Сыщик

– Ну, уж, Ипполит Яковлевич, – сказал он недовольным голосом, – каков я ни есть человек, а вы слишком низко понимаете обо мне… Как же так?! помилуйте!.. Человек мог меня пристрелить и помилосердовал, а я ему сейчас же и руки за лопатки?! Что греха таить! Было у меня такое первое намерение, чтобы броситься на Федьку, повалить и позвать своих молодцов. Но вижу – стоит он и крестится, а слезы так и бегут по щекам; бормочет:

– Христос родился… мы-то, мы-то что делаем!.. Господи! в такой праздник чуть не убил человека!..

Что-то стиснуло мне сердце. Себя не помню, показываю Чеченцу на его лаз и шепчу:

– Уходи, пока цел! Сзади караулки цепь не расставлена…

Он было широко открыл глаза, шагнул ко мне, а я рукою машу, все показываю ему на лаз. Как бросился он из погреба, только я его и видел.

Вышел я на свет Божий, зову Фролова:

– Смотри-ка, – говорю, – какова яма?

Он так и обомлел; шепчет мне:

– Непременно тут, под караулкой, есть подполье. Это Федькина нора…

– А ну! зови наших! Посмотрим!

Спустились мы в погреб уже вчетвером, нашли ружье, лампу, рядно… Только Федьки не было!

– Эх! – говорю, – ребята! Видно, не наше счастье! Была здесь птица, да улетела!

Тем временем подоспел участковый. Составили протокол. Евгению арестовали. Уж не помню, чем кончилось ее дело…

– А что сталось с Федькой? – спросил я.

– Не могу вам сказать… – задумчиво ответил Петров, разводя руками. – В М. он больше не показывался… Слыхал я, что на Макарьевской ярмарке в тот же год нашли какого-то мертвого оборванца, похожего на Федьку с лица, с перерезанным горлом. Но он ли это был или другой, и от кого он погиб, ничего не знаю; я в это время уже собирался оставить службу и мало ею интересовался… Да – наверное, он: ихний брат всегда этак кончает!