Ералаш. Elisir d’amore. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 6

– Знаешь, пару лет назад, когда ваши студенты так же, как и вы, работали в нашем городе, среди них была одна девушка по имени Альфия. Она была активистка, везде и во всех мероприятиях участвовала, даже с городской трибуны выступала, поэтому я ее и запомнил.

– Ты имеешь в виду… невысокая такая, яркая, красивая, и волосы черные?

– Да, – ответил я как можно беззаботнее, не акцентируясь на слове «красивая», – пожалуй, да, черные. Как у тебя.

– Я знаю ее, – кивнула девушка. – Она теперь секретарь комсомольской организации университета, на правах секретаря горкома. Учится на пятом курсе, весной выпускается. – Гульнара слегка надула губки и вопросительно посмотрела на меня. – А что, ты был с ней знаком?

– Да так, немного. – И добавил поспешно: – Она встречалась, будучи здесь, с моим соучеником, Гришей. Через него мы с ней и познакомились. И тоже, кстати, на озере. А запомнил я только глаза ее, они с твоими чем-то схожи.

– Пожалуйста, давай не будем больше о ней, – мягко попросила Гульнара. – Ладно? А то я сейчас ревновать начну. Разревусь еще.

«О боже, а ведь девочка действительно ревнует!»

– Нет-нет, что ты, – сказал я вставая и подавая ей руку, не показывая при этом, насколько мне ее ревность приятна. – Конечно, нет. Я не дам тебе повода для ревности и грусти, и уж тем более для слез.

Двумя часами позднее, когда мы с Гульнарой лежали в постели, а за стеной, в соседней комнате Кондрат развлекался с Зульфией, я бережно стянул простыню, которой Гульнара стыдливо прикрывала грудь, и сказал:

– Ты позволишь мне поцеловать ее?

– Конечно, милый, – Гульнара сдержанно засмеялась, – только там синяк, память от тебя, поэтому я стесняюсь.

Надо же, подумал я, зарываясь лицом в большие и упругие груди. Я же ее тогда, в воде, кулаком прямо в грудь саданул. Всю, можно сказать, избил: по лицу треснул, руку вывернул и даже на груди синяк оставил – хоро-о-оший был повод для последующего любовного приключения. Однако моим действиям есть оправдание – все это я сделал, спасая ее.

Новелла вторая. Конкурс ресторанов

Коктейль «Марионетка»

Светлый ром 20 мл.

Ликер абрикосовый 15 мл.

Херес сухой 15 мл.

Ликер вишневый 15 мл.

Слегка взбить со льдом, подать в бокале для коктейлей.

Я не стыжусь и не таюсь,

когда палюсь в огне,

я сразу даме признаюсь

в ее любви ко мне

Игорь Губерман

На часах, установленных в барной стойке, ровно пять пополудни. Пора, пожалуй, отправляться на обеденный перерыв, подумал я, и в эту самую минуту дверь, что ведет в фойе ресторана, приоткрывается, и я неожиданно для себя слышу голос директора общепита:

– Савва, можно к тебе?

Весьма удивившись столь необычному визиту, – Наина Васильевна редко появляется в баре, – я подошел к двери и распахнул ее настежь; «Мамочка» – так все работники общепита называют нашего директора, шагнула внутрь, быстро огляделась по сторонам, словно желая убедиться в том, что кроме нас двоих здесь никого нет, затем уставилась на меня глубоким и пронзительным взглядом своих темно-синих глаз, выдержать который было весьма непросто.

Высокая, полноватая, одетая в строгий серый костюм, всегда весьма уверенная в себе дама в самом рассвете бальзаковского возраста, на этот раз она казалась расстроенной и даже, по-моему, растерянной.

– Скажи мне, Савва, ты доволен своей работой? – спросила она.

Через силу улыбнувшись, я кивнул, но все же сердце от какого-то неприятного предчувствия сжалось.

– Конечно, – наконец выдавил я из себя.

– А мной?

– Еще бы, ведь вы нам всем здесь вместо мамы – всегда поможете, поддержите, защитите. А что – я в чем-то провинился, что-нибудь не так сделал?

– Нет, просто недавно я узнала, что на меня…, – Наина Васильевна вновь огляделась по сторонам, словно кто-то невидимый мог нас здесь подслушивать, – …наш районный прокурор собирает компромат. – Она грустно улыбнулась. – Получается, что на этот раз я провинилась.

– А кто, вы думаете, заказчик компромата, кому это нужно? – спросил я, и сам испугался своего вопроса.

– Скорее всего, Первый, – ответила она спокойно, будто мой вопрос был чем-то само собой разумеющимся. – Он в последнее время стал на меня неровно дышать. Так что, думаю, его работа. Кстати, он ведь твой друг – наш первый секретарь райкома – не так ли?

Я подавленно молчал. Потом сказал:

– Какой я ему друг? Где он и где я? Вы же знаете, я – мелкая сошка, пешка на доске, ветерок дунет – пешку снесет, никто и не заметит…

– Скажи мне, если тебя прокурор к себе вызовет, что скажешь ему обо мне? Что я взятки беру?

– Бог с вами, Мамочка, – сглотнул я слюну. – Меня можете не бояться, я руку, протягивающую мне кусок хлеба, кусать не стану.

– Ну, смотри. – Мамочка тяжело вздохнула, затем бросила взгляд на свои наручные часы. – Пошли, я здесь для того, чтобы провести собрание. Люди уже собрались наверху, ждут.

Вместе мы поднялись на второй этаж. Там уже находились практически все работники ресторана, насколько я смог охватить их взглядом: повара, официанты и кондитеры. Составив стулья в несколько рядов, они расположились кучно, полукругом; в первом ряду сидели шеф-повар, заведующая кондитерским цехом, администратор. Напротив них, за столиком, держа корпус неестественно прямо, из-за чего в человеке сразу угадывалась военная выправка, одиноко сидел директор ресторана – худощавый седой полковник в отставке Николай Степанович Безбородов – он был в серо-голубом цивильном костюме, но с весьма внушительной колодкой орденов и медалей.

Скользнув между рядов, я присел на свободное место, тем самым влившись в ряды младшего персонала. Тем временем Наина Васильевна тяжелым шагом подошла к столу, за которым сидел Николай Степанович, оперлась на стол рукой и заговорила:

– Здравствуйте все. Я пришла сюда для того, чтобы сообщить вам приятную новость. Вот мы трудимся-стараемся, а результатов нашей работы не видим… зарплату получаем, и всё. Короче, через неделю мы выезжаем на три дня в Кишинев – там сейчас проводится республиканский конкурс ресторанов. На время проведения конкурса мы получили в свое пользование ресторан высшей категории «Пловдив», который находится на Рышкановке. Один из лучших, заметьте, ресторанов в Кишиневе, да, пожалуй, и во всей республике. Так вот, на этом конкурсе мы должны себя показать во всей красе.

Действительно, очень неплохой ресторан, подумал я. Мне, во всяком случае, он нравился, и я имел с чем сравнивать, так как у меня была возможность изучить все столичные рестораны. «Пловдив» нравился мне своим расположением – он несколько удален от центра города, что удобно сразу по нескольким причинам, а также интерьером, кухней и обслуживанием.

– Мы повезем с собой все – продукты, форму, музыкальные инструменты. Но самое главное в конкурсе, конечно же – кадры, которые, как известно, решают все, – вымученно улыбнувшись, продолжала Мамочка. – А кадры – это вы. На вас, дорогие товарищи, вся надежда и всего одна просьба – не подведите. – И, сразу, без паузы, продолжила: – Распорядок таков: один состав, работающий в ресторане, выезжает на конкурс, другой – остается и работает с двойной нагрузкой, то есть не через день, а каждый день. – Волна недовольного шепота в зале. – И двойной зарплатой, – повысила голос Мамочка. – Наиболее достойные получат премии. Но для нас, как вы понимаете, главное – престиж. Все заведующие производствами оставляют на местах своих заместителей и выезжают для работы на время конкурса простыми поварами. Это всё. Остальные вопросы – в рабочем порядке. Да, бармены Молдавии в этом году, заметьте, впервые, тоже будут соревноваться, – вновь улыбнулась она. – Так что и здесь мы собираемся претендовать на призовое место. Ты как, Савва, готов, настроен побороться?

Я мгновенно представил себе ситуацию – необходимо будет принять чужое оборудование, затем две ревизии: вначале получить, а затем сдать продукцию, и под конец – инвентаризация: пересчет ложечек, вилочек и стаканчиков. И все это в течение двух-трех дней. То есть, другими словами, буду привязан к бару – головы не поднять, на девочек не поглядеть. А девочки-то в Кишиневе – известное дело – все столичные, и почти все поголовно красавицы! Не зря ведь по всей стране и даже в Москве говорят: Кишинев – город невест.

– А знаете что, Наина Васильевна, у меня есть встречное предложение: давайте молодежь выдвигать, – отозвался я. – Вот, например, Жорик – молодой, подающий надежды бармен – честолюбивый и толковый. Пусть он и поедет в качестве конкурсанта.

В зале повисла гробовая тишина; мало кто из здесь присутствующих слышал, чтобы Мамочке так нахально противоречили.

– Означает ли это, что тебе теперь дано решать, кто поедет на конкурс, а кто нет? – произнесла, наконец, Мамочка. Голос ее был грозен и ничего хорошего мне не предвещал. – Мы рассчитываем на призовое, если не на первое место в республике, да будет тебе известно. Сорвать нам мероприятие хочешь? – Она помолчала, потом неожиданно согласилась: – Ладно, пусть будет так, но ты все равно поедешь – будешь моим личным посыльным, ты ведь в Кишиневе все и всех, вплоть до министров знаешь, так что тебе предстоит оперативные вопросы решать. Как-никак ты у нас значимая личность – золотой фонд общепита.