Голова профессора Доуэля

Керн, слушая болтовню Брике, внимательно осматривал ногу и все более хмурился. Нога распухла до колена и почернела. Он нажал в нескольких местах.

– О, больно!.. – вскрикнула Брике.

– Лихорадит?

– Да, со вчерашнего вечера.

– Так… – Керн вынул сигару и закурил. – Положение очень серьезное. Вот до чего доводит непослушание. С кем это вы изволили играть в теннис?

Брике смутилась:

– С одним… знакомым молодым человеком.

– Не расскажете ли вы мне, что вообще произошло с вами с тех пор, как вы убежали от меня?

– Я была у своей подруги. Она очень удивилась, увидав меня живою. Я сказала ей, что рана моя оказалась не смертельной и что меня вылечили в больнице.

– Про меня и… головы вы ничего не говорили?

– Разумеется, нет, – убежденно ответила Брике. – Странно было бы говорить. Меня сочли бы сумасшедшей.

Керн вздохнул с облегчением. «Все обошлось лучше, чем я мог предполагать», – подумал он.

– Но что же с моей ногой, профессор?

– Боюсь, что ее придется отрезать.

Глаза Брике засветились ужасом.

– Отрезать ногу! Мою ногу? Сделать меня калекой?

Керну самому не хотелось уродовать тело, добытое и оживленное с таким трудом. Да и эффект демонстрации много потеряет, если придется показывать калеку. Хорошо было бы обойтись без ампутации ноги, но едва ли это возможно.

– Может быть, мне можно будет приделать новую ногу?

– Не волнуйтесь, подождем до завтра. Я еще навещу вас, – сказал Керн и вышел.

На смену ему вновь пришла безмолвная сиделка. Она принесла чашку с бульоном и гренки. У Брике не было аппетита. Ее лихорадило, и она, несмотря на настойчивые мимические уговаривания сиделки, не смогла съесть больше двух ложек.

– Унесите, я не могу.

Сиделка вышла.

– Надо было измерить сначала температуру, – услышала Брике голос Керна, доносившийся из другой комнаты. – Неужели вы не знаете таких простых вещей? Я же говорил вам.

Вновь вошла сиделка и протянула Брике термометр.

Больная безропотно поставила термометр. И когда вынула его и взглянула, он показывал тридцать девять.

Сиделка записала температуру и уселась возле больной.

Брике, чтобы не видеть тупого и безучастного лица сиделки, повернула голову к стене. Даже этот незначительный поворот вызвал боль в ноге и внизу живота. Брике глухо застонала и закрыла глаза. Она подумала о Ларе: «Милый, когда я увижу его?..»

В девять часов вечера лихорадка усилилась, начался бред. Брике казалось, что она находится в каюте яхты. Волнение усиливается, яхту качает, и от этого в груди поднимается тошнотворный клубок и подступает к горлу… Ларе бросается на нее и душит. Она вскрикивает, мечется по кровати… Что-то влажное и холодное прикасается к ее лбу и сердцу. Кошмары исчезают.

Она видит себя на теннисной площадке вместе с Ларе. Сквозь легкую заградительную сетку синеет море. Солнце палит немилосердно, голова болит и кружится. «Если бы не так болела голова… Это ужасное солнце!.. Я не могу пропустить мяч…» – И она с напряжением следит за движениями Ларе, поднимающего ракетку для удара. «Плей!» – кричит Ларе, сверкая зубами на ярком солнце, и, прежде чем она успела ответить, бросает мяч. «Аут», – громко отвечает Брике, радуясь ошибке Ларе…

– Продолжаете играть в теннис? – слышит она чей-то неприятный голос и открывает глаза. Перед нею, наклонившись, стоит Керн и держит ее за руку. Он считает пульс. Потом осматривает ее ногу и неодобрительно качает головой.

– Который час? – спрашивает Брике, с трудом ворочая языком.

– Второй час ночи. Вот что, милая попрыгунья, вам придется ампутировать ногу.

– Что это значит?

– Отрезать.

– Когда?

– Сейчас. Медлить больше нельзя ни одного часа, иначе начнется общее заражение.

Мысли Брике путаются. Она слышит голос Керна как во сне и с трудом понимает его слова.

– И высоко отрезать? – говорит она почти безучастно.

– Вот так. – Керн быстро проводит ребром ладони внизу живота. От этого жеста у Брике холодеет живот. Сознание ее все больше проясняется.

– Нет, нет, нет, – с ужасом говорит она. – Я не позволю! Я не хочу!

– Вы хотите умереть? – спокойно спрашивает Керн.

– Нет.

– Тогда выбирайте одно из двух.

– А как же Ларе? Ведь он меня любит… – лепечет Брике. – Я хочу жить и быть здоровой. А вы хотите отнять все… Вы страшный, я боюсь вас! Спасите! Спасите меня!..

Она уже вновь бредила, кричала и порывалась встать. Сиделка с трудом удерживала ее. Скоро на помощь был вызван Джон.

Тем временем Керн быстро работал в соседней комнате, приготовляясь к операции.

Ровно в два часа ночи Брике положили на операционный стол. Она пришла в себя и молча смотрела на Керна так, как смотрят на своего палача приговоренные к смерти.

– Пощадите, – наконец прошептала она. – Спасите…

Маска опустилась на ее лицо. Сиделка взялась за пульс. Джон все плотнее прижимал маску. Брике потеряла сознание.

Она пришла в себя в кровати. Голова кружилась. Ее тошнило. Смутно вспомнила об операции и, несмотря на страшную слабость, приподняв голову, взглянула на ногу и тихо простонала. Нога была отрезана выше колена и туго забинтована. Керн сдержал слово: он сделал все, чтобы возможно меньше изуродовать тело Брике. Он пошел на риск и произвел ампутацию с таким расчетом, чтобы можно было сделать протез.