В злом сердце Бог не живет

– Замглавы администрации района. Приказал, чтобы мы убирались.

– Почему?

– Потому… Я же говорил тебе – надо согласовать с администрацией разрешение на съемку.

– Так я согласовала вроде… Позвонила еще потом, уточнила – все сказали в порядке.

– Ну как в порядке? Ты же видишь…

Я не знал, как быть дальше. У кого просить помощи, где искать защиты? Подняв глаза к небу, я мысленно обратился к Богу. Не может быть, чтобы все так нелепо закончилось. Должно же быть у этой ситуации хоть какое-то решение.

– А может, позвонить кому-нибудь? – тихо спросила Настя.

«Кому? Кому позвонить?» – в отчаянии подумал я и тут неожиданно вспомнил: у меня же есть друг, Вадим, полковник ФСБ, между прочим. Когда-то мы служили с ним вместе и теперь поддерживаем отношения. Правда, видимся не так часто.

Я достал мобильный телефон, набрал номер.

– Привет! Говорить можешь?

– Могу, – донесся из телефонной трубки голос моего приятеля. – Как дела?

– Да так… В общем, выручай.

– Что случилось?

– Снимаю ролик на Крестовском. Приехал человек из местной администрации, говорит – уматывайте отсюда, если нет согласования.

– А оно у тебя есть?

– Мой администратор говорит, что есть… Но бумаг никаких в данный момент у меня с собой нету.

– Да-а… – Вадим задумался. – Как фамилия человека? Он представился?

– Мартинсон… Знаешь такого?

– Знаю.

– Можешь что-нибудь сделать?

– Понимаешь, Роберт, командовать здесь я не имею права. Единственное, что могу – отсрочить появление полиции. Два часа тебе хватит?

«Что такое два часа? – отрешенно подумал я. – Даже половину снять не успеем».

– Ладно, Вадим… По большому счету это меня, конечно, не спасет. Но если сможешь отсрочить – давай. А там видно будет.

Возле режиссерской палатки толпился народ. Здесь были оба оператора, художник, гример и еще человек пять из съемочной группы. В их глазах читался немой вопрос: удалось ли договориться? Я, молча сел на стул, устало откинулся на спинку и вытянул ноги. «Два часа… Два часа» – безостановочно крутилось у меня в голове. Я невольно позавидовал всем этим людям. Хорошо им… Скажут работать – будут работать; скажут собирайтесь – соберутся, поедут по домам. И ни о чем душа болеть не будет. Какая красота…

«Если что – машину можно будет продать, – мысленно успокаивал я себя. – Не хватит – возьму кредит в банке. Ничего, как-нибудь вывернемся».

Я провел ладонью по лицу, тяжело вздохнул.

– Ну, что делать будем? – нарушил, наконец, молчание оператор.

– Работать! – ответил я, поднялся и вышел из палатки. – Готовьте кран, свет, Настю подгримируйте. Все на съемочную площадку!

Народ засуетился, забегал; включились огромные мощные прожектора, имитирующие яркий солнечный свет; желтый операторский кран поднялся высоко над деревьями; стальные рельсы легли поперек узкой асфальтовой дорожки.

– Где наша героиня? На исходную!

Настя вышла на очерченный мелом рубеж. С этой точки по команде она должна была начать движение. Операторы, приникнув к камере, доложили о готовности. Я почувствовал прилив веселой злости. Пусть все летит в тартарары, а я все равно буду делать свое дело!

– Работаем!

Настя побежала, операторский кран медленно пополз вверх, увлекая к вершинам деревьев Аркадия со вторым оператором. Я уставился в монитор, наблюдая, как складывается картинка в кадре.

– Стоп! Еще дубль!

Пока Настя возвращалась на исходную, я отлепился от монитора и заметил вдруг странную перемену… Вокруг неожиданно посветлело, краски стали ярче, среди мутной небесной пелены проступили голубые веселые пятна и робкий солнечный луч столбом мерцающего света пробил серое тусклое пространство. Все засияло вокруг, преобразилось; и всем эти перемены пришлись по душе, кроме оператора. Кривясь, как от зубной боли, он принялся вместе с напарником перенастраивать аппаратуру.

Когда все было готово, Настя побежала еще раз. Потом еще… Потом еще и еще… Мы снимали дубль за дублем. Я все время поглядывал на часы, ожидая приезда незваных гостей, но никто пока не появлялся.

Прошел час, другой… Я боялся поверить в чудо.

Мы отработали с операторским краном, пересняли при новом освещении общий план; взяли с рельсами и тележкой все возможные ракурсы бегущей героини. Оставалось только отснять материал с площадки «камервагена» – это, такая, специальная операторская машина, своеобразная камера на колесах.

Сколько километров пробежала Настя за это время – никто не считал. Любой профессиональный бегун уже бы взмолился о пощаде. А Настя стойко терпела все наши притязания. И продолжала работать с улыбкой на лице.

– Как самочувствие? – поинтересовался я.

– Нормально, – ответила Настя, – только сустав что-то разболелся.

– Я понимаю, ты устала, но потерпи еще чуть-чуть. Осталось немного. С машины сейчас тебя снимем – и все… Перерыв не хочу объявлять, вдруг эти товарищи все же приедут.

Настя безропотно согласилась. Может быть потому, что чувствовала за собой какую-то часть вины. Я был ей безмерно благодарен. Так хотелось, побыстрее закончить эту бесконечную карусель.

– Машина готова, – доложил второй оператор.

Ребята подсадили, и я забрался на открытую площадку с установленной на ней камерой. Аркадий пододвинулся, пропуская меня на мое режиссерское место. Второй оператор подсел к нему. Тут же рядом расположились двое из технической группы.

Мы плавно тронулись, Настя побежала за нами следом.

– Ближе, ближе к машине держись! – крикнул Аркадий.

Один из парней-техников взял в руки отражатель, чтобы подсветить ей лицо. Мягкий свет от лайт-диска, придал коже ровный и теплый оттенок. Я невольно залюбовался ею, удовлетворенно отметив про себя, что не ошибся с выбором героини.

– Поработай лицом, Настя… Сейчас будем снимать крупный план.

Она понимающе кивнула. Ей не надо было долго объяснять – вот, что значит настоящий профессионал. В глазах ее появился загадочный блеск, щеки слегка порозовели, черты лица разгладились, стали тоньше и нежнее.