Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса: Сцены из московской жизни 1716 года

– Позвольте объяснить по-научному, – вывернулся Татьян Татьяныч, который по случаю выезда в город был одет не в сарафан и кику[132 - Кика – головной убор замужней женщины.], а в кавалерский кафтанец, на темени же имел розовый паричок с рожками. – Угодно ли вам знать? Тело человеческое разделяется на члены и три живота, сиречь три пустых места. Из оных нижнее чрево первое, грудь вторая, а голова третия.

– Ну, это у тебя, батюшка, голова – пустой член, – сказала баба Марьяна, – а у меня там кое-что обретается.

– Позвольте, позвольте! – затанцевал на высоких каблучках Татьян Татьяныч. – Сейчас объясню. Голова, разделяется на лоб, затылок и виски. Сверху покрыта она черепом, напереди имеет разные части, а именно – нос, уши, виски, глаза, чело и прочее.

– О! – удивилась Карла Карловна.

– Изнемогаю! – обмахивалась веером полуполковница. – Милая Марьянушка, у тебя разве нету форточек?

– Терпение, терпение! – продолжал Татьян Татьяныч. – Оные животы или пустоты повсюдни наполнены мокротою; в нижнем чреве, например, в мокроте селезенка плавает, жилами привязана к спине. От прилития мокрот и происходят колотья, жжения и прочие чувствительные результаты.

– Ах, – сказала умирающим голосом полуполковница, – причины немощей наших мы от ваших слов познали. Но от сего, увы, не ослабляется их зловредность!

– Да и есть ли средство против немощей таковых? – спросила баба Марьяна, протягивая чашечку кофе и Татьян Татьянычу. Она прониклась уважением к его эрудиции.

– Есть! Есть! – замахал он кружевными манжетами. – Возьми вещества антимонии[133 - Антимония – алхимическое название сурьмы; в переносном смысле – глупость, бред.] полскрупеля[134 - Скрупель (правильнее – скрупул) – старинная мера аптекарского веса, чуть более 1 грамма.], намешай его с маслицем конопляным или со скипидаром, положи пешной глины и, размешав все сие в овсе или даже в сене, давай. А ежели сам себя не захочет больной пользовать, то – насильно…

– Что же мы, лошади, что ли? – возмутилась баба Марьяна. – В овсе да в сене! Ты, красавец мой, оказывается, шутник!

Рассердившиеся дамы принялись хлопать шалуна веерами по голове.

– А лучший вам рецепт, – продолжал он, загораживаясь от них, – истончай свою дебелость!

Пока в горнице у Марьяны шли эти научные разговоры, Киприанов, заменяя сына, показал покупательницам куншты с изображениями проспектов новоблистательного Санктпитер бурха, а также всяческих викторий и морских абордажей, продемонстрировал и гравированные персоны царя Петра Алексеевича, государыни, царевичей и царевен. Юные гостьи были в восторге и желали все купить.

Потом менее восторженная, но более наблюдательная мачеха Софья обратила внимание на развешанные в глубине большие листы с таинственными кругами, символами, знаками. Это и был знаменитый Брюсов календарь, Киприанов пустился объяснять знаки Зодиака – Козерог, Дева, Стрелец, Весы…

– У батюшки тоже есть такой Календарь Неисходимый, – сказала Стеша. – А вот скажите, герр Киприанов, правда ли, что по этому календарю можно угадать судьбу?

– Ну-ну… – усмехнулся Киприанов. – В некоторой степени… Ежели признать влияние хода небесных тел на жизненный эклипсис[135 - Эклипсис – видимый путь движения Солнца среди светил.] человека…

– Ой, погадайте, погадайте! – запрыгала Стеша, хлопая в ладоши.

– Тогда извольте доложить, в какой день вы родились. – Киприанов лукаво взглянул на нее поверх очков, опять же совсем как Бяша! И, узнав день, месяц и год рождения, он стал сосредоточенно водить пальцем по таблицам, говоря себе под нос: – Отроча, родившийся под Рыбою, – флегматик, студен, мокр… Однако что же это я? Вы ведь – не под Рыбою родились, у вас знак Овна. Вот, смотрите: в Овне имеет счастие во всех плодах земли. Ведаете? Будет вам счастие во всем!

– Ах! – Стеша томно зажмурилась. – Мне во всем не надобно, у меня все есть. Мне бы только в одном, да чтобы по-моему. А больше ничего не сказано про мой день рождения?

– Правду ли говорить?

– Правду, правду! – закричали гостьи и даже расшевелившаяся вдруг флегматичная Софья.

– Вот, пожалуйте, – женщины, в сей день родившиеся, бывают гневливы, спорливы, во всякого влюбчивы и любострастны, первого мужа переживают…

Веселый смех был ему ответом. Пожелала узнать и Софья. Вышло, что, родившись под знаком Козерога, она имеет счастие купляти и продавати, как и подобает купецкой жене.

– Постойте! – сказал Киприанов, всматриваясь в Циклы против Софьина дня рождения. – Тут еще сказано: мужем уподобится доблестями, сильных трепетать заставит.

– Это Софья-то? – ахнули гостьи. – Такая тихоня?

– Зерно младое мало и неподвижно, – ответил притчей Киприанов, – однако целое древо, со всею силою ветвей, в том зерне одном сокрыто.

Юные гостьи звонко смеялись, шутили, рассматривали диковинные картинки и знаки календаря. Казалось, будто райские птицы залетели в темный и сырой полуподвал библиотеки и трепещут радугою их крыла.

Тогда вышел из угла Максюта, поклонился, даже ножкой шаркнул:

– И мне, господин Киприанов.

– Гадать, что ли?

– Гадать.

– А что тебе хочется знать?

– Буду ли богат.

Киприанов выяснил время его рождения приблизительно, потому что Максюта, как сирота, когда родился, не помнил. Найдя его аспекты, скрещения планетарных линий, Киприанов усмехнулся:

– Максим, давай лучше не сказывать.

– Нет, сказывайте, прошу вас!

– Ну, пожалуй. Ты родился под знаком Водолея. Читаем. В Водоливе сем никто ничего благого да не зачнет, зане сие время супротивность тому. Млад, неразумен и склонен к беспутству, благо ему танцевати, пети, забавлятися…

Юные особы пришли в восторг и стали тормошить Максюту. Тут возвратились почтенные дамы, бывшие в гостях у бабы Марьяны. Киприанов проводил гостей, раскланялся и пошел к себе в мастерскую, улыбаясь и покачивая головой.

Когда же Канунниковы с домочадцами вышли на Красную площадь и щурились там от солнца после тьмы библиотеки, на них снова напустился Максюта, яростно уговаривал пойти через мост, где была толкучка лубочников.

– Вот где картины, не чета всем прочим!

На горбатом Спасском мосту разносчики, размякшие от жары, дремали, сидя прямо в пыли. Увидев приближающихся дам, они повскакали, спешно отряхиваясь, приводя в порядок товары. Другие выбегали из тени ворот, где прохлаждались, болтая со стражниками.

Тут же к Канунниковым пристал какой-то расстрига[136 - Расстрига – священнослужитель или монах, изгнанный из числа церковников.] в мокром от пота подряснике. Он поминутно оглядывался и шипел, как змий-искуситель:

– Купите Псалтырь федоровской печати!

Самой Псалтыри, однако, при нем не имелось. Несмотря на это, он присунулся совсем близко, дыша чесноком:

– Дониконианскую, подлинную!.. За дешевку пока отдаю! – завопил он, видя что покупательницы уходят, и даже хотел ухватиться за кончик Софьиной шали, но тут Татьян Татьяныч отбросил его ударом трости.

У самых ворот другие оборванцы окружили, расхваливая свой товар. Один пытался всучить нечто рукописное, по его словам – еще цареградского письма, другой, наоборот, имел под полой только немецкие книги, и в том числе какую-то тетрадку против царя Петра, напечатанную в Лейпциге и якобы раскрывавшую злодейства сего монарха.

– Эй! – сказал ему Татьян Татьяныч. – По тебе, брат, Преображенская тюрьма скучает.

Максюта все-таки притащил их к ларям, где на веревочках, протянутых от столба к столбу, висели образцы картинок, и покупателям приходилось то и дело нырять между ними. У образцов стояли картинщики – люди степенные, одетые в добротные армяки.

Вот на квадратном листе храбрый рыцарь Францыль Венециан в гвардейском кафтане с огромными алыми обшлагами. А вот – не желаете ли, всего алтын за штуку! – славное побоище царя Александра Македонского с царем Пором Индийским. Боевые слоны топчут людей! Или пожалуйста, вот это – петух, куре доброгласное, в спевании вельми красное, а в кушании отменно сластное…

Глаза разбегаются!