– Значит, можно? – оживилась Эльза. – Почему же вы ответили «и да и нет»?
– Да, вообще, можно, но… вы же слыхали, что сам Штерн не желает подвергаться этому опыту? Это во?первых… Но почему вас так интересует прежнее сознание Штерна?
– Дело в том, что мне кажется… я была знакома с этим человеком… даже наверно очень хорошо знакома… Но он забыл обо мне, как обо всем прошлом. Мне хотелось бы пробудить в нем одно воспоминание. И потом… узнать одну тайну, очень важную тайну, которую он хотел мне сказать, но не имел возможности…
Качинский посмотрел на нее с удивлением. «Роман?» – подумал он.
– Против его желания я, к сожалению, лишен возможности удовлетворить ваше любопытство, – ответил он.
Эльза нахмурилась.
– Это не любопытство. Это очень серьезно, – сказала она с некоторой обидой в голосе. – Настолько серьезно, что я просила бы вас сделать опыт, не спрашивая его разрешения. Всего на десять минут. И кто бы он ни был в прошлом, он опять станет Штерном и ничего не будет знать о вашем опыте. Ведь в этом же нет ничего преступного. Я прошу вас, очень прошу!
На этот раз нахмурился Качинский.
– Если я сам первый начну изменять нашим принципам охраны свободы чужого сознания, то вряд ли это будет похвальным, – сурово ответил он.
Эльза начала раздражаться. «Качинский не понимает важности дела. Так я же покажу ему, что тут нечто более серьезно, чем женское любопытство!» – подумала она и сказала:
– Штерн говорил, что вы обезвредили некоего Штирнера. Как это было? Я прошу рассказать мне.
Качинский рассказал.
– Значит, вы видели в лицо Штирнера в том стеклянном доме?
– Нет, в лицо я его не видел. Он был в густой металлической маске.
– Если вы так упрямы, что не хотите исполнить мою просьбу, то я принуждена открыть тайну: Штерн и есть Штирнер, а я – его жена, урожденная Эльза Глюк, по мужу Штирнер.
Качинский был поражен.
– Неужели Кранц был прав? – сказал он после паузы.
– Кто такой Кранц?
– Кранц – сыщик. Он поставил целью своей жизни отыскать Штирнера. Не так давно он встретил в Москве Штерна и стал уверять меня, что это и есть Штирнер. Тогда мне стоило больших трудов убедить Кранца, что он введен в заблуждение внешним сходством.
– Теперь, надеюсь, вы признаете мою просьбу основательной? – спросила Эльза, довольная произведенным эффектом.
– Штерн – это Штирнер! – мог только произнести Качинский и глубоко задумался.
Эльза выжидательно смотрела на него.
– Ну что же, да или нет?
– Нет!
– Но если Штерн-Штирнер согласится на опыт?
– Он не согласится.
– Посмотрим! Я сама поговорю с ним. Подождите здесь, я сейчас приду.
Качинский остался на террасе, следя за удаляющейся Эльзой.
Она спустилась вниз к палатке на берегу и стала о чем-то говорить со Штирнером, который внимательно слушал ее, потом кивнул головой.
«Неужели ей так скоро удалось уговорить его? – подумал Качинский. – Ведь он всегда с ужасом отказывался, когда я предлагал ему сделать попытку вернуть память о прошлом».
Эльза пригласила Штирнера идти за собой.
– Он согласен, – сказала Эльза, поднимаясь на веранду, – согласен и даже сам просит вас об этом.
– Вы согласны? – спросил, еще не веря, Качинский.
– С большим удовольствием. Ничего не имею против, – ответил Штирнер.
Качинский задумался: «В конце концов, я ведь каждую минуту могу погасить у Штирнера память о прошлом. Я буду следить за ним».
– Ну что ж, пусть будет по-вашему, – сказал Качинский. Он вынул из кармана коробочку – аккумулятор-усилитель, приложил к виску и мысленно приказал, фиксируя Штирнера глазами:
– Садитесь и усните!
Штирнер покорно уселся и тотчас уснул, закрыв глаза и опустив голову.
– Обычно к усыплению мы не прибегаем, – сказал Качинский, обращаясь к Эльзе, – но это трудная операция. Я верну ему прежнее сознание всего на десять…
– На двадцать! – сказала Эльза.
– Ну, на пятнадцать минут, не больше. Надеюсь, за это время он не натворит больших бед. На всякий случай я буду следить за ним из комнаты, уж с этим вы должны примириться. Ровно через пятнадцать минут он вновь станет Штерном.
Качинский замолчал и стал сосредоточенно смотреть на Штирнера.
– Сейчас он проснется. Я ухожу.
Качинский ушел в дом и стал у двери так, что с веранды его не было видно.
Штирнер несколько раз глубоко вздохнул, приоткрыл глаза и вдруг опять закрыл их, ослепленный ярким солнцем. Переход от полумрака большого зала в доме Готлиба к сверкающей поверхности океана был слишком резким. Наконец, щурясь, он открыл глаза.
– Что это? Где я? Эльза? Ты?.. – Он бросился к ней и стал целовать ее руки. – Милая Эльза! Но что это значит? Я не соберусь с мыслями…
– Садитесь, Людвиг, – ласково сказала она, – слушайте и не перебивайте меня. У нас только пятнадцать минут на это свидание… Я вам все объясню. Вы ушли в ту бурную ночь, превратившись в Штерна. И вот мы опять встретились с вами. Как? Я вам скажу потом, если у нас останется время. А теперь я прошу вас скорее сказать мне то, что мучило меня все это время, эти три года.
– Три года? – удивленно повторил Штирнер.
– Скажите мне правду: вы не виноваты в смерти Карла Готлиба?
– Я же вам говорил, Эльза. Смерть Готлиба действительно произошла от несчастной случайности.