Зона заражения-2

Ни амира Ильяса, ни Сулеймана с его людьми в лагере в момент удара не было.

Не желая посвящать кого-то в истинное количество имеющегося оружия и в его происхождение, они взяли всю работу с оружием на свои плечи. Вечером они уходили в долгий путь к пещере и добирались к ней только потемну. Там они начинали работать с оружием… оружие надо было расконсервировать, проверить, пристрелять. Все в заводской смазке, часть какое-то время лежала на складах. Пристреливали с использованием лазерного комплекта для пристрелки, патроны тратить не хотели, да и шуметь тоже. Затем комплектовали магазинами, прицелами, глушителями, если были и если надо, боекомплектами, смазывали и все вместе упаковывали в мешки – мешков-то как раз у них было вдоволь. Все это они постепенно начнут переправлять в новые лагеря подготовки – каждый из них обоснует свой лагерь и станет там амиром. Это примерно как на Руси организовывали монастыри. То же самое.

Помимо этого в долгих беседах, с ветошью в руках, пропахшие консервационной и нейтральной смазкой, сталью и потом, они вели долгие беседы о жизни. И если бы кто-то из совета амиров и даже алим подслушали эти беседы – им пришел бы конец. Пусть не сразу – но конец. С гарантией. Их не оставили бы в живых потому, что люди с такими взглядами просто опасны, они не живут в свое удовольствие сами и не дают жить другим. Они не дают содержать рабов, употреблять по вечерам харам, содержать гаремы из маленьких девочек или мальчиков, спокойно созерцать то, как народ гибнет в нищете, в то время как ты построил дворец и окружил его забором. Даже если они ничего не говорят тебе – их глаза страшнее их слов. А ведь толпа – страшный зверь, и не раз отчаяние бросало людей на пулеметы…

Они говорили об Осаме бен Ладене. Об СССР и его экономическом опыте – об этом рассказывал амир Ильяс, он сам был совсем маленьким, когда рухнул СССР, но кое-что помнил, в то время как все остальные не знали точно, что означает это странное слово СССР. Они говорили об Афганистане и Сирии, о Ливии и Ираке – этих стран давно не было, но люди, помнящие их, остались и опыт остался. Они пытались понять, где они допустили ошибку. Как так получилось, что власть, которая вроде основывается на шариате, стала худшим врагом народа. Как получилось так, что герои джихада так отошли от шариата и, по сути, стали тиранами, еще худшими, чем были неверные…

Они много говорили. И в этих разговорах сначала рождалась мечта. А потом рождалась ИДЕЯ. Страшнее которой для Халифата не было ничего. Потому что как говаривал еще Виктор Гюго – имя, для молодых джихадистов ничего не говорившее, – страшнее всех армий мира идея, время которой пришло…

Аллаху Акбар…

– Абу Нури… – спросил Сулейман.

– А? – отозвался амир Ильяс. Он как раз разобрал пехотный вариант пулемета «ПКТ», производства Арсенал, Болгария, 2029 года, и отчищал его от приставшей консервационной смазки.

– Скажите, вы так хорошо говорили про людей руси. Но ведь они воюют с нами и убивают нас, разве не так?

Амир Ильяс кашлянул.

– Ты должен различать действия правительства, Сулейман, и действия простых людей.

– Но разве солдаты – не выходцы из тех же простых людей, эфенди?

– Да, это так. Но есть разница. Ты должен понимать, Сулейман, что джихад мечом – не единственный джихад из возможных. Более того, джихад сердца более предпочтителен, чем джихад языка, джихад языка более предпочтителен, чем джихад руки, джихад руки более предпочтителен, чем джихад меча[12 - Джихад сердца – борьба со своими недостатками, джихад языка – разъяснение другим веры и указание на недостатки, джихад руки – наказание преступников, джихад меча – священная война.]. И это правильно – потому что если ты вышел на пути Аллаха, в то время как в твоем доме творится всяческий харам, Аллах никогда не даст тебе победы над врагом. И джихад меча следует делать только тогда, когда иного выхода не остается. Я много сражался, Сулейман, и я видел людей разных народов в бою. И нет из джахилей народа, который вел бы себя в бою достойнее, чем русские. Это же говорят многие афганцы со слов своих дедов.

– Но они все равно остаются джахилями и упорствуют в своей джахилии.

– Да, но среди их народа меньше грязи и разврата, чем у многих других. Посмотри на Европу. Они не просто не верят в Аллаха Всевышнего, они делают все, чтобы вызвать его гнев. Они предаются самому омерзительному разврату, среди них полно мужеложников и тех, кто делает никахи с животными. Хуже того, они заключают браки с подобными им, и ходят молиться Пророку Исе и требуют, чтобы в их церквях освящали такие браки – что вызывает нестерпимый гнев Аллаха и многочисленные кары на них. Они готовы в любой момент предать друг друга и за деньги, и просто так. Они не живут семьями, а дети получают воспитание не от отцов, а от государства. Детей отбирают из семей и отдают в другие семьи. Они готовы отдавать своих детей в другую страну и людям другой религии, в то время как у нас если женщина осталась вдовой, мужчины этой семьи должны позаботиться о ней, иначе они покроют себя позором[13 - В этом, в общем-то, и состоит изначальный смысл многоженства. Мужчины много воевали и часто гибли – поэтому, если оставалась вдова, ее брал в свой дом брат, а если не было брата – то другой родственник и заботился о ней. По-моему, все разумно.]. Они придумали такое развлечение, как виртуальный секс…

– Что это такое, эфенди? – удивленно спросил один из моджахедов.

– Да ничего. – Амир Ильяс вовремя опомнился, поняв, что его собеседники никогда не видели компьютер. – Это еще одна мерзость, отвратительная Аллаху. И обратить их в веру попросту невозможно – если они и примут ислам, то будут лицемерить и дальше заниматься отвратительными делами, радующими шайтана. Но русские – несмотря на то что они кяфиры, – они соблюдают многие запреты шариата, воздерживаются от недозволенного. Вот почему Аллах позволил именно им победить нас, и вот почему Аллах унизил и разгромил американцев и европейцев, которые пришли на земли ислама и которые…

Громыхнул гром. Сулейман поднял голову от снайперской винтовки – он установил прицел и пытался понять, насколько правильно он это сделал. Конечно, с помощью лазера снайперскую винтовку не пристреляешь, там надо будет потом еще заниматься.

Еще один разрыв.

– О, Аллах…

Еще.

– Надо идти туда! – встал Иса, один из моджахедов.

– Нет! – Амир Ильяс преградил ему путь, он один знал, что такое удары дронов и как это бывает. – Не ходи! Всем оставаться на месте!

В голове было только одно – знают ли они про пещеру. Сама пещера – неуязвима даже для бомбежки, но если они знают – то могут послать сюда барражирующий дрон – самоубийцу[14 - Специфическая разновидность дронов, в отличие от обычных они не наносят удар ракетами и бомбами, а пикируют на цель сами и погибают при взрыве.].

– Но там наши братья! – возразил Сулейман.

– Если вы верите мне – не ходите.

К лагерю они добрались только к середине следующего дня, когда, по расчетам амира Ильяса, дроны, которые могли барражировать над местностью, чтобы оценить результаты удара и понять, кто и как будет реагировать, – ушли.

Разорванные палатки, сбитый осколками флаг, белый, с черной вязью шахады, афганский. И трупы, трупы, трупы. Немногие из выживших пытались помочь тем, кто уцелел. Но большинство раненых к этому времени умерли.

– О, Аллах… – Сулейман поднял взгляд к небу.

– Нет! – Амир Ильяс дернул своего ученика за рукав. – Больше не смотри в небо. Никогда.

– Слушаюсь, эфенди… – сказал Сулейман.

– Потом поймешь почему. Как ты говорил, когда нес потери?

– Те, кто стал шахидом, сражаясь на пути Аллаха, не мертвы. Нет, они живы, они у Господа получают свой удел.

– Так и есть…

Амир Ильяс пошел к своей палатке, тоже сорванной взрывом, покопался в остатках и нашел телефон. Телефон ему дал амир Ислам. Он вставил аккумулятор и начал набирать номер.

– Что он делает? – спросил Иса. – Звонит кяфирам?

Сулейман больно ударил Ису по ноге.

– Неужели кто-то из вас сомневается в нашем учителе? Мы – это то, что он сделал из нас. Из всех, кого я видел, нет человека, более близкого к Аллаху, чем он. Неужели вы сомневаетесь?

– Аллаху Акбар, – испуганно сказал Иса.

Аллаху Акбар…

– Привет…

Она улыбнулась. Нет более привлекательной улыбки на земле, чем ее улыбка.

– Что делаешь?

– Стою в пробке, как видишь.

Мой звонок застал Настю в машине. Камера была установлена наверху, там, где в мои времена было зеркальце для водителя, и я видел ее всю – загорелую, в коротком ярком платье-сарафане.

– …Я знаю, что бы ты сказал…

– И что же?

– По крайней мере, машина подзарядится[15 - На дорогах в цивилизованных городах и странах были участки со своего рода силовым контуром, и, когда машина ехала по ним, она получала подзарядку для своей батареи, хотя и небольшую.].

– Ты хорошо меня узнала…

– Ну… не так хорошо, как хотела бы. Как ты там?