Снимать штаны и бегать

– Хорошо!

* * *

Голомёдов и Раздайбедин курили на балконе председательской приемной.

– Ты чего это, Вася? Зачем тебе эта тетя Тушка сдалась? Так удачно ее слили! – приглушенно поинтересовался Кирилл, огладываясь через стеклянную дверь. Кириллу уже перевалило за 30, но выглядел он моложе. Довольно высокий, спортивный, одевался неброско. По его лицу, мимике, жестам, одежде было довольно сложно судить о роде его занятий. Он с успехом мог казаться и младшим научным сотрудником, и коммивояжером, и рекламным лицом новой линии мужского парфюма. Казалось, он нарочно работал над тем, чтобы при своих внешних данных оставаться как можно менее заметным и запоминающимся.

Василий расслабленно приподнял бровь и лениво пояснил:

– С ней будет веселее.

Голомёдов посмотрел на коллегу с удивлением.

– Хорошо. Развлекайся. Но сам. Чтоб у меня эта тушка под ногами больше не путалась.

– Угммм… – лениво процедил Василий, выпуская клуб дыма.

– Я, кстати, все спросить забываю. Как ты заставил диктора с городского радио прочитать в эфире всю эту ахинею? – заговорщицки прошептал Голомёдов. Раздайбедин не ответил. Он смотрел на жирную галку под балконом, и плавно крутил головой, будто очень медленно выражал отказ невидимому собеседнику.

– Василий? Василий! – Кирилл тряхнул напарника за плечо, – что ты делаешь?

– М-м-м-м… Если честно, то размахиваю воображаемым хвостом.

– Зачем?

– За головой, – ответил Василий так просто, будто речь шла о самом обыденном времяпрепровождении. – А с диктором Агафоновым все получилось довольно банально. Я просто пронумеровал страницы. С одной стороны – единица. С другой – двойка. Агафонов исполнил свой дикторский долг и добросовестно прочитал обе страницы. Исполнительность – антипод ума.

– Жжешь, Василий! – не то восхитился, не то посетовал Голомёдов, и добавил наставительно:

– Ты это самое… Поосторожнее сознание расширяй. Вдумчивее подбирай алкоголь. Нам здесь еще выборы проводить – ты помнишь?

Василий затянулся сигаретой и сделал вид, что последние слова его не касаются.

Вернувшись в приемную Зозули, коллеги продолжили экстренное заседание в более мирном и деловом русле.

– Итак, задача перед нами очень сложная, но одновременно – понятная и простая. Определить, где у электората сильнее всего чешется, и начать это место усиленно чесать. Для этого нам нужно немного сориентироваться в окружающей обстановке. Знакомство начнем, пожалуй, с конкурентов, – заявил Кирилл и вопросительно посмотрел на Харитона Ильича.

– Ну, тут шо я вам сказать могу… Окромя меня – восемь человек. Но тут кто запасные, кто непроходные, у кого пороху на агитацию не хватит. А по делу идут трое, – виновато улыбнулся Зозуля.

– Подробнее? Возраст, пол, привычки, партийная принадлежность?

– Ну, первая, значит, будет Октябрина Александровна Хохловцева. Только она… – Харитон Ильич задумчиво пощелкал пальцами и закончил, – ну, в общем, не конкурент она.

– Почему? – поинтересовался Голомёдов. – Противника опасно недооценивать. Не имеет популярности в массах?

– Ну шо вы! – воскликнул Зозуля, усмехаясь в прокуренные усы. – С массами у нее полный ажур. Человек она достойный. Кремень. Крепкая косточка! Надежный кадр.

Кирилл недоуменно посмотрел на Харитона Ильича.

– Как бы вам объяснить попонятнее, ядрен-батон… Она у нас заслуженный оппозиционер. Уже 13-й год как депутат. Сначала в народном совете, теперь вот у нас.

– Все равно не понял. – Пожал плечами Кирилл.

– Даже оппозиция считается не вредною, если она не вредит, – лениво процедил из своего угла Раздайбедин и снова впал в транс.

– Товарищ верно говорит, – согласился Харитон Ильич, с сомнением поглядывая на желтые очки и небритый кадык Василия. – Она – полезная оппозиция. На заседаниях или там митингах – она, бывает, конечно, расходится. Ругает нас разными нехорошими словами. Но мы не обижаемся, ядрен-батон! Во-первых, женщина, во-вторых – возраст почтенный, в-третьих – старый заслуженный товарищ, член партии с 69-го года. Ну а в-четвертых – с ней всегда можно это самое… Обсудить детали. И сумму.

– А! – догадался Кирилл. – Кандидат-обезьяна! Идейная проститутка? Торговец принципами?

– Ну, зачем вы так! – закачал головой Харитон Ильич. – Октябрина Александровна у нас человек заслуженный, политик авторитетный! Народ ее любит. Уважает, за то, как она нас, грешных, песочит и в хвост и в гриву. Режет правду-матку без страха! Но она сама говорит – возраст. Тяжело уже в мэры.

– А в депутатах не тяжело?

– В депутатах пока не тяжело. А чего тут тяжелого? Говори себе, да говори. Лишь бы людям нравилось. Ты же оппозиция, ядрен-батон! Всегда в меньшинстве. Кто тебя послушает? И спрос с тебя потому небольшой.

– А в мэрах?

– В мэрах сложнее. Тут решения принимать надо. К примеру, зарплату учителям с врачами отдать, или дорогу новую построить. А если ни того, ни другого не сделал – людям объяснять, куда бюджетные деньги делись. Тут память нужна. Энергия. А Октябрина Александровна сама порой жалится. Выйду, говорит, иной раз на трибуну, и не помню, говорит, против чего мне выступать надо…

– А в мэры, значит, баллотируется, чтобы базовый электорат конкурентов на себя оттягивать а потом выборы за деньги сливать? – констатировал Голомёдов.

– Ну, мы тут попроще на жизнь смотрим. Она уже в четвертый раз баллотируется. И каждый раз перед самыми выборами свою кандидатуру сымает. Выходит перед народом, и кается. Вихри, говорит, враждебные веют над нами. И темные силы нас злобно гнетут. Мне, говорит, все равно работать не дадут с моей принципиальностью. А вы, говорит, голосуйте теперича не за меня, а вот за того-то. Он почестнее всех других будет, ядрен-батон! Ну, денег, естественно, возьмет с того, который «почестнее». За рекламу.

– А после выборов? – улыбнулся Кирилл.

– А после выборов говорит – как же я, мол, в вас ошиблась уважаемый! Думала, говорит, хоть вы честный, а вы – как все! И давай свою старую пластинку крутить. Я, говорит, теперь против вас!

– А если никто не заплатит?

– А если никто не заплатит, она все равно пойдет. Из удовольствия. Человек она активный, товарищ проверенный. Ей без политической борьбы – сразу на кладбище. Но только из виду ее упускать нельзя. Приглядывать надо. Если она на кого-нибудь взъелась – пиши «пропало». Такого людям наговорит, что ядрен-батон! Не то чтобы в мэры – в дворники не выберешься!

– С этой более-менее понятно, – сказал Голомедов и начертил в своем блокноте напротив фамилии «Хохловцева» холмик с могильным крестом. – Нужно с заслуженной оппозиционеркой познакомиться. Пусть она на этот раз против кого-нибудь другого будет. Ну а если по-хорошему не договоримся, клакеров запустим.

– Кла… Кого? – кукарекнул Харитон Ильич.

– Ох ты, Господи! – нетерпеливо нахмурился Голомёдов, – Специально обученных людей, которые займутся шумовым сопровождением встреч госпожи Хохловцевой с избирателями. Кто там у нас дальше по списку?

Харитон Ильич покрутил головой, мало что поняв из объяснений Кирилла, недовольно откашлялся и ответил:

– Еще Славик Дрисвятов. Вячеслав Егорович. Этот из молодых. Денег у него уж больно много… У него тесть на Железной дороге хозяин. Выбил ему место директора нашего Славинского «Водоканала». Ну и сам он держит заводик пивной, сеть ресторанов, магазины одежные, колбасный цех. Он в случае чего колбасой весь город завалит, ядрен-батон! Народ-то у нас не слишком, знаете… За колбасу – не только голос, мать родную отдадут.

– Засвеченный или нулевой? – по-деловому прищурился Кирилл. Зозуля опять округлил глаза.

– В смысле, пробовал себя на политическом поприще? Народ о нем слышал? Ну и вообще – есть за ним что-нибудь этакое? – Кирилл пощелкал пальцами.

– Ну, как не быть? Человек молодой. Увлекающийся. В ресторанах иногда безобразничает. Охоту любит. В прошлом году вот кенгуру из Австралии привозил. В поле выпустил и давай этих кенгуров с ружьем гонять. Восемь гектаров пшеницы потравили совхозу – и в газетах писали. Но рассчитался за все, как честный человек. Замяли скандал-то.

– Да, этого не подкупишь, – задумчиво произнес Кирилл, рисуя в своем блокноте напротив фамилии Дрисвятова значок доллара, перечеркнутый наискось. – И это гусарство с кенгуру – далеко не однозначный вопрос. Могло в антирейтинг пойти, а могло стать поводом для народной любви. Разбери ее, эту загадочную русскую душу… Но не беда. Замочим при случае. Задавим компроматом, пачкушек подкинем. Или сольем по суду: уличим в подкупе избирателей, организуем ему нарушения с агитацией и отменим регистрацию кандидата. Кто же у нас третий?