– Мужнина родня? – догадался я.
– Они самые, притом по всем линиям: и по батюшке и по матушке. Началось всё с того, что на одной из позовушек – можешь называть это званым обедом – переплелись мы языками с одним из кузенов. Дёрг, подёрг, он мне и выложил: мол, скоро Люське – это они так Люсию кличут на русский манер, мать-то у неё была из местных, – восемнадцать стукнет. Мы её замуж выдадим, и муж её, как первый по прямой линии мужчина после Сергея, получит доступ к наследству Вяземских. А тебе и ублюдку твоему облом выйдет. Это он так про меня и сыночка моего Серёженьку сказал. У меня аж в глазах помутилось. Но в тот день скандалу разгореться не дали: подбежали, растащили, усмирили. А уже на следующий день прибыл ко мне с официальным визитом дядя Сергея, Михаил Сергеевич Вяземский, и от имени всей мужниной родни зачитал ультиматум. Мне было предложено написать письменное заявление об отказе на право обратиться в суд о пересмотре завещания Сергея.
– А разве такое было возможно? – удивился я.
– Представь себе, да. До начала процедуры выделения Люсии её доли наследства я могла потребовать включить в список наследников сына Сергея. В случае положительного решения мне Люсии и Серёже могло достаться по одной трети от наследства.
– Понятно. И чем же они мотивировали своё требование?
– Тем, что я родила Серёжу после того, как истекли девять месяцев со дня гибели его отца.
– То есть, намекали на то, что ребёнок может быть не от твоего мужа, – понимающе кивнул я. – А как же генетическая экспертиза?
– Её надо было делать сразу после рождения Серёженьки, когда ещё можно было найти материал для идентификации.
– Ну, хорошо, а эксгумация?
– Спустя восемь лет? Этого бы и родственники не позволили, да и я бы не решилась.
– Погоди! – воскликнул я. – Можно ведь привлечь для анализа кого-либо из родственников твоего мужа.
Катя грустно покачала головой.
– Этот вариант они предусмотрели. Старший сын Михаила Сергеевича подтвердил бы под присягой, что утешил вдову сразу в день похорон.
Я не выдержал и сматерился, после чего сразу же извинился перед Катей.
– Не извиняйся, – отмахнулась она. – По крайней мере, это говорит о твоём искреннем сочувствии.
– И как же ты поступила? – спросил я после непродолжительного молчания.
– Подписала бумагу, чтобы уберечь сына от позорного разбирательства.
– Так может, оно и к лучшему? – успокаивающе произнёс я.
– Ты не понимаешь, – покачала головой Катя. – Своей подписью я фактически вывела Серёженьку за круг семейства Вяземских. И чёрт бы с ними, если бы не наследство.
– О каком наследстве ты говоришь? – переспросил я. – Ведь если я всё понял правильно, половина всё равно остаётся за вами?
– То Серёжино наследство, а то наследство Вяземских.
– Стоп! – моё сознание штормило. – Будь любезна, поясни, в чём тут прикол?
Екатерина посмотрела на меня, видимо тоже заметила приближение шторма и потому без лишних слов исполнила просьбу.
– Когда я говорю про Серёжино наследство, я имею в виду наследство, оставшееся после моего покойного мужа. Когда я говорю о наследстве Вяземских, я имею в виду банковскую ячейку, ключ от которой хранится в нотариальной конторе.
Катя замолчала. Похоже, мне предлагают поиграть в вопросы-ответы. Ладно, мы не гордые.
– А подробнее нельзя: что за ячейка и какое отношение к ней имел твой покойный муж?
И опять вздохи поперёд ответа. Спокойно, Ипполит, спокойно…
– Шкатулка, вернее небольшой ларец, принадлежала прадеду мужа и его полному тёзке Сергею Сергеевичу Вяземскому. Дворянин по рождению и офицер по призванию, прадед Сергея воевал против большевиков в составе «Каппелевского» корпуса. Участник Великого Сибирского Ледяного похода. После перезахоронения гроба Каппеля в Харбине осенью 1920 года эмигрировал в Америку и в конечном итоге обосновался в Рагвае. Перед смертью передал ларец своему старшему сыну, деду Сергея. Воля умирающего в отношении ларца была, мягко говоря, странной, но исполняется и по сей день. Ларец запрещено открывать до определённой даты. Хранителями ларца назначались прямые потомки прадеда моего мужа. При этом в случае отсутствия у хранителя сыновей ларец передавался старшей дочери, которая обязательно должна быть замужем за потомком русского офицера. Волей первого хозяина ларца, открыть его может только мужчина. Дед Сергея поместил ларец в банковскую ячейку, а ключ передал на хранение в нотариальную контору. При каждой смене хранителя ячейка открывалась, сохранность ларца подтверждалась, и ячейка вновь запиралась. Последний раз ячейка открывалась после гибели Сергея в моём присутствии.
– То есть, на данный момент хранительницей ларца являешься ты? – уточнил я.
– Да, – кивнула головой Катя.
Как-то само собой в разговоре возникла пауза. Я обнял Катю, она положила голову мне на плечо, и мы замерли, размышляя о плотском, но не о плоти. Сколько мы просидели в уютной для обеих позе, не скажу, но молчание точно прервал я.
– Чем не подошла кандидатура твоего сына на роль хранителя наследства Вяземских, я спрашивать не буду – ответ очевиден. А тебе-то во всём этом, какая печаль?
Катя легонько отстранилась. Видимо, говорить о великом в расслабленной позе считала неправильным.
– Мой сын имеет больше прав открыть ларец, нежели будущий муж Люсии!
Открыть? Так вот в чём дело! Если моя догадка верна – понятно, отчего все так всполошились.
– Грядёт дата, когда можно будет отворить ларец, верно?
– Верно, – подтвердила Катерина. – Десятое октября 2010 года.
– 10.10.10, – протянул я. – Прям, мистика какая-то. Однако странный был прадед у твоего мужа.
Катя неопределённо пожала плечами.
– Видимо, не без того. Но меня волнует не это.
– А что? – искренне удивился я. – Бумаги ты подписала, а значит, не только отказалась от части наследства, но и лишила сына возможности стать хранителем.
– Ты так считаешь?
То, как она произнесла эту фразу, настораживало, но ответ на неё уже вертелся на кончике языка, и я не смог его удержать.
– Так считаю не я, так считают они, а я лишь констатирую факт. Или у тебя на этот случай припрятан туз в рукаве?
Катя рассмеялась весело и звонко, и я понял, что дуром угодил в десятку.
– Та-ак, а вот с этого места давай-ка поподробнее, – попросил я.
– Охотно, – куда из её голоса подевалась прежняя печаль? – тем более что это может напрямую коснуться тебя.
Меня? И каким же это, интересно, боком?
– Есть у меня в Рагвае близкая подруга…
– Вот это новость! А я-то считал, что там у тебя одни недруги.