Волоколамское шоссе

– Сколько времени вам для этого понадобится?

– К вечеру сделаю, товарищ генерал.

Круто изломанные брови недовольно поднялись.

– Что значит – к вечеру?

– К шести часам, товарищ генерал.

Он подумал.

– К шести… Нет. Доложите мне об исполнении в восемь часов.

Проходили дни, я исполнял мелкие поручения генерала. Меж тем рождалась дивизия, прибывали командиры.

Однажды, выйдя от Панфилова, я увидел: навстречу идет полковник артиллерии. У него были длинные ноги и длинное лицо с двумя резкими морщинами у рта.

Я посторонился. Полковник взглянул на мои петлицы и остановился.

– Артиллерист? – отрывисто спросил он.

– Да, товарищ полковник.

– В мое распоряжение?

– Не могу знать. Назначен командиром батальона.

– В пехоту? Как так? Идемте к генералу.

По ходу разговора у генерала я понял, что стремительный полковник был только что прибывшим командиром артиллерийского полка нашей дивизии.

– Прикажите ему, товарищ генерал, отправиться в мое распоряжение. И пусть принимает сегодня же дивизион.

Панфилов обратился ко мне:

– А вы, товарищ Момыш-Улы, что об этом думаете? Справитесь с дивизионом?

– Нет, товарищ генерал, не справлюсь.

Панфилов уселся поудобнее. В сощуренных, монгольского разреза глазах мелькнуло любопытство. Такова была одна из его черточек: не погашенное возрастом, удивительное в его годы любопытство. Он, казалось, с интересом ожидал: «А ну, что скажете вы, полковник?»

– Как не справитесь? – сердито спросил полковник. – Батареей командовали?

– Да.

– Ну и хорошо… Или, может быть, вместо вас послать в дивизион майора? Может быть, окончившего академию? Таких ни одного нам не дадут. Прошу, товарищ генерал, считать вопрос решенным.

Но я почтительно и твердо сказал:

– Я, товарищ генерал, обязан быть честным. С дивизионом не справлюсь, мое образование недостаточно.

Знаете ли вы, кто виноват в моем упорстве? Профессор Дьяконов, даже и не подозревающий, вероятно, о моем существовании. Ему, автору капитального трехтомного труда «Теория артиллерийского огня», поклоняются артиллеристы. Не зная высшей математики, окончив после средней школы лишь девятимесячные артиллерийские курсы, я не совладал с этим сочинением. Какой же из меня командир дивизиона, как я буду управлять сосредоточенным огнем батарей, если не могу вычислить выстрел «по Дьяконову», не умею дать точного «дьяконовского» залпа?

Впоследствии, наблюдая артиллерию и артиллеристов на войне, я понял, что прав был не я, а полковник. Война – лучшая академия, и, повоевав, я командовал бы не хуже других и не посрамил бы артиллерии.

– Чего же вы хотите? – спросил полковник.

– Батарею, – сказал я.

– Что вы! У меня младшие лейтенанты сидят на батареях. Хотите в штаб, помощником начштаба?

У меня вырвалось:

– Боже избави!

Генерал, с интересом следивший за нашим разговором, рассмеялся:

– Напрасно, товарищ Момыш-Улы, напрасно… Штаб не обязательно бумага. И не обязательно красный карандаш…

– Какой красный карандаш? – спросил полковник.

– Это, мне кажется, и к вам относится, полковник, – шутливо сказал Панфилов. – Потом вам расскажу.

Затем, став серьезным, добавил:

– Я подумаю. Идите, товарищ Момыш-Улы.

Продолжение последовало в эту же ночь.

Я был дежурным по штабу. Панфилов работал далеко за полночь. Как обычно, он вызывал и вызывал командиров.

Рождалась дивизия. В пустующие летом школы, ставшие пунктами формирования, приходили в эти дни из города и окрестных колхозов призванные в армию – сплошь немолодые, тридцати – тридцати пяти лет, не побывавшие, в большинстве, на военной службе.

В этот час они – будущие панфиловцы – спали.

Наконец и у нас, в большом каменном доме, стало тихо.

Скрипнула дверь, в коридоре послышались шаги. Я встал и оправил гимнастерку, узнав походку генерала.

Он заглянул в открытую дверь.

– Вы здесь, товарищ Момыш-Улы? Дежурите?

Панфилов шел с полотенцем, без генеральского кителя, в белой нижней рубашке. Лицо его было утомленным.

В комнате было накурено. Панфилов распахнул окно и присел на подоконник.

– Думал о вас, товарищ, Момыш-Улы, думал, – сказал он. – Посоветуйте-ка, что с вами делать.