Три мира
– А ты, Кора, значит, прозреваешь в миры Богов, раз так свободно говоришь о них и их воле? – с легкой усмешкой спросил Стадий.
И снова какая-то невидимая сила словно сжала все его тело и приподняла его над землей, подержала так и плавно отпустила. Стадий упал на ноги, встав на одно колено, с высоты примерно холки коня. Резко встав, он было хотел разразиться гневной тирадой в адрес девушки, но той уже не было рядом. Оглядываясь по сторонам, пока стихал внутри гнев, Стадий неровным шагом стал смещаться ближе к лесу, опасаясь сейчас открытого пространства. И снова услышал голос Коры откуда-то сзади, из леса: – Мне ни к чему говорить с тем, кто не готов слушать. Потеря времени не нужна мне, а тебе – особенно.
Стадий встал. Он понимал всю абсурдность ситуации. Перед ним не было привычного врага, но нечто могло его убить легко и быстро, как тогда, на берегу, так и сейчас, лишь приподняв его выше. Рядом с ним не было никого, кто мог бы помочь и еще он осознавал, что столкнулся с чем-то выходящим за пределы его понимания. В голове вспыхнули вдруг слова деда – «Не можешь ничего противопоставить опасности – узнай, чего она хочет. Опасность не всегда означает смерть».
Стадий быстро успокоился. Решение есть. – «Просто следуй развитию ситуации. Если перед тобой нечто необычное – значит и тебе нужно реагировать необычным для себя образом».
– Что тебе нужно, Кора?
– Мне нужен ты, Стадий. Ты и твое умение убивать. Ты и твоя вхожесть в дома Рима. Ты и твои друзья. Мне нужно всё.
– Для чего?
– Священной империи приходит конец. Именно поэтому сейчас на троне слабый сын сильного отца. Его отцу благоволили Боги, потому что им нужны была сильная центральная власть над людьми на всех землях, объединенных Римом. Люди не могут измерять будущее тысячелетиями, но для Богов это – просто годы их жизни.
Богам нужно изменить форму Империи. Превратить ее в более подходящее в их понимании мироустройство. Для этого они впускают хаос в дома Рима и позволяют Аиду наслаждаться болью людей в большей степени, чем обычно. Причины этого не понятны тем, кто не посвящен в тайны Богов. Нам остается просто следовать их воле. Так же просто, как ты сейчас последуешь за мной.
Кора развернулась и пошла вглубь леса. Ее точеная фигура, в кажущемся неуместным в лесу платье, быстро скрывалась в темноте. Стадий последовал за ней. Вопреки ли своей воле он это делал? И да, и нет. С одной стороны, он понимал, что не пойти не может, что это означает быструю смерть, поэтому вроде бы шел он подневольно. Но смерти он не боялся, поэтому, вроде шел по своей воле…
В таких вот смешанных чувствах он и шагал в чаще леса, видя перед собой, то исчезающую чуть правее, то появляющуюся чуть левее, изящную спину девушки в платье. За ней легким шлейфом стелился запах каких-то благовоний, и этот запах очень нравился Стадию.
Шли они достаточно долго, время уже близилось к утру. Разведка вернется в Легион на рассвете и передаст приказ Стадия продолжать путь домой под командой Центуриона Главка Номуса. Боевое охранение выделит конных испанских наемников, для ожидания Стадия на кромке этого леса. Ничто не остановит выполнение приказа. И именно это обстоятельство всегда приводило Рим к победе. Три ближних легионера отдыхали недалеко от леса.
У входа в небольшой деревянный дом, стоявший посреди поляны, рядом с еще тремя почти такими же, сидел черный пёс и холодными, почему-то желтыми глазами, словно искал, где у Стадия, среди его доспехов, самый простой доступ к сердцу. Пёс не шелохнулся, когда они вошли, но боковым зрением, Стадий увидел, что он сразу лег поперек прохода, словно закрыв собой и вход, и выход.
Внутри было сумрачно. Окна закрыты льняной тканью. Посередине главной комнаты стоял большой дубовый стол, который был пуст. В очаге сам собой вспыхнул огонь без дров. Предваряя вопрос Стадия, Кора сказала:
– Не ведьма. Связующая между мирами. Я могла бы не демонстрировать тебе элементы силы, но так проще. Это легко подтверждает серьезность моих намерений. К тому же у тебя есть больше оснований доверять мне. Ведь я – открылась и привела тебя к себе в дом.
– Откуда я знаю, что это твой дом, или что он не исчезнет так же легко, как может гореть огонь без дров?
– Хороший вопрос, у тебя гибкий разум. Просто поверь мне. И, давай не будем терять время. Тебе скоро идти обратно, Главк уже получил приказ и к обеду легион будет на развилке. Одному тебе двигаться здесь будет небезопасно – чуть дальше старой кельтской дороги устроена засада на малые группы римлян.
– Я готов, хоть и не понимаю к чему.
– Лучшее, на что способен человек в этом мире – быть готовым неизвестно к чему, так он может получит то, чего не знает. С этими словами перед Стадием появилась тарелка с куском мяса и свежими овощами – любимое блюда Стадия дома.
После небольшой трапезы, полностью восстановившей силы Стадия, Кора продолжила, только ее голос теперь звучал распевно и громко, словно говорила вообще не она:
– Ты организуешь смерть императора.
– Так вот просто? Убить императора? Ты же понимаешь, что это – предательство? – вскочил со стула Стадий.
– Он сам – предатель Рима. Он разрушает то, что создано не им. Им овладели темные фурии – посланницы Плутона. Но нам необходимо сделать так, чтобы империя плавно передала свои силы другой империи, а та затем – третьей. И ты – поможешь нам в этом.
– Вы – Боги, почему не можете сами это сделать?
– Потому что люди – наши руки и наши ноги на Земле. К тому же, это твое предначертание. Есть еще момент. Для твоей Души, эта задача имеет поворотное значение. Вспомни, скольких людей ты убил своими руками и сколько еще убито руками легиона по твоим приказам? Как воинов-врагов, так и их детей, и их жён?
– Это из разряда «одним меньше одним больше»?
– Это из разряда «кровь искупления». Взяв на себя еще один грех, изменив судьбы многих, и многих людей в настоящем и будущем, ты положишь на весы воздаяния, в пустующую чашу добродетели, добровольную жертву.
Стадий знал, вернее, понимал, что рано или поздно, в старости, если он доживет до нее, этот вопрос возникнет. Стадий был свидетелем того, как его дед разговаривал во сне с теми, кого он убил на войне. Потом он просыпался с широко открытыми глазами и выталкивал прямо в пространство перед собой горячие слова – «Нет мне прощения!»
На вопросы внука дед отвечал всегда коротко – «Каждый сам хоронит своих мертвецов». Лишь перед самой смертью, дедушка рассказал ему смысл этой фразы. Дело в том, что в своих снах дед закапывал в землю тех, чья смерть далась ему нелегко. Закапывал живыми и видел их глаза, слышал их крики и мучился от этого неимоверно.
Наверное, он до сих пор, где-то в мире под землей, куда утащил его душу Плутон на своей черной колеснице, хоронит своих мертвых и очень страдает от этой ужасной ноши. Дед часто ходил и ездил к местам поклонения Богам и оставлял там много еды и питья для своих мертвых, но это не помогало. Однажды только он сказал, что ему стало легче на сердце. Случилось это, когда он поведал внуку одну короткую историю:
– «Бой шел очень долго. Эти кельты на острове были сильным противником. Множество легионеров забрал в свое мрачное царство Плутон. Очередной воин, который стал мертвым от моего меча, сражался искусно. Он был невысок, но очень проворен, у него было не совсем обычное вооружение – короткая кольчуга, что было совсем странно, ведь кельты с острова всегда сражались полураздетыми.
В левой руке у него был короткий меч с раздвоенным острием и в правой – короткое, в два раза короче обычного, копьё. На копье у самого наконечника, болтались три человеческих пальца. Молча сражались. Он нанес мне три раны – правое плечо – мечом, правое бедро – копьем и еще сломал мне плечо левой руки. Когда мой меч соскользнул с его шлема, попав в основание шеи, какая-то звериная сила наполнила этого кельта перед смертью – он так быстро прыгнул на меня, так сильно ударил, что его копье сломалось о мою руку. Сломалась и моя рука. Меч к тому времени мой враг давно потерял, когда метнул его в мою сторону. После этого броска он встал шатаясь, из основания шеи сгустками вываливалась черная кровь. Затем он упал. Навзничь, на спину. Подойдя, острием меча я поднял с его лица тонкой работы забрало.
И, о Боги! Это было невероятной красоты женское лицо. Передо мной была девушка – воин, которая чуть было не отправила меня, центуриона, в миры блуждающих душ! Охваченный каким-то мрачным чувством, я замер, гладя в ее большие, зеленые глаза, из которых еще не хотела уходить жизнь. Она глухим голосом почти прохрипела на языке Рима – «Чего смотришь? Добей». Восприняв эти слова, как жест силы настоящего воина, я медленно погрузил меч в ее грудь. В сердце. Жизнь ушла из ее глаз, но сами глаза, их взгляд, выжгли мою душу наполовину».
Надо сказать, что после этого похода, дед больше не вернулся на войну. И рука плохо срослась и настроение воевать у деда исчезло. Совсем. Он с того времени стал почти постоянно сидеть не террасах имения и смотреть туда, где не было видно людей.
Стадий понимал сейчас деда более, чем никогда раньше, но для этого понимания ему пришлось пройти путь воина. Беспощадного и часто жестокого.
Стадий стал задумываться в последнее время о принципах войны. Он знал, что война и жесткость – сестры, бодро идущие по кровавым полям, на которых встречаются воля брать и воля защищать. Такие разные эти воли. Но такие одинаковые у них лица. Война и жестокость. Боль и потери. Ярость и гнев.
– «А что, если война – не моя жизнь, а переданное мне по наследству зло?»
Такие мысли не нравились Стадию. Он старался избавляться от них, но они с каждым своим визитом, становились сильнее. От этих мыслей его воля раскисала и желание воевать также. И в этом он теперь очень хорошо понимал деда.
– Если это все, то я согласен, – после раздумья, твердо сказал Стадий.
Сейчас, пока Кора готовила для него какие –то эликсиры, Стадий позволил мыслям о лицах войны жить внутри себя дольше, чем обычно. Стало понятно, что из этого похода Стадий вернется совсем другим.
Кора завершила свои приготовления. Перед Стадием, на пустом столе стояли три кожаных мешочка с порошками. Они были одинакового цвета, но на каждом были аккуратно нарисованы крупные точки разных цветов.
– Желтая – для тебя. Тут ровно 5 унций порошка, который для удобства скатан в горошины, я называю это снадобье эмбрил, но ты зови – желтый. Он дает силу жить так, чтобы не зависеть от чуждого. Он убирает любое влияние на тебя со стороны, потому ты начинаешь различать, где твои мысли, а где мысли, внушенные тебе кем-то. Осторожней с порциями, тут их ровно пятьдесят и принимать их можно не чаще, чем один раз в течение дня. Примешь в один день два раза и потеряешь рассудок.
Далее – синяя точка, этот порошок для подчинения нужных тебе людей твоей воле. Отведав этого порошка, любое живое существо навсегда станет твоим послушным инструментом. Очень осторожно с его порциями, достаточно порошка размером с ноготь мизинца твоей жены. Дашь больше – человек умрет.
И белая – это порошок, замедляющий активность сознания. Он не убивает. Только замедляет реакции. Настолько, что человек будет спокойно наблюдать, как ему перерезают горло. И порошка здесь на один раз. И ты уже понял, для кого он.
– Не проще ли было дать ему просто яд?
– «Поверь, так не получится. Я не просто даю тебе советы, я смотрела все возможные в будущем исходы и в каждом, кроме этого, император жив. К тому же, этот порошок может даже не попадать ему внутрь. Достаточно, чтобы он просто оказался на его коже или в его легких.
– Император что, такой вот живучий?
– Ирония тут неуместна, Стадий Квинт. На этом поле битвы столкнулись невидимые людям силы. Силы, которые отвечают за развитие человечества и силы, которые отдали бы все за его гибель. Сейчас ты в стане первых. Но придет момент, ты очень близко познакомишься со вторыми. Думаешь, зря я дала тебе порошки? Слова о фуриях – вовсе не аллегория. Это – абсолютно реальные существа и их мощь оттого и огромна, что люди не знают о их существовании. Эти фурии мрака насмерть стоят за императора и создают картины его правления так, чтобы лилась невинная кровь и государство качалось в своих устоях.
– К слову, спасибо тебе, что не озвучиваешь вопросы, вызванные любопытством и недоверием. Ты достаточно мудр и знаешь, что если человек захочет, то он сам расскажет о себе.
О, Боги! Конечно же, Стадий хотел узнать как можно больше об этой Коре. Ему было интересно все. Откуда она знает столько подробностей, как она общается с Богами, зачем ей лично смерть императора не ее страны, и почему она здесь совсем одна. Еще он хотел бы ее спросить, в чем причина такого магнитного притяжения к ней, он буквально таял, когда Кора обращала на него свое внимание, и ему становилось почти физически холодно, когда она отвлекалась на свои занятия. Конечно он мог бы предположить, что причиной этому один из ее волшебных порошков, но Кора еще на пороге сказала ему:
– Стадий Квинт, давай условимся, ты не пытаешься применить ко мне свою силу, а я не стану применять к тебе свою.
– Хорошо, – ответил Стадий. Он и правда думал в этот момент о том, что если Кора станет заставлять его делать то, что он делать не хочет, то всегда можно неожиданно убить ее.
И вот, по мере нахождения в этом доме посреди леса, Стадий просто поплыл в компании красивой и сильной женщины. Поплыл, как какой-то юнец от первой встреченной им нимфы.
– Стадий. У тебя есть одна, всего одна возможность. Сделай все, что я тебе сказала, как я тебе сказала и тогда, когда я тебе сказала, в этом с лучае у тебя появится шанс на спасение Души. И еще – у тебя будет всего одна возможность позвать меня на помощь, в случае, если что – то сильно пойдет не так. Сказав всего три слова, ты позовешь меня, и я появлюсь в течение часа. Надпись из трех этих слов ты найдешь дома.
– Можно два вопроса? Первый – что значит «спасти душу?» Второй – после спасения моей души, смогу ли я увидеть тебя снова?
– Оставлю оба вопроса без ответов.
Пора было уходить. Стадий вышел из дома Коры очень бодро, он чувствовал себя так, словно отдохнул неделю дома, на берегу реки.
Пока Стадий двигался по тропе к выходу из леса, впереди него постоянно бежал пес с желтыми глазами. Его силуэт тихо стелился в зарослях справа от тропы, словно это охотится волк. Но вот он выбежал на тропу, встал мордой в направлении Стадия и уставился, оскалив зубы, куда-то за его спину. Тело Стадия окаменело, он даже не мог повернуться назад. Было чувство, словно ужас разливается льдом по всему существу Стадия. Медленно зайдя за его спину, пес зарычал. Откуда-то справа-сзади послышался мощный рык, затем треск ломающихся веток и громкий визг, больше похожий на раскатистые стоны.
Через минуту желтоглазый пес ткнул, почему – то горячим, носом в повисшую плетью руку Стадия, и спокойно побежал дальше. Стадий смог сдвинуть тело с места и тоже пошел. Что это было, Стадий так и не понял, одно он знал точно – этот пёс – вовсе не пёс, а этот лес – не просто деревья и кусты. Здесь происходит много странного. Такого, о чем простому смертному лучше не знать.
Остальной путь прошел без происшествий. Его конь был там же, где Стадий его оставил, три его легионера также ждали его у одинокого дерева, и в миле от них, на развилке, их ждали наемники испанцы. Задача была догнать легион до того момента, пока тот не дошел еще до старой кельтской дороги.
И тут, еще в этом конном броске, Стадий стал отмечать неожиданные и странные вещи. Словно невидимые охотники стали пускать свои острые стрелы, вызывая то падение всадников, то сильнейшие вихри ветра, то просто волны внутреннего отчаяния, которым прямо на скаку, делились конники друг с другом. Например, в голову Стадия кто-то вложил мысль о том, что они все погибнут тут, что легион полностью попадет в ловушку и их всех перебьют. Но ладно бы это были просто мысли, но они приходили с невероятной силы отчаянием, на грани со страхом. Последнее – недопустимо для воина. Любой легионер знает – стоит только начать кормить зверя по имени страх – он сожрет тебя целиком, и на поле боя ты будешь слаб и словно безоружен.
Волей удержав приступ страха, Стадий остановил отряд и распорядился, чтобы все выпили воды. А сам проглотил одну из горошин желтого. Уже через минуту в голове наступила ясность и черные тучи отчаяния сменились спокойствием и четким знанием – все в порядке. Каким-то образом, его спокойствие также передалось и отряду.
Двигаясь далее, Стадий отметил, что помимо спокойствия, желтый дал ему способность звать нужные мысли. Например, он, размышляя о дальнейшем пути легиона, решил не идти намеченным маршрутом, решил менять его неожиданно утром. Разведку нужно поделить на две группы, отправляя их по разным дорогам и утром выбирать одну из них, не слушая ничьих мнений.
Как показали дальнейшие события, это оказалось верным решением. Стадий постепенно начинал узнавать происки тех самых темных фурий, которые, решили погубить его еще по дороге в Рим. Так, на его жизнь происходили странные покушения, через испорченную еду, через отравленную воду, через стадо огромных диких кабанов, вдруг промчавшихся затемно близко от него, разметав нескольких легионеров. Одному из них секач сломал обе ноги.
Однажды навстречу легиону попались два странника, одетых в черные мантии, они спросили, как имя командира, но воины не называют не воинам своих имен, а тем более, имени легата. Тут же этих странников скрутили и поставили перед Стадием.
– Они спрашивали твое имя, легат. И мы готовы укоротить их рост и отправить любопытные головы катиться по склону этого холма.
– Зачем вам мое имя? – спросил странников Стадий и в этот момент встретился взглядом с самым маленьким из них. Глаза были черными и сразу было ясно, что они наполнены злобой. Стадий подумал: «Такую сильную злобу даже не стоит пытаться скрыть. Ни под мнимым благочестием, ни под почтенным возрастом, ни под черным капюшоном их балахонов эту злобу не спрятать».
Маленький, худой человек заговорил неожиданно низким голосом:
– Твое имя, легат, нам нужно для пропуска в дальний город, и мы нижайше просим его нам раскрыть.
У Стадия странно поплыло сознание. Он сразу отошел от странников подальше, проглотил одну горошину желтого и вернулся обратно. Ясность разума не заставила себя ждать – желтый работал отменно. Но на месте действия происходило что-то очень странное – два легионера, из тех, которые привели странников к Стадию вдруг повалились на землю, с криком держась за животы, они крутились как раненые волки, а изо ртов обильно шла пена. Стадий решил: – «точно – злая магия!»
Остальные легионеры, удивленно отступили подальше, взявшись за мечи.
Внутренне призвав Славу Богов, Стадий приказал завязать этим людям глаза, заткнуть рты и связать ноги. Это было сделано очень быстро. Их обыскали. Нашли какие-то порошки, склянки и три черные книги, которые были исписаны странными знаками. Но вот, как последнее подтверждение, под удивленный возглас одного из легионеров, откуда ни возьмись, рядом со Стадием оказалась небольшая, проворная черная змейка. Стадий умело рассек мечом ее пополам, подумав: – «Хорошо, что сейчас не ночь».
Дальнейшее – ясно, как тот самый день. Полностью разоблачив черных магов, таивших злое против Рима, Стадием тут же был вынесен приговор:
– За вашими мыслями и желаниями кроется враг. А врагу вне поля битвы мы можем дать одно – позорную смерть от топора. Пусть ваши головы катятся с холма.
Далее он приказал своим ближним сжечь после казни все, что несли с собой эти нелюди, а также тела и отлетевшие головы. Костер только разгорался, а легион уже двинулся дальше.
– Странные ваши дела, Боги. Говорят, что сильное зло способно дать людям большую власть. Почему эти трое оказались такими слабыми, что не смогли избежать смерти? Выходит, на меня охотится слабое зло? – так обращался Стадий к Богам, почти не ожидая ответа. Но он не знал, что борьба сил тьмы и Света длилась уже очень давно.
Избрав на сей раз полем битвы путь Стадия в Рим, эти силы показывали настоящее мастерство. Стадий не знал, что эти колдуны должны были выйти на легион ночью, но как-то глупо перепутали тропы. Он не знал и того, что ночная ядовитая змейка днем была практически слепа и беспомощна, потому её совершенный яд просто не достиг сердца Стадия.
Так же Стадий не догадывался, что воля этих магов была почти парализована воздействием сил, льющихся через Кору, которая в это время пристально смотрела в большой кристалл берилла. Одна из граней камня открывала вид на происходящее со Стадием, и его воины просто не смогли бы даже приблизится к магам, если бы те могли управлять волей, данной им тьмой.
Как часто люди полагаются лишь на то, что могут видеть перед собой, уповая на очевидность, и называя случайностями и везением то, чего они не замечают. Влияние разных сил на жизни людей чрезвычайно, и только во их же благо, это влияние не раскрывается. Правы верящие – «На всё воля Небес!». Правы твердящие «Не моя воля, но Твоя – да пребудет!»
Так решил и Стадий:
– «Не стану удивляться и кичится этой малой победой. Скорее, на то была не моя воля».
Так, совсем неожиданно для себя, Стадий Квинт примкнул к силам, отвечающим за развитие человечества. И его дальнейшая жизнь, вплоть до самой смерти, увенчалась не просто искуплением за пролитую кровь, но и желанием нести людям благо иного, не императивного склада.
Легион быстро и неуклонно шагал к цели назначения, и его движение приближало развязку жизненной драмы очередного императора.
Стадий, согласно приказу из Рима, отправил по две когорты в Аргентораты и Кастра Регину. Сам же, с еще двумя когортами, без особых происшествий, вернулся в Рим.
Рим пребывал в своем движении. Вечный город был неизменен. Пока где-то далеко, легионы расширяли границы империи, или выдерживали натиск противника под градом стрел, в городе шла обычная жизнь. Стадий, при вхождении в город после похода, всегда видел ошеломляющую разницу между Римом и другими городами империи.
Другие города всегда знали, кто пришел и с какой целью, они чутко ориентировались на смыслы, которые шли из Рима. Но Рим… Рим – огромное существо, живущее чужой кровью. Изрыгая приказы из окровавленной пасти, этот монстр повергал в ужас одних и истреблял других, повелевал миром так, как хотел. И куда бы ни направил свое внимание, туда приходило предсмертное оцепенение.
Если бы Рим мог протянуть свои руки дальше, весь мир стал был принадлежать ему. Но как потом удержать подчинение? Именно эта забота занимала большую часть сил Рима. Был создан единый организм, который мог переваривать смуты и ломать шеи сопротивлению, мог съедать на завтрак любителей инакомыслия и на ужин – порицателей имперской морали. Но. У любого организма есть предел развития. И Стадий давно чувствовал его. После слов Богов из уст Коры о том, что они хотят реформировать Рим, он также понял, что вечности Рима в этой его форме приходит конец.
Именно поэтому, спокойно шествуя во главе тридцати легионеров, которые станут по его протекции преторианцами, и войдут в личную гвардию императора, он смотрел на изнанку вечного города, твердо зная, что нет ничего вечного.
Получив приказ из Рима оставить без внимания ситуацию в землях, куда он был отправлен прежним императором, Стадий также получил назначение в гвардию. Ни много ни мало, он становился префектом преторианцев.
– «Это хорошо» – подумал он – «когда знаешь врага, легче его победить, когда видишь врага, победа уже близко».
Поистине, эту мысль, легко скользнувшую в его голову сейчас, мог бы развить любой римский философ, создавая очередной свой труд, утверждающий волю Империи, но на этот раз уверенность, которая делала Рим сильнее всех, начала заносить руку с обнаженным мечом над тем, кто ее возглавлял.
Влад вдруг понял, что ему холодно. Прохладный ночной ветерок шевелил какие-то кусты за спиной, прямо над ним горел одинокий фонарь и была тишина. Оказывается, он сидел в парке! На скамейке! И не мог вспомнить, как попал туда…
Он сел на «волшебный» стул в коридоре квартиры… Наклонился… По традиции всех легатов, коснулся булыжной мостовой на подступах к Риму и был там – в Стадии. Он наблюдал за его мыслями, действиями и решениями, пока тот входил с тремя легионерами на доклад к императору.
Легионеры остались в зале Правды, сам Стадий прошел в зал Почета и доложил императору о прибытии. Император поднял руку в приветственном жесте, затем коротко и как –то расслабленно, сказал Стадию приступать к обязанностям, начав с поиска и наказания крикунов на площадях, недовольных его волей.
И вот, момент опасности. Влад настороженно слушал происходящее в зале Почета и всем собой чувствовал опасность. Она исходила сзади, Стадий знал – так подкрадывается смерть. Он резко обернулся и увидел в шаге от себя белокурую женщину. Она была полуобнажена, мертвенно бледная кожа плеч и шеи плавно перетекала в, почти такого же цвета, волосы. Даже глаза этой женщины, казалось, блестели бельмами.
