Товар из зоны отчуждения

Армию ДНР…

Знаете, где мы упороли свой самый главный косяк? Ну может, не самый главный, самый главный мы упороли, когда не втоптали эту фашистскую погань в землю еще в четырнадцатом, после Мариуполя и Одессы, но следом – косяк? А тогда, когда мы стали делать «армию ДНР». В армии нет драйва, есть только бюрократия и приказы. Вот они все дело и сгубили. А надо было дать оружие всем, кто хочет, и еще летом четырнадцатого устроить джихад по всей Украине. Настоящий, по-взрослому. С обстрелами на дорогах, со взрывами складов, с снайперскими выстрелами по обнаглевшим киевским политиканам, с убийствами из-за угла. Чтобы запылала вся Украина, чтобы боевиков пытались прибить, как тараканов тапком, и не могли, чтобы фронт рухнул навсегда, чтобы стрельба была не в Донецкой области, а вспыхивала то тут, то там. Огромная, плохо прикрываемая граница, Харьков в сорока километрах от границы – нельзя было допустить, чтобы укры смогли сконцентрировать свои силы на фронте и локализовать сопротивление. Не верю, что нельзя было сделать! И тогда не было бы позора две тысячи пятнадцатого года, а потом и две тысячи семнадцатого, когда украинцы и НАТО попытались повторить операцию «Буря»[23 - Операция «Буря» – боевая операция сил Хорватии и Боснии и Герцеговины, имевшая место в августе 1995 года, в результате которой прекратила существование непризнанная республика Сербская Краина – сербский национальный анклав на территории Хорватии. Действия хорватских войск во время этой операции носят отчетливые признаки геноцида. На момент написания этого текста украинские националисты считают операцию «Буря» образцом того, как надо поступить с ДНР и ЛНР. Автор в своем ЖЖ разбирал, почему операция «Буря» на украинской земле почти не имеет шансов, а если и будет предпринята, то приведет к кровавой бойне, но не к успеху.]– да не рассчитали, что российская армия ломанет по ним всем, что было в распоряжении. Солидно, кстати, ломанули – потери не могут подсчитать до сих пор. Говорят, тысяч двадцать в те дни полегло.

Но надо было не так.

…на сегодняшний день Бармалей и его люди контролируют окрестности Краматорска, напрямую, не сотрудничая с нами, но предоставляя по своему выбору информацию и получая за это плату. Вчера Бармалей связался с нами и сообщил, что знает, где находится полковник Токар. В доказательство он предоставил информацию, которую наши эксперты сочли достоверным и достаточным доказательством.

– Какую информацию? – спросил Лисов.

– Это закрытая информация.

– В таком случае мои люди никуда не идут, – сообщил Лисов.

…

– Это может быть засада. У нас с нациками старые счеты. Если они схватили вашего полковника или нашли его обглоданный труп, они могли просто использовать его в качестве приманки.

– Мы тоже не верим Бармалею до конца. Но идти придется. Это приказ из Москвы. Не из Ростова.

– А не пошли бы вы…

– Полковник…

При подчиненных офицерах отказываться выполнять приказ, посылать по матушке того, кто его передал, – последнее дело. Но я уже понял, в чем дело. Этот лысый не армейский. И он в принципе мало что может сделать тем, кто засел здесь, на границе…

– Какие варианты в случае предательства Бармалея?

– Он понимает, что в этом случае рано или поздно будет уничтожен. Его бизнес, как и всех, кто остался там, замкнут на Россию, если он предаст – кислород ему будет перекрыт. Кроме того, к украм ему ходу нет, у них он числится личным врагом сразу у нескольких комбатов. Ему не получить прощения – даже если получит, его все равно убьют.

– Хорошо, – подумав, сказал Лисов, – допустим, убедили. Теперь что с обеспечением вывода?

– Четыре «Касатки» и звено истребителей на прикрытии.

– Ого! Нам и одну-то не дают.

– Это дело государственное…

По моментально сгустившейся атмосфере я понял, что лысый немного не вкуривает ситуацию… Не знаю, где и как он служил до этого, но до него не доходит, что только что он заслужил хороший пощак, как говорят на Кавказе. Но полковник Лисов предпочел этого не заметить по каким-то своим причинам.

– Хорошо. Теперь по прикрытию…

– Брусникин…

Я выходил из здания бывшего шахтуправления, поглощенный собственными мыслями, и не заметил сразу, кто ко мне обращается. Это был водитель. Водитель борзой черной «Тойоты», стоящей у здания шахтуправления, – с ноль пятыми почему-то, дагестанскими номерами. На этой «Тойоте», скорее всего, приехал лысый.

– Лейтенант Брусникин.

– Старший лейтенант. – Я положил руку в карман.

– Вас.

Я недоуменно посмотрел на телефон в руке водителя:

– Меня?!

– Вас, вас…

Я посмотрел на него. На телефон. Спутниковый, Thyraya. Взял.

– Алло.

– Александр?

Мой отец никогда не называл меня иначе. «Сашка», «сынок» – я никогда этого от него не слышал.

– Я слушаю.

– Человека, который приехал к вам в расположение, зовут Иса Исаевич. Сейчас я положу трубку и он перезвонит. Сделай, как он скажет, хорошо? Это важно.

Вот так вот.

Ни поинтересоваться, как дела. Ни сказать что-то про мать. Ничего.

– Александр, ты слышишь?

– Да.

– Кладу трубку. Это очень важно.

– Да.

Я нажал на отбой, дождался нового звонка – он последовал почти сразу.

– Александр?

– Для вас – Александр Иванович.

– Да, что нужно?

– Иван Александрович хорошо отзывался о вас.

С…а.

В спецназ не попадают просто так. Нужна очень сильная мотивация, чтобы все преодолеть, пройти и остаться. Такой мотивацией могут быть только два чувства – любовь и ненависть. Моим была ненависть.

Только мой отец мог до такого додуматься. Впрочем, после Чечни он стал совсем другим человеком. Настолько другим, что ни у него, ни у меня теперь не было нормальной, полной семьи.

– И что?