По гамбургскому счету

Двумя машинами мы отъезжали от пятнадцатого. В сторону магазинчика с пугливым продавцом, похожим на рождественскую ведьму из детских сказок. И ещё помощник главного прокурора дал распоряжение, чтобы в местном комиссариате все подключились к этому делу.

– Почему ты уверен, что он придёт? – спросил Штефф.

– Потому что у него нет выбора. Искать по всему Гамбургу шахматные фигурки из слоновой кости – нелепо. Даже он это понимает. А теперь ещё и рискованно, ведь у полиции полно свидетелей для опознания. Нет, он не боится, что его возьмут, он боится, что не успеет совершить свой магический обряд смерти. А раз он ищет шахматы, значит есть третий, которого он уже приговорил и теперь должен убить. Должен! Для него это звучит именно так. Вопрос уже не в том, хочет он этого или нет… Может он это или нет… Должен! И потому он идёт на компромисс. Пусть фигурка будет деревянной. Она почти неотличима от тех двух других.

Почински кивнул.

– А как ты вышел на него? – отвлёкся прокурор на давно застрявшую в голове мысль.

– Помнишь, когда мы разбирали его действия, то определились, что жертва должна была что-то вспомнить? – ответил я вопросом на вопрос. – А раз вспомнить, то это «что-то» случилось не вчера. Логично? Вы допросили сегодняшних работников, а я нашел механика, который уволился почти десять лет назад. Так вот он вспомнил по фотографии Риту Крамер. Она когда-то была любовницей убитого хозяина гаража. А ещё он вспомнил, что сразу после войны в гараже у Реммеля оказался вороной конь. Бензина тогда не было и машины стояли разобранными, вот Реммель и пользовался повозкой. Ухаживал за конём мальчишка Йозеф Зингель, племянник Ирмы Зингель – учительницы. Она его и устроила в гараж. Что с конём случилось, механик не знает. Вроде бы его отдали на скотобойню. Время было тяжёлое. С мальчишкой тогда случилась истерика. Он прыгал, плакал, кричал, что отомстит! По возрасту этот Йозеф вполне подходит. Сейчас ему должно быть тридцать-тридцать пять лет.

– Но прошло столько времени, – засомневался прокурор, – почему он не сделал этого раньше?

– Думаю, здесь есть какое-то объяснение, и скоро мы всё узнаем.

Мы приехали. Больше всего я боялся, что шахматной доски в витрине не окажется. Но нам повезло, маньяк ещё не появлялся.

Мне казалось, что «чулан бесполезных вещичек» имеет тряпичные стены, и что они тихо шевелятся. Рождественская ведьма пустила на это несколько мотков своей паутины, и теперь серые нитки торчали то здесь, то там в обветшалой драпировке стен. В углу величаво высилось что-то из бронзы: то ли вешалка для мокрых осенних плащей, то ли виселица для убийцы.

Время стучало часами на каждой стене магазина. Все часы были разными, но объединяло их одно – все они показывали осень. Интересно, по каким сюда придёт убийца: по этим – на которых уже четверть седьмого, или по тем – на которых ещё шесть пятнадцать? Я понимал, что теряю чувство времени, что проваливаюсь туда, где все часы всегда показывают одно время. По нему жил Йозеф Зингель.

Что-то долго он отсутствовал. Сегодня «чулан бесполезных вещичек» работал только на одного покупателя. И этим покупателем была Смерть. Она решила сыграть со мной в шахматы. Я знаю в этой игре всего лишь один ход – ход шахматного коня. Вернее сказать, я знаю ход чёрного шахматного коня. Он ходит углом, и этот угол совпадал с дверью моего магазина. Дверь тихо отворилась, и ко мне вошёл помятый Гамбургом человек. Его серое пальто из мокрого букле стало почти бесцветным и напоминало истлевшую сутану инквизитора, по которой прошёлся ветер.

Я приветливо улыбнулся.

– А вчера здесь был другой продавец! – с сомнением произнёс посетитель.

– Вчера было вчера. А сегодня – совсем другое дело. Вчера над городом летали стрижи, а сегодня летают ястребы. Я вот тоже вчера другими делами занимался, а сегодня мне предстоит развлекать вечерних гуляк.

Посетитель осторожно осмотрелся.

– Вы наверно вчера забыли здесь зонтик? – спросил я, широко улыбаясь и доставая из-под прилавка пляжный шезлонг.

– Нет-нет, я просто хотел купить шахматы. Вон те!

– Какая мысль! А не сгонять ли нам партейку? Только, чур, я играю чёрными!

– Нет… – занервничал посетитель.

– Почему же?

– Я… не умею ходить.

– А чего тут уметь, – наседал я, – ходи куда хочешь, всё равно придёшь в одно место. Это неизбежно. Таковы правила игры. Надо только знать, где это место.

Достав из витрины шахматную доску, я прижал её к груди.

– Вот эти? – спросил я очевидное.

Он кивнул. Вечерний посетитель маленького привокзального магазина выглядел совершенно растерянным.

Я подмигнул ему, осторожно открыл доску, запустил внутрь руку и вытащил… полицейский «Вальтер» калибра 7,65. Пистолет чёрным глазом смотрел на оторопевшего убийцу. Сразу же в дверь магазина ввалилась толпа полицейских. Маньяк был схвачен. Не менее десяти пар рук крепко держали его за все места. Он всё еще таращился на меня, пытаясь что-то понять. Я перегнулся через прилавок, почти вплотную приблизился к уху Йозефа Зингеля и тихо сказал напоследок:

– Никогда не брейся натощак!

Почински был доволен.

– Классика задержания! – сказал он, разглядывая магазинчик. Когда машины ушли, прокурор задержался в нашей засаде. Он это сделал конечно не для меня. Скорее всего Штеф просто хотел появиться в комиссариате немного позже. Ритуально, без суеты, как и положено великому полководцу.

– К сожалению, я не могу взять тебя на допрос, – виновато заговорил Почински, – процессуальные законы не позволяют мне это сделать. Ты же знаешь, если здесь будет какое-то нарушение процедуры этот… потом может обжаловать в суде факт своего ареста.

– Пока ты как следователь не установил его вменяемость экспертизой, я имею право участвовать в допросе, – заспорил я.

– На каком основании?

– На психолого-психиатрическом основании. А вдруг он начнёт кусаться? Позвони судье, он даст санкцию.

Я прекрасно понимал, что теперь Почински не захочет возиться с такими вопросами. Просто не станет терять время. Его ждал боевой трофей, и Штеф уже собирался доказать, как он умеет снимать подозрения и превращать их в правовую волю обвинения. Но Почински позвонил судье, и тот дал санкцию.

Мы вместе ехали на первый допрос Йозефа Зингеля, на котором прокурор должен был предъявить убийце официальное обвинение.

Глава 4

Прокурор представил Зингелю всех участников допроса. Я подумал, что моя персона вызовет у него протест и не ошибся. Полицейских Зингель воспринял равнодушно, а на меня он посмотрел, как на предателя. Был в его взгляде внутренний нажим какого-то невысказанного упрека.

– Хельмут Клингер, – повторил убийца моё имя и отвернулся, – гнусные баварцы!

Это он про меня? Не знаю, где он нашёл австрийский промысел в моей фамилии.

Опуская все подробности допроса, скажу только, что Зингель ничего не скрывал, и распечатать его память не составило труда. Другое дело, что мы ждали душераздирающую историю, а вместо этого нашли глухое равнодушие к прошлому. И вот тогда прокурор посмотрел на меня недвусмысленно. Я не имел права задавать обвиняемому вопросы по существу дела, но этого и не требовалось.

– Когда я в прошлый раз говорил с канцлером, – вступил я равнодушно, – «великий Старец»[8 - «Der Alte» – прозвище Конрада Аденауэра – строителя немецкого экономического чуда, канцлера Германии в 1949-1963 гг.] сообщил мне, что в ад он поедет на гнедом. На своём гнедом.

Полицейские инспектора переглянулись и посмотрели на прокурора. Почински был спокоен, и только уголки его губ тронула легкая улыбка.

– Это не для протокола, – тихо сказал прокурор машинистке.

А я продолжал:

– У великого Конни был чудесный конь! Старик вообще людям не очень-то доверял. А вот лошадь – дело другое!

Убийца медленно повернул ко мне голову.

– А зачем вы это рассказываете? – спросил Йозеф Зингель.

– Мне много раз приходилось копаться в человеческой памяти. Такая работа. Люди часто вспоминают коней. Особенно благородные люди. Видимо, конь символически связан с бессознательным. Люди думают, что когда-то пережили сильное душевное напряжение, связанное с этим животным. А на самом деле ничего такого не было. Миф! Не было никакого коня!

– Нет, был конь! – занервничал Зингель.