– Послушайте! – взволнованно заговорил Горошин. – Поверьте же мне, наконец! Они улетели навсегда! Очень далеко, к звездам. Никакой опасности от них больше быть не может! Они все равно, что умерли!
– Кому это все равно? – оборвал его Кирпотин. – Это тебе все равно! А Советской республике не все равно! Ей покою нет, пока жива хоть одна белая гнида! Хоть на звездах, хоть на облацех! Повсюду будем бить ее, до полного искоренения! И ты нам поможешь.
Доктор молчал.
Катя снова заглянула ему в глаза.
– Нет? Ведь нет? – шептали ее губы.
– Нет, – произнес Горошин. – Я не стану…
Комбриг развел руками.
– Ну, нет, так нет. Придется нам самим за ручки подергать, наудачу.
– Попробуйте, – доктор усмехнулся. – Но это верная смерть.
– Так ведь мы не сами дергать будем, – разулыбался Кирпотин. – Мы, вот, Катю попросим! – и, обернувшись к конвойным, добавил:
– Взять!
Исполнительные красноармейцы, живо закинув винтовки за спину, подскочили к Горошину, чтобы оторвать вцепившуюся в него девушку.
Но тут случилось непредвиденное. Веревка на запястьях доктора вдруг лопнула, издав глухую балалаечную ноту. Мигом освободив руки, Горошин бережно отодвинул дочь и встретил подбежавшего бойца ударом щедро отпущенного ему природой кулака. Красноармеец покатился по земле и остался лежать неподвижно, а доктор, явно знакомый с приемами английского бокса, тут же принял и второго пациента. Тот, хоть и был здоровым деревенским парнем, в кузнице батьке помогал, но устоять на ногах не смог. Жалобно всхлипнув от удара в подвздошье, он лег и стал ловить ртом воздух у самой земли.
– К ракете! – крикнул Горошин, указывая на черные конусы снарядов, торчащие из тумана.
– Стой, сволочь! – затвор клацнул под рукой старшего расстрельной команды.
Горошин не стал смотреть, как в него целятся, а бросился вслед за Катей. Грохот выстрела скакнул от стены к стене пещеры и заглох в тумане.
– Не стрелять! – гаркнул комбриг. – Спец живой нужен! Отсекай его, гада от машин!
Со всех сторон послышалось сапожное буханье – солдаты отовсюду бежали к снарядам. Но Кате и Максиму Андреевичу удалось опередить всех. Помог туман и поднявшийся переполох. Доктор с дочерью, незамеченные и неуслышанные, добежали до ближайшего снаряда.
– Быстро в люк! – Максим Андреевич подхватил Катю на руки и буквально забросил ее в дыру, зиявшую в корпусе снаряда на высоте человеческого роста. Катя тихо вскрикнула – должно быть, ударилась обо что-то.
– Ничего там не трогай! – Предупредил отец.
Он ухватился за край люка, подтянулся и влез в отверстие, к счастью, достаточно широкое даже для его могучих плеч. Внутри снаряда было довольно просторно, но темновато. Мерцание разноцветных огней по стенам придавало большой круглой комнате, в которой оказался Горошин, вид таинственный и праздничный. Впрочем, Максим Андреевич бывал здесь не раз, и к виду комнаты давно привык.
Оказавшись внутри снаряда, он, прежде всего, живо закрыл люк массивной круглой заглушкой, опускавшейся сверху на шарнире и точно подходящей по величине.
– Ну вот и все, – облегченно вздохнул Горошин, закончив работу.
Он повернулся к дочери и вдруг замер. На него насмешливо смотрели веселые и наглые глаза Яшки. Кирпотинский ординарец стоял у противоположной стены и, казалось, любовно обнимал Катю. На самом деле он крепко держал девушку, намотав на руку ее косу и приставив к горлу тусклый кавказский кинжал.
– Дурак ты, папаша, – сказал Яшка. – Хоть и здоровый конь, а дурак. Стой там, не балуй! А не то гляди – косарем, да по белой шейке – чик, и нету барышни, лебедушки моей ненаглядной…
Он провел тыльной стороной ладони по катиной щеке.
– Не смей! – Катя рванулась, но Яшка крепко держал ее за волосы.
– Тпру, шалая! – прикрикнул он. – Обрежешься же, дура! Кто тебя замуж возьмет? А так, глядишь, и я посватаюсь! Только мне жена смирная нужна. Я ведь, если что не по мне, и убить могу!
Он снова повернулся к Максиму Андреевичу.
– Ну, чего встал, папаша? Отчиняй дверь! Живо!
Он поднес лезвие к лицу Кати, будто собирался ее брить. Она вздрогнула от холодного прикосновения, по щекам ее текли слезы.
– Короче, так, – сказал Яшка, обращаясь к Максиму Андреевичу. – Либо ты везешь нас вдогон за белыми, либо дочке каюк. Что решаешь? Резать, аль нет?
– Убери нож, – тихо произнес Горошин. – Я открываю…
Он повернул рычаг, и люк с шипением поднялся, открывая круглый лаз, за которым уже шевелился частокол штыков.
Максим Андреевич повернулся к ним спиной.
– Отпусти ее, – сказал он Яшке. – Я покажу, как запускать ракету.
– Конечно, покажешь, – Яшка подтолкнул Катю к люку. – Куда ж ты денешься?…
Час спустя над уснувшим было Карадагом снова поднялись дымные столбы, и огненные стрелы принялись с воем чертить небо, исчезая в вышине, среди высыпавших уже звезд…
– … А у нас все по-прежнему… – несмотря на тошноту, Мустафа сладко жмурился, как кот, вернувшийся на родную печку.
– Где это, у вас? – ехидно спросил Егор.
Мустафа хоть и летал однажды на «Союзе-ТМ», но полет прошел неудачно, на расчетную орбиту корабль не вышел, и до стыковки с «Миром» дело не дошло. Счастье еще, что спускаемый аппарат отработал штатно, все вернулись живыми-здоровыми. В программу полета задним числом вписали «испытание двигательных систем», а стыковку благополучно потеряли. Тем не менее, станцию Каримов знал хорошо, куда лучше своего экипажа, если можно так назвать двух космических туристов, толком не прошедших подготовку. Эх, деньги-денежки! Каких только чудес вы не вытворяете! Можете сделать российскими космонавтами двух богатых бездельников, а можете безжалостно затопить вполне еще работоспособную станцию – красу и гордость отечества!
– Вот мы и дома! – сказал командир, не обращая внимания на ехидного Егора. – Жорик, заползай!
Джеймс медленно, с торжественным видом пересек комингс и вступил на территорию станции, а, вернее, вплыл в ее огромный, особенно после тесноты спускаемого аппарата, цилиндрический объем.
– Орбитальная станция «Мир», – сообщил он, как всегда, ни к кому не обращаясь. – Руина великой эпохи!
Счастливый он, позавидовал американцу Егор. Каждое мгновение смакует, будто его в кино снимают. И торжественное слово к любому случаю готово. А я что же? Денег-то не меньше вбухал, надо бы радоваться – мечта детства, и все такое… Хотя, мои деньги все равно бы пропали. Тетке Вере с ее сизомордым не достались – и хорошо…
– Джеймс! Я давно хотел тебя спросить… – начал он.
– Спросите, Егор, – кивнул Купер. – Ты будешь сто двадцать шестых человеков, задающих мне этого вопроса.
Русские слова Джеймс произносил почти без акцента, но употреблять склонения и спряжения так и не научился.
– Откуда ты знаешь, какой у меня вопрос? – по привычке заспорил Егор. – Может, я ценами на картошку в Оклахоме интересуюсь.
Джеймс добродушно рассмеялся.