Сборник тёмных рассказов

– Ужас. А дети у них были Нина Викторовна?

– Нет, Олечка. Следователь опрашивал меня тогда, и вскользь упомянул о её бесплодии.

– Я вытащила фотографию из пиджака моего молодого человека. Нина Викторовна может вы раньше видели его у них? Возможно он их родственник…

С этими словами Оля показала фото Нине Викторовне. Лицо пожилой женщины неприятно исказилось, а дыхание перешло на свист.

– Борис.

– В смысле Нина Викторовна? Так вы знаете Борю?

Пожилая женщина зажмурила глаза, и с трудом удерживалась на ногах.

– Что вы знаете о Боре? Не молчите, пожалуйста, Нина Викторовна.

– Десять лет назад я своими глазами видела его тело с отверстием в черепе.

– Может мой Боря, родственник того человека, – испуганно спросила Ольга.

– Девочка моя. Перед самоубийством этот Борис дотла сжег свой дом. И я не спутаю ни с чем, его холодный взгляд. Прости Оленька, я должна идти.

Ольга сидела погруженная в свои мысли. Ей вдруг пришло в голову, посмотреть свои фото. Она быстро достала телефон, и стала листать последние совместные снимки с Борисом. Сердце Оли бешено колотилось в грудь. На экране Бори не было видно, хотя Ольга хорошо помнила, что делала совместные фото.

Под камнем

Двадцать четыре года назад наш корабль надув парус горделиво вышел из гавани, направляясь в новый свет. Вслед огромному деревянному фрегату помахало три десятка милых, женских ресничек. Они, плакали о мужьях, до тех пор, пока был виден его острый, отполированный волнами корпус. И так попрощавшись, некоторые из девушек почти сразу же распахивали объятия другим возлюбленным.

В целом некоторые из матросов имели смутные догадки о происходящем. Неверные жены так умело окружали мужей непроглядной стеной из уловок и лести по возвращении, что те забывали обо всем. Луис, наш корабельный кок оказался в числе таких не счастливчиков. Ему не пришлось застать жену с поличным, все оказалось гораздо проще. Один из матросов, напившись на какой-то, из пятничных праздников рассказал о связях его жены с капитаном. Бедняга Луис крепко разозлился на пьяницу, но тот успел наговорить много вещей похожих на правду. И так, Луис направился к каюте капитана, но не нашел его там. По пути обратно он встретил меня на мостике.

– Где он? – пробурчал хрипло Луис.

– Дружище, ты о ком?

– Эта сволочь капитан! Опозорил меня.

Сжатый кулак Луиса, ярко показывал его твердые намерения. Он в пол силы поколачивал толстую двухслойную обшивку, то и дело, вскидывая голову. Постояв возле меня он, очертил в воздухе кривую дугу и быстро побежал по лестнице вверх.

Я занимался готовкой на камбузе, когда почувствовал толчок неимоверной силы. Это было похоже на мощный удар гигантской ладони. Мое сердце сжалось. После двух минут замешательства я пришел в себя. Мы выбрались наружу, сбросили, запасные лодки и приготовились спасаться. Я обернулся. Луис шатался словно пьяный, он опустил голову капитана на палубу, разминая в руке его, скальп. Собственно из-за гибели капитана, корабль налетел на каменную гряду.

Друзья капитана на шлюпках подплыли к ближайшему голому, каменному берегу и высадили Луиса на безымянный остров длинною, в тридцать шагов. Он кричал, проклиная остальных членов команды. Я по сей день помню его блестящие, влажные глаза полные безмерного отчаяния. Мы налегли на весла, все дальше уплывая от бедняги. Когда наши лодки достигли расстояния в бросок камня, я услышал жуткие крики Луиса. Поначалу мне показалось, он сошел с ума, представив свою дальнейшую судьбу. Я был на веслах и остановился, что вызвало недовольство остальных. Они бурчали, но быстро заткнулись, увидев то, что произошло на острове. Вода бурлила у кромки крошечного острова, поднимаясь в воздух раскаленным облаком. Кроваво – красная лава вырывалась из недр островка, отбрасывая тяжелые камни в разные стороны. Трясущийся от страха Луис бросился в волну, но что-то поймало его. Я и по сей день, не уверен, что знаю, кто это был. Костлявое высокое существо, вишневого цвета закинуло Луиса на плечо как игрушку, и вернулось с ним на остров. Не знаю, что для бедняги было страшнее, быть на извергающемся острове или трястись в лапах неведомого, жуткого монстра. Желтая, расплавленная масса быстро растекалась по неровному островку. Чудовище обернулось к нам, от чего мое сердце похолодело. Мне кажется, в последний момент оно улыбнулось. Затем под отчаянные вопли Луиса, они бросились в пучину лавы. Я с прежней силой взялся за работу, и мы направились прочь от проклятого острова.

Обещание дьявола

Длинная вереница загорелых людей медленно шагала между высоких, холодных стен глубокого ущелья. Увесистые, громоздкие рюкзаки продавили их усталые спины, и каждый следующий шаг отдавал ноющей болью в поясницу. Любой из них ждал от этого похода больше, чем от всех лекарств, которые успел принять или выпить до этого дня. Знойное, тропическое лето успело раскрасить открытые участки их кожи в шоколадные тона.

Еще неделю назад, эти люди наслаждались комфортом домов большого города. Ели и выпивали досыта, но одно обстоятельство беспардонно вторглось в их жизнь. На дворцовой площади один за другим, собирались случайные прохожие, вскоре образовав большую галдящую толпу. Виновником сего уличного представления оказалась юная Ралинда. Она крутила тонкие цветные ленты, создавая волшебный танец. Ярко-зеленый костюм её, вышитый из тонкого шелка, волнительно прилегал к юному, упругому телу. И в этом не стало бы ничего удивительного, если не знать какой раньше была Ралинда. Почти каждый, городской житель, проходивший мимо каменной фигуры святой Марии, видел сидевшую у гранитного подножия одноногую Ралинду. В её прежнем образе, люди находили свои бесчисленные страхи. Перекрестившись, набожные дуэньи торопились уйти поскорее, будто искореженные при рождении конечности, могли прилипнуть к ним.

В юной, соблазнительной девушке, кружащейся в беззаботном, сладком танце на крепких, изящных ногах было трудно узнать бедняжку Ралинду. Хорошенько приглядевшись, прохожие сходились на том, что это определенно она. И вот, эта перемена в ней съедала их завистливые сердца. Никому не рассказывала Ралинда, о том, как переменилась, от чего в городе интерес только нарастал. Городской совет, решил, что эта перемена не может быть без участия дьявола и решил арестовать Ралинду. Горожане потихоньку хихикали, увидев, как полногрудая Ралинда, закованная в цепи ехала в клетке по городской мостовой. Им было проще понять насилие над девушкой, раз не получилось узнать ее секрет.

Месяц святая инквизиция изо дня в день истязала Ралинду в серых, заплесневелых подвалах, в надежде, что та покается. В день казни, между дворцовых башен, знать перемешалась с простым людом в ожидании главного события.

Языки пламени только начали съедать основание столба внизу, когда Ралинда закричала о желании исповедоваться. Это было против правил, но жадные уши чиновников надеялись услышать сокровенные тайны, строптивой Ралинды. Огонь быстро потушили, и девушка поведала о чудесном исцелении. Некоторые проклинали её, называя ведьмой. Однако прислушавшихся, оказалось больше. Дослушав рассказ, те, кто прежде с благоговением слушал красавицу Ралинду, призвали закончить начатое.

Так в городе собралась добрая сотня желающих обрести молодость и здоровье в чудодейственном месте, о котором они услышали от покойницы. Почти две недели они пробирались через густые леса, кишащие ядовитыми тварями, пока не попали в ущелье. Оно должно было привести их к заветному месту. Когда вся вереница людей оказалась внутри разреза скалы, и почувствовала благостную прохладу, гора зашевелилась. Её каменные бока затряслись, и огромные глыбы, опережая друг друга, устремились сверху вниз. Юная Ралинда ожила и вновь обрела свое идеальное тело, поселившись в краях, где никто и никогда ее не знал, когда сто новых душ отправились в преисподнюю. Таков был уговор у неё с дьяволом, когда в одну из холодных ночей, он предложил ей безногой бродяжке, идеальную сделку.

Великий неудачник

Мне трудно вспомнить, обстоятельства нашей с ним первой встречи. Это было так давно, что время старательно истерло важные детали, оставив нетронутыми лишь некоторые малозначимые факты. Его высохшее, костлявое тело представляло собой, жалкое зрелище. Человек с именем Джозеф, в моем воображении мог быть булочником, возможно при удачно сложившихся картах он стал бы поэтом, в крайнем случае, строителем. Но этот Джозеф имел выдающийся горб, возвышающийся над плечом в четыре мужских ладони. Церковно-приходская школа неохотно приняла неуклюжего, худощавого ребенка, сделав со временем суеверные страхи, его главными повелителями. Родители мальчика имели пять дочерей кроме него, и не большой заработок. Крошка Джозеф родился шестым, не представляя, что способен молниеносно изменить жизнь всей своей семьи. Отец трудился сельским учителем, не забывая прикладываться к бутылке. Мать Джозефа, обвиняла именно эту привычку мужа в болезненности сына. Продержавшись около половины года без алкоголя, отец отбросил сомнения в сторону, полностью отдавшись любимой привычке. Выпив за пару месяцев с десяток бочек рома, глава семейства благополучно оставил тленный мир, оставив жене долги и шесть голодных ртов. Их серое, унылое жилище и без того еле дышащее на ладан, быстро заросло грязью, большее напоминая притон алкоголиков. Старшая Линда при первой возможности выскочила замуж. Даже оставшись с пятью детьми, женщина выбивалась из сил. Наконец она поняла, что происходит, категорично отказавшись от любого спиртного. Однако же денег по-прежнему не хватало, и малыши попрошайничали монеты у прохожих. С Джозефом выручило обстоятельство, что его святейшество папа римский поручил в районе, где собственно Джозеф жил, принимать подобного род малышей на обучение. Скрепя зубами его взяли. Одноклассники хватали Дожози за рваные, заляпанные рукава, называя волчонком. Учители поглядывали брезгливо на мальчика со столь отталкивающей внешностью. В общем, Джоззи получая словесные уколы с разных сторон, вырастил на себе непроницаемый панцирь безразличия. Шло время, и малыш Джозеф подрастал. По окончании учебного курса, мальчик остался при храме, выполнять хозяйственные работы. Ему выделили маленькую каморку, где помещались только узкая кровать, с маленькой тумбой. Это нисколько не тяготило Джоззи. Большую часть времени он проводил в саду, ухаживая за плодовыми деревьями. Любимой порой его, был переход от зимы к весне. Когда теплое солнце укрывало одеялом из желтых лучей, белоснежные просторы у храма. Тогда Джозеф становился немного другим. Его движения лишались излишней угловатости, и сам он был быстрее и веселее. Сердце Джоззи радостно трепетало, в приятном ожидании чудесной метаморфозы придуманной природой. И вот набухшие почки, набравшись сока, распрямляли тонкие, ароматные лепестки, превращая серое пространство внутреннего двора храма в волшебное место. Джозеф мог три часа к ряду любоваться цветочным благолепием, пока настоятель, заставший его за этим занятием, не напоминал ему об обязанностях. Тогда Джоззи с не меньшим энтузиазмом принимался за прерванную работу. В апреле, когда Джозефу исполнилось двадцать пять, холодная, бесцветная крупа все еще лежала на полях.

– Когда же весна придёт? – расстроено спрашивал обычно Джоззи у настоятеля.

– Терпение, сын мой. С божьей помощью все будет, – неизменно отвечал священнослужитель.

Ожидая потепления, Джозеф обычно бродил в окрестностях храма. Он с надеждой поглядывал в небо, заволоченное серой пленкой. Устав от бесцельного брожения, Джоззи собрался уходить, но вдруг остановился. В ста шагах от него стояли голые стволы больших деревьев. В этом не было ничего не обычного, в это время года лес только начинал просыпаться, но было еще кое-что. Джозеф протер глаза. Сначала он подумал, что слишком устал. Наверное, размером с размах человеческих рук, огромный, цветок, ярко желтого цвета, раскрыл широкие, светящиеся лепестки навстречу небу. Его стебель ядовито – зеленого цвета оплетал толстый дуб, напоминая тропическую змею. Видение не пропадало, и Джоззи пошел ему на встречу. Гладкая поверхность растения, его листы необычной круглой формы заворожили Джозефа. Он осторожно проводил кончиком пальца по кромке лепестков, и голова кружилась от чудесного аромата. Снег на обуви Джоззи растаял, проникнув внутрь ботинок. Тогда только парень отвлекся от созерцания, и увидел сгустившуюся вокруг него ночную темноту. В храм он зашел с заднего двора незамеченным. Кровать уже не казалось такой уютной, воздух таким чистым, потому как все мысли Джозефа крутились вокруг воспоминания о чудесной находке. Выполнив утреннюю работу, Джозеф отправился в трапезную. По пути ему встретились два монаха, поднявшие брови при виде него. Этому Джоззи не придал особенного значения, но то же самое, повторилось за столом. Наконец к Джозефу подсел настоятель и одобрительно хлопал по плечу.

– Наши молитвы Джозеф были услышаны, – восторженно начал он.

Не прерывая завтрака Джоззи, согласно кивнул, совершенно не представляя о чем, идет речь.

– Это абсолютное чудо, – продолжил настоятель, ощупывая спину Джозефа.

Тогда только Джоззи понял, что привычного, ему горба на спине нет. Он радостно подпрыгнул, затем крепко обнял настоятеля. Это утро показалось Джозефу самым приятным за всю его жизнь. Наполненный радостными эмоциями он, весь день трудился, совершенно не чувствуя усталости. К вечеру Джозеф вспомнил о найденном цветке, не уверенный что, то было наяву. Он осторожно пробрался на задний двор, а затем наружу.

Цветок по-прежнему благоухал, находясь на своем месте. Джозеф кружил вокруг него, не отрывая глаз. Ему совсем не хотелось уходить, но он вспомнил, что завтра должен рано вставать. Следующее утро началось, как обычно, однако вскоре большая часть обитателей храма обступили Джоззи. Пара десятков глаз уперлись в него, в надежде понять, как могло такое произойти. Настоятель объявил о небесном провидении, и, мол, Джозеф пример тому. Дни проходили один за другим, а Джозеф становился все прекраснее. В его облике теперь сочетались притягательная мужественность и невообразимая правильность черт. Узнав о чудесном превращении, в храме стало больше страждущих, что надеялись на точно такое же чудо. Богатые и бедные осаждали Джозефа, от чего у него кружилась голова. Наконец когда одна знатная дама призналась ему в своих чувствах, он совершенно уверовал в свою особенность. Влюблённая в Джозефа, она предложила ему сбежать, прихватив деньги мужа. Джоззи загорелся ответными чувствами, согласился. Но уехать значило, оставить цветок. Джозеф условился с возлюбленной бежать рано утром. Перед тем он в последний раз пришел к цветку. Желтые лепестки, как и раньше притягательно манили своим внутренним свечением. Джозеф смотрел на них, и сердце его болело от мысли о расставании. Не далеко от леса остановилась карета той самой дамы. Утренние лучи стали медленно раскрашивать черное небо в светлые тона. Нужно было уходить, но Джозеф не знал, как оставить, то, что подарило ему такую красоту. Замешкавшись на секунду, Джоззи наконец решился. Он быстрым, сильным движением оторвал кусок лепестка, за тем другой. Ему не понравился горький, терпкий вкус растения, но Джозеф продолжал съедать большие желтые куски. Когда Джоззи закончил, ночная тьма, уступив свету почти полностью отступила. Джозеф стремительно побежал к ждавшему экипажу, преодолев разделяющее их расстояние за считанные минуты. Он радостно заскочил внутрь кабины, и хотел обнять даму сердца, но та завизжала. Она кричала, как если бы вместо Джозефа там оказался медведь. Лакей выволок растерянного Джози и бросил в дорожную пыль. Выплюнув грязь, Джозеф встал. Он горделиво посмотрел в сторону уезжающего экипажа.

– Мало ли еще будет у меня таких женщин, – подумал насмешливо он. Уже находясь в храме, Джоззи заметил странные взгляды монахов.

– Где ты был Джозеф? – спросил настоятель.

– Это всего лишь досадное недоразумения, – ответил Джоззи, указав на грязную одежду.

– Я о другом. Смотрел ли ты сегодня в зеркало сын мой?

Как и остальные, услышав историю живого чуда, я приехал в тот день, посмотреть на молодого работника при храме Джозефа Мак Килти. Настоятель сообщил нам, что Джозеф отбыл в эту ночь. Пожилому священнослужителю было жаль, ускользнувшее чудо, и он пытался сохранить память о нем в наших сердцах.

Мой экипаж должен был прибыть к полудню, и я не знал чем занять себя. Когда я обходил западную часть при храмовой территории, в живописном леске неподалеку от меня послышались стенания. Прислушиваясь к звукам, я набрел на ветхого старика. Это и был Джозеф Мак Килти. Он беспомощно ползал на четвереньках, по жирной лесной почве сетуя на судьбу. Джоззи успел рассказать мне свою историю, до того как его тело превратилось в тлен, рассыпавшись на мелкие частицы у моих ног.

Бабушкин дом

Луна медленно выползла из-за горизонта, едва осветив нашу машину, увязшую на полную высоту колес в липкой грязи лесной дороги. Николка выжимал педаль газа, пока запах едкой гари не заставил его кашлять. Тогда он плюнул на испачканный грязью автомобиль, и пошел ко мне. В слабом ночном свете, он походил на черный бочонок, с толстыми ножками.

Мне стало немного смешно, когда он плюхнулся на толстый ствол, упавшего дерева, рядом со мной.

– Слышь, Серго, – сердито прошипел он, – я что, один отсюда хочу уехать?

– Да мне абсолютно все равно что ты сейчас говоришь. У меня живот болит, как будто там ежи подрались с осами. Какая машина сейчас может быть?!

– Не надо было нам вообще ехать в эту глушь!