Варвара

Павел безнадежно и пристально смотрит на Варвару. Он чувствует, что ему надо основательно побеседовать с ней, чтобы убедить в неизбежности того, что случилось…

Он придвигается к Варваре, берет ее за руку и из самого сердца вынимает бережно каждое слово, чтобы смягчить ее гнев:

– Ну, будет тебе, Варя! Как же иначе быть? На то и стачка!.. Ведь если не отстаивать своих интересов, – никогда из этой кабалы не выбьешься… Без неудач в таком деле не обойдешься!..

Варвара не слушает того, что говорит Павел; вырывает руку, и в глазах ее вспыхивает гнев.

– Зачем же тебе первому голову подставлять? А?.. Ученые вы больно, – лезете без разбору вперед, а из-за вашей спины другие товарищи, видишь ты, прибавки получать будут!..

– Какие они товарищи, – говорит Павел.

Варвара ложится на постель, закрывает лицо руками и, часто вздрагивая всем телом, плачет:

– Ра-азнесчастная моя доля!..

Всхлипывания ее будят Катюшку… Она поднимается на худых круглых локотках и тоже начинает плакать.

Павел баюкает и успокаивает ее. Всю ночь ов не спит. Один вопрос неотступно бьется в уме:

«Что делать дальше? Как быть с детьми и с Варварой?..»

Нужда с каждым днем росла… Павел осунулся и еще более сжался…

От забот и недоедания резко обозначились под его запавшими глазами синие болезненные крути… Искал какого-нибудь случайного занятия. Иногда удавалось поколоть в знакомом дворе дрова, заменить рассыльного, погрузить клажу на товарной дорожной станции. Но заработка не хватало даже на хлеб.

Удивляет его, что вместе с обостряющейся нуждой Варвара вдруг присмирела. Она не кричит, как прежде, а только стала теперь более замкнутой и терпеливой, как будто вся ушла внутрь себя. Видно, что ее томит какая-то мысль, которой она не говорит никому.

«Странная эта Варвара», – думает Павел. В сущности, как мало знает он ее. Вот и теперь он даже не может сказать, что у нее на уме, хорошее или дурное, а подойти и расспросить ее боязно, не обозлилась бы она опять…

«Теперь Варвара, пожалуй, поняла бы меня, – решает Павел, всматриваясь украдкой, как она угрюмо хлопочет в кухне. – Можно бы толком разъяснить ей и стачку…»

И гложет запоздалое раскаяние, что в дни, когда они жили мирно, так мало беседовал он с ней… А теперь язык не повернулся бы заговорить о том, что так больно волнует обоих. Наружно они как бы сторонятся один другого, но внутреннее чувство Павла к Варваре еще бережнее, еще нежней…

Жалко Варвару, мучительно каждое объяснение с нею, и все же теперь легче, после того как она оставила свои упреки: нет прежней обидной и унизительной тяжести, которая мутным осадком ложилась на душе после ссор.

Отрывочно и глухо Варвара спрашивает:

– Вчера халатник самоварный квитанец покупал…! Рублевку дает. Можно продать? А?

Павел соображает. Самовар стоит десять рублей, а заложен в ломбард за пять, целых полтора года собирались с деньгами, чтобы выкупить его, и продать за бесценок было бы жаль.

– Подождем, Варя! – отвечает он. – Может быть, как-нибудь перебьемся! Вот схожу еще сегодня кой-куда к товарищам и насчет работы…

Вечером Павел взволнованный, отсчитывая нетерпеливо каждую секунду, летел быстрыми и крупными шагами на свою квартиру. В его руках несколько узелков и бумажных пакетиков. Он не развертывает их, – все внутри его трепещет от нахлынувшей радости… И торопливо он спешит прежде всего сообщить Варваре то, чем полна его душа…

– Ну вот видишь, Варя!.. С Путиловского завода товарищи поддержали… Видишь, как хорошо!..

Варвара строгая, холодная и загадочная. По ее неподвижному лицу трудно разобрать, что она чувствует. Оля с Катюшкой оживились и, подталкивая друг дружку локтями, тянутся к отцу…

Павел дрожащими руками вынимает из одного пакетика по копеечному медовому прянику и дает детям.

Потом он развязывает узелок и кладет на стол поношенные кожаные туфли.

– А это, Варя, тебе… По случаю, за дешевку купил… Примерь, не малы ли?

Варвара спокойно оглядывает покупку. Она по-прежнему далекая и неразгаданная… Спрашивает деловито и коротко:

– Много пособили товарищи?

– Восемь рублей сорок копеек, – отвечает Павел.

Тени сбегают с лица Варвары. Она светлеет, углы и линии рта становятся мягче и добрей. Ласковое, теплое и понятное слышится в ее словах:

– Пообождать бы с туфлями?..

Павел жадно вслушивается в звуки ее изменившегося дружески-участливого голоса.

– Чего ждать? Нельзя же босиком ходить? И еще насчет работы тоже в одном месте сегодня обнадежили!

Варвара вздыхает:

– Хорошо бы!..

Она берет со стола туфли, осматривает их, кладет покупку обратно и заботливо спрашивает:

– Может, есть хочешь?.. А?.. Устал поди?..

Павел на радостях забыл, что он с самого утра ничего не ел… Давно ожидаемая ласка трогает его, он близится к Варваре и говорит:

– Тут в одном узелке цикорий и селедки…

В торжественном молчании все садятся за стол. Говорят немного, но каждое слово полно радостной простоты. Цикорий с селедками кажутся роскошью.

А перед сном Павел ласкает детей… Катюшка засыпает с блаженной улыбкой: отец обещал купить ей деревянного кузнеца с медведем. И во сне она видит, что отец щекочет ей щеку колючей бородой и подтверждает:

– Куплю!.. Обязательно куплю!

Спят дети… В комнате тихо… Варвара кончила уборку… Павел долго не может успокоиться и, когда Варвара подсаживается около, умиленно повторяет:

– Вот видишь, Варя!.. Вот это настоящие товарищи!..

Варвара неожиданно наклоняется, берет крепко голову Павла и целует долгим горячим поцелуем.

Счастье бурлит в груди Павла… Он взволнованно и часто дышит. Светлые нечаянные слезы застревают в глазах. Нежно он придвигается к Варваре.

– Намучилась ты…

Так оба сидят у окна… Коротки северные ночи… Бледный день уже встает над городом. Павел и Варвара вполголоса беседуют, и с каждым словом пропадает в них взаимное отчуждение друг от друга и досадная, мешающая жить вражда.