Камни прошлого

– С этим, Ваня, нужно что-то делать, – сказал Лаврищев, издеваясь над простодушным Иваном из Красноярска.

– С чем?

– С девушками.

– Да-а-а, – разочарованно протянул Иван. – Что делать-то, ежели я их сам пуще хулиганов боюсь… Тебе легко говорить, ты – счастливый. Фартовый мужик! Тебе вон даже сны сексуальные снятся. А мне уже второй день – огурцы на бабкином огороде.

– А ты, как на работе: если боишься, то начинай хамить. С намёками, так сказать… И чем грубее будут твои прозрачные намёки, тем лучше.

– А за жопу когда брать?

– Когда плод созреет. Тогда, брат, и срывай его безжалостной рукой. Только…

– Что – только?

– Только берегись, Ваня, опасных связей. В прошлом году тут один генерал, герой Советского Союза, между прочим, сифилис на несовершеннолетней подхватил.

Иван спрыгнул на пол с кровати, на цыпочках подошёл к Лаврищеву и спросил свистящим шёпотом:

– Помер?

– Кто?

– Генерал тот?

– Да нет, даже не уволили… А как его уволишь-то, если генерал уже давно на пенсии был?

И оба от души рассмеялись.

На другой день и произошла его первая встреча с прекрасной Марией из Москвы.

В те годы Мария была действительно хороша. Нет, сказать «хороша», значит, ничего не сказать. Она была – «величественно хороша», как выражался «тупейный художник», местный мастер по вырезанию из бумаги профилей отдыхающих. Её профиль восхищал до неприличного икания предприимчивого, как бы мы сейчас сказали ИП (индивидуального предпринимателя), армянина, выдававшего себя за грека. Лжегрек, почуяв выдающимся носом «свежий ветерок перемен», уволился из садовников санатория МВД и стал зарабатывать свой кусок хлеба сугубо индивидуальной трудовой деятельностью. Этот человек с лицом циркового фокусника, уволенного из трупы за систематическое пьянство, был большим знатоком человеческих душ. В старой соломенной шляпе, побитой молью или скорее мелкой охотничьей дробью (моль, понимал Лаврищев, солому не угрызёт), в фиолетовой рубашке, расшитой некогда золотыми цветами, похожими на подсолнухи, он, по большому счёту, работал местной достопримечательностью. Как некая говорящая недвижимость, этот, то ли грек, то ли армянин, сидел при входе на пляж санатория под грибком, с двухкопеечной школьной тетрадкой «в клеточку» и ножницами «на изготовку» в руках.

– Режешь по живому? – мрачно спросил Лаврищев профильного художника.

– С натуры, товарищ следователь, – уточнил художник, увлечённо работая ножницами.

– Откуда знаешь, кто я?

– Работа такая, – улыбаясь, уклончиво ответил мастер моментального бумажного профиля. – Я ведь на территории санатория наших славных органов работаю, людей, как птиц по полёту, определяю.

– Меня вырежешь?

– Айн момент! Пожалуйста, товарищ следователь. Ваш профиль не уступает профилю Наполеона. Того самого, Бонапарта, чей прах сегодня находится в доме инвалидов, в самом центре города Парижу.

– А ты что, Наполеона вырезал?

– Тренировался. С картинки.

– Сколько?

– Что – сколько?

– Сколько стоит мой наполеоновский профиль? – спросил Лаврищев.

– Это подарок. Он цены не имеет. Потому как от души.

– А что для тебя цену имеет?

– Только красота тела. Красота души – бесценна.

– Да ты философ, художник.

– Я специалист по профилям. Мой профиль – коллекционирование характеров. А отражение ваших характеров – в ваших профилях. Их только нужно уметь читать.

– Научи, художник. Мне, как юристу, пригодится.

– Этому юрфак не научит… Это от природы. Вот такой нос, чисто русский, картошкой – один характер. А вот такой, – он сделал поворот ножницами, – такой, с горбинкой, это, как видишь, совсем другой. Один рубаха-парень, второй – сам себе на уме… Характеры людей – мой профиль.

Этот человек, выдававший себя за грека, и помог Лаврищеву познакомиться с прекрасной незнакомкой Марией, которая отдыхала со своим малолетним сыном Юликом в этом же санатории. Предприимчивый художник, которого Игорь Ильич почему-то окрестил «тупейным» (в поезде он читал рассказы Лескова, и название засело в голове), кивая в сторону со вкусом одетой молодой женщины, сказал:

– Вот художественный объект, следователь, достойный не только моих ножниц…

– Ты находишь? – засомневался Лаврищев.

– Её профиль говорит, что она могла бы составить достойную пару Калигуле, одному из двенадцати цезарей Древнего Рима. Жаль, что профили римских красавиц не чеканили на золотых империалах.

– Ты прав, спец по профилям, она красива…

– Найти покой и удовлетворение можно только в прекрасном, – цокая языком, проронил тупейный художник.

– На ловца и зверь бежит, – заметив, что дамочка поворачивает к большому белому зонту, под которым сидел армянин, сказал следователь.

Лаврищев бросил недокуренную сигарету под ноги и старательно растоптал её подошвой сандалии, чтобы не дымила.

Когда молодая мама с миловидным сыночком, одетый в ладно сшитый матросский костюмчик, подошли к рабочему месту художника, Лаврищев на правах компаньона тупейного художника обратился к прекрасной незнакомке.

– Не проходите мимо! – сказал, широко улыбаясь и показывая крепкие кукурузные зубы. – За пять секунд этот художник оригинального жанра вырежет из школьной тетрадки по арифметике ваш божественный профиль.

Комплимент, несмотря на гротескное преувеличение, неожиданно понравился Марии. Она ответила благосклонной улыбкой и тут же, изменив интонацию, с достоинством заметила, что она «не девушка, а младший советник юстиции».

– Этот медицинский факт меня совершенно не интересует, – ответил Игорь Ильич. – Разве не бывает красивых младших советников юстиции?

– Мария Сигизмундовна Семионова-Эссен, – представилась следователю молодая женщина. – Младший советник юстиции. А вы?

– А мы, – следователь Лаврищев замялся и посмотрел на армянина, – а мы – свободные художники на отдыхе.

Она сняла улыбку с лица и ответила: