полянку. Подошел к избитому им человеку.
– Ты что сделал, гнида? Ты хоть знаешь, что теперь будет?
Вместо ответа избитый человек вдруг заплакал. Потом вдруг дернулся, Сергей Сергеевич не успел убрать ногу – чиновник схватил ее и начал целовать ботинок, мусоля дорогущую британскую кожу слюнями, соплями и кровью.
Твою же мать…
Сергея Сергеевича едва не вывернуло наизнанку от презрения и омерзения…
А вы думаете, что, например, сам Сергей Сергеевич испытывал какое-то удовольствие от этого? От того, что сейчас проворовавшаяся, ни к чему не годная тварь мажет соплями его ботинок, перед этим крупно подставив его и перед Папой, и перед американцами? Сильно ошибаетесь…
Сергей Сергеевич был выходцем с низов, пробравшимся на самый верх. Человеком, сочетавшим в себе тонкое чутье, звериную хитрость и нечеловеческую жестокость. Первое убийство он совершил еще в середине восьмидесятых, в Анголе – и на его руках была еще кровь, потому что иначе было нельзя. Это сейчас вязали деньгами, совместно украденными и раздербаненными, потому что оставить человека без денег было хуже, чем убить его. А тогда денег не было… Председатель КГБ получал зарплату, с которой аккуратно платил членские взносы, владел квартирой, примерно такой, какую сейчас покупают бизнеры средней руки, и дачей, которую сам Сергей Сергеевич счел бы негодной даже в качестве домика для гостей[15 - Я думаю, мало кто осознает, насколько богаче мы живем, чем жили при СССР. Вопрос – какова цена?]. А на самом верху КГБ не все имели хоть какую-то машину… зачем, если возят? А так как денег не было – вязали кровью. Любой, кто претендовал на членство в системе, должен был собственноручно совершить убийство. Он его и совершил. А потом – еще одно и еще…
Вот только такой мрази раньше не было. Иногда Сергей Сергеевич приходил в тихое отчаяние от того, с кем приходилось работать. Как и все, начиная на самом низу, он думал, что начальники получают деньги просто так и в основном мешают, а не помогают, – и только сам став начальником, понял, как сильно он ошибался. От осознания этого хотелось выть.
Ведь начальник – это его подчиненные, его успех зависит от успеха подчиненных. Сам начальник ничего не делает, он руководит. А как руководить, к примеру, вот этим вот безрогим скотом?
Кто идет им на смену? Совершенно беспринципные… это ведь не он устроил бордель для пидарасов из государственного органа? Нет, это сделали люди совершенно нового поколения, которых в системе было все больше и больше. Знаете, в чем была их разница? Люди старого поколения умели ДЕЛАТЬ. Плохо ли, хорошо ли – но делать. Люди нового поколения – умели ОТЧИТЫВАТЬСЯ. В этом была ключевая разница, которая приводила в отчаяние любого мало-мальски вменяемого человека, пока тот не принимал правила игры.
О, новое поколение умело делать многое, о чем люди старого, помнящего еще СССР поколения даже не подозревали. Они отлично умели находить объяснения и оправдания – так, что тот, кто все это слушал, рано или поздно приходил к выводу, что так и должно быть. Они отлично умели осваивать – а не строить. Они отлично умели манипулировать – если бы в идеологическом отделе КПСС сидели такие умники, то и КПСС и СССР существовали бы до сих пор. Но вот воздействовать на реальный мир, на материальное, создавать новые объекты – они умели очень плохо. Они могли годами делить предприятия, покупать и продавать их, захватывать, рейдерствовать, тратить на это деньги, огромные деньги – но вот взять и построить новое… у них просто не хватало ума. Такое решение практически никогда не рассматривалось. Лучше эти деньги потратить на захват старого, переложить из кармана в карман, потом еще раз и еще, и в конце концов, съездить на них в отпуск с любовницей. Все это напоминало автомобиль, только у которого нет колес, и он стоит на столбиках. Бензин есть, водитель есть, двигатель работает, колеса бешено крутятся – а машина не едет. Но при этом все увлеченно делают вид, что она едет, и с серьезным выражением лица обсуждают виды за окном.
И все это было бы совсем не плохо – если бы не одно «но». Так и с такими в упряжке они проигрывали даже самым тупым и отмороженным гоблинам, какими являются боевики. Они тупы, в чем-то очень наивны, самым примитивным образом обучены. Наконец их мало – намного меньше, чем считается. Но у них есть одно преимущество – они реально действуют, и все их действия – действительно направлены на ту цель, которой они хотят достичь. И потому они выигрывают. Или не проигрывают, что почти одно и то же…
Проблема в том, что за них, за эту вот мразь ему отвечать перед Папой. И что еще хуже – перед американцами. Если Папа еще может понять – то американцы вряд ли поймут. Он их хорошо знает.
И других – нет. Все одни и те же, к тому же – еще и голодные.
А те, кто что-то может делать, идут в бизнеры и вредят России! Национальные богатства вывозят! Только и ждут, чтобы смотаться!
Твари. И те и эти. Нормальных людей нет.
– Пидор конченый, – сказал Сергей Сергеевич, расплескав уже свою злобу. – Тварь. Мразь ублюдочная…
– Не виноват… Не виноват…
Да. Не виноват. Это еще одна отличительная черта нового поколения – они никогда ни в чем не виноваты. Они возвели самооправдание в ранг такого высокого искусства, что начинают искать себе оправдания еще до того, как думают о выполнении порученного. У них всегда виноват кто-то другой. Американская разведка. Белоленточники. Цены на нефть и газ. Активисты некоммерческих организаций. Очередной олигарх. Всегда кто-то виноват.
Но только не они сами.
– Ладно, встань… – преодолев в себе отвращение и примирившись сам с собой на мысли, что других все равно нет, кто есть, с теми и приходится работать, сказал Сергей Сергеевич, – и докладывай толком…
– …я не знал ничего…. Честно говорю, не знал. Чем угодно поклянусь…. Это она, тварь проклятущая… Говорили мне, что она с черными тр…ается, пропустил мимо ушей. А она… мразь, подстилка черная…
– Потерял бдительность, значит. Что ты ей говорил?
– Ничего. Ничего, клянусь! Я к ней только заходил, когда…