Романовы. Пленники судьбы

Описывая тридцатилетнего Царя Алексея, англичанин Самуэль Коллинс, служивший в 1659–1667 годах лекарем при Царском дворе, написал: «Наружность Императора красива; он двумя месяцами старее Короля Карла II и здоров сложением; волосы его светло-русые, он не бреет бороды, высок ростом и толст; его осанка величественна; он жесток во гневе, но обыкновенно добр, благодетелен, целомудрен, очень привязан к сестрам и детям, одарен обширной памятью, точен в исполнении церковных обрядов, большой покровитель веры; и если бы не окружало его густое облако доносчиков и бояр, которые направляют ко злу его добрые намерения, то его, без сомнения, можно бы было поставить наряду с добрейшими и мудрейшими государями».

Англичанин был прав в том отношении, что «ближние бояре», особенно первой поры царствования, творили немало недобрых дел, тень от которых неизбежно падала и на Самодержца. И здесь особо неприглядное место принадлежало боярину Борису Морозову.

Морозов играл важную роль и при выборе невесты для Царя Алексея Михайловича. В начале 1647 года Государь задумал жениться. Собрали до двухсот девиц; из них отобрали шесть и представили Царю. Алексей Михайлович остановил свой выбор на красавице Евфимии Фёдоровне Всеволожской (1630–1657), дочери касимовского помещика; она перед свадьбой была помещена в кремлёвском царском тереме «наверх» (дворцовая половина Царицы).

При одевании в первый раз в царскую одежду сенные девушки так затянули волосы на голове Всеволожской, что, взволнованная и без того, красавица упала в обморок при женихе. Естественно, поползли слухи, что молодую, недавно цветущую здоровьем девицу извели злые люди по дьявольскому наущению. Современник событий Григорий Котошихин, будущий известный русский эмигрант (†1667), написал, что царскую невесту завистники из других знатных боярских родов «опоили отравами».

Царь был потрясён, а всесильный боярин Морозов приписал обморок «падучей болезни», обвинив отца невесты в умолчании о «порченой» дочери и сослал его со всей семьей в Тюмень. После женитьбы Царя на Милославской всем Всеволожским было объявлено прощение…

Происшествие с невестою так подействовало на Царя, что он несколько дней не ел ничего и тосковал, а боярин Морозов стал развлекать его охотами. Молва, однако, приписывала несчастья Всеволожской козням этого боярина, который боялся, чтобы родня будущей Царицы не отодвинула его от рычагов управления страной, а следовательно, и от источника имущественного благополучия.

Морозов всеми силами старался остаться навсегда у Алексея Михайловича первым и главным советником, удаляя от двора всякого, кто не был ему покорен. Одних посылали подалее на воеводства, а других – в ссылку. Последнего рода участь постигла тогда одного из самых близких людей к Царю, его родного дядю по матери С.Л. Стрешнева (1616–1666). Царского дядю обвинили «в волшебстве» и сослали в Вологду; Алексей Михайлович не мог ещё перечить своему всесильному наставнику.

Для упрочения своей власти Морозову хотелось женить Царя так, чтобы новая родня была с ним близка; и он нашёл подобный способ. Был у него верный, лично ему преданный подручник, незнатного роду дворянин Илья Данилович Милославский (1595–1668), у которого имелись две красивые дочери: Мария и Анна. Морозов составил план: выдать одну из них за Царя, а на другой жениться самому.

Боярин расхвалил дочерей Милославского и предоставил Царю случай увидеть их в Успенском соборе на литургии. Самодержец засмотрелся на Марию, пока она молилась. Вслед за тем Алексей Михайлович повелел позвать её с сестрою к царским сестрам, явился туда сам и, разглядевши поближе, нарек её своею невестой. Эта партия была необычной и вызвала различные слухи о том, что «Царя околдовали», «опоили зельем». Ведь избранница Царя была на три года его старше! Такого в истории Царского Дома ещё не бывало.

16 января 1648 года Алексей Михайлович сочетался браком с Мариею Ильиничною Милославской (1624–1669). Свадьба эта, сообразно набожным наклонностям Царя, отличалась тем, что вместо игры на трубах и органах, вместо битья в накры (литавры), как это допускалось прежде на царских свадьбах, певчие дьяки распевали стихи из праздников и триодий.

Брак этот оказался в полной мере счастливым; Алексей Михайлович нежно любил свою жену все двадцать один год супружества. Супругов несомненно сближало то, что оба были ревностными, полноправными православными людьми. Мария, считавшая своей небесной покровительницей Марию Египетскую, была столь же последовательной и столь же непримиримой, как и супруг, в соблюдении церковного обряда, в исполнении всех обиходных норм благочестивого жизнеустроения. Она много и всегда с открытой душой помогала бедным и неимущим, опекала своей заботой некоторые обители и храмы. В народе Мария Ильинична пользовалась почитанием; её называли «благочестивой» и «церкволюбивой».

В летописи чудес от иконы Богородицы в Успенском девичьем монастыре Александровской слободы сохранилось предание о явлении покровительницы монастыря Царицы Марии монахиням обители. Это бесхитростно-трогательное и эмоциональное повествование – свидетельство высокого почитания Марии Милославской в православной среде.

«Прихожанка некая девица именем Мавра из слободы Александровы, била челом отцу Корнилию (настоятелю храма), приходя в монастырь 5 лет, дабы её принял во святую обитель и причёл ко избранному стаду. Отец же Корнилий, видев её слезы и прилежное прошение, принял её. Она же поживе лето едино, отец же Корнилий возложи на неё ангельский образ. Она же жила 11 лет в монашестве, в тяжких трудах и службах монастырских. По сем диавольским наваждением, от неразумия своего, прокляла жизнь свою. И в тот час ударилась о землю, и пребывала в той болезни лютой годичное время. Видя же себе толико страждущую сильно, начала со слезами молится Богу и Пресвятой Богородице с великою верою и с сокрушенным сердцем. По сем видит в видении благоверную Царицу Марию Ильиничну со двумя ангелами, среди трапезы стоящую. Монахиня же затрепетала. Благоверная (Царица) говорит ей: «Старица, приближься ко мне». Она же рече: «Не смею, госпожа моя, приближаться к тебе, понеже заповедано нам от наставника нашего не приближаться к Вашему Царскому Величеству». Рече же ей Царица: «Приближься ко мне, не бойся». Она же, пришедши и припав к честным ногам её, и начала со слезами молится. Благоверная же Царица и Великая княгиня Мария Ильинична глаголила ей: «Встать». Она же, восставши от земли, просящи прощения. Благоверная же Царица великим гласом рече к ней: «Старица! Почто так клянёшься? Престань клясться – и исцелишься от недуга твоего». Паки было видение старица Мария, держали в своей руце икону Успения Пресвятой Богородицы, а в другой руце – икону Казанской Богородицы. Тогда глас бысть от образа Успения Пресвятой Богородицы, глаголющее ей: «Престани клятися, Мария, и здрава будешь от недуга твоего». И тако невидима бысть».

Брак Алексея Михайловича и Марии Милославской принёс тринадцать детей, из них двое – Фёдор (1661–1682) и Иоанн (1666–1696) станут царями, а дочь Софья (1657–1704) будет фактической правительницей государства в 1682–1689 годах.

Совсем иным оказался семейный союз Морозова, который через десять дней после царского венчания женился на сестре Царицы Анне Милославской, став царским свояком. Алексей Михайлович сделал своему теперь уже родственнику поистине «царский подарок»: карету, обитую снаружи и внутри золотой парчой с подкладкой из соболей, причём большая часть металлических деталей, включая и обода колес, были сделаны из литого серебра. Этот шикарный морозовский экипаж был уничтожен в июне 1648 года восставшими во время Соляного бунта.

Морозов был женат в первый раз еще в 1617 году. Разница в возрасте во втором браке между мужем и женой составляла более тридцати лет. Поэтому неудивительно, что у этой брачной четы, по выражению царского врача англичанина Самуэля Коллинса, вместо детей «родилась ревность», которая познакомила молодую жену старого боярина с кожаною плетью в палец толщиной.

Боярин Морозов полагал, что теперь-то он сделается всесильным, станет полноправным «хозяином жизни», но временщик жестоко обманулся.

Всё его благополучие было сокрушено вмиг народным восстанием в Москве в начале июня 1648 года. Этот восстание получило название Соляного бунта и было вызвано широким недовольством своекорыстной политикой правящей верхушки во главе с Морозовым. Общественное недовольство накапливалось несколько лет.

В марте 1646 года введён был повышенный налог на соль. Этой пошлиной хотели заменить разные старые мелкие поборы: проезжие мыты, стрелецкие и ямские деньги. Новую пошлину следовало собирать на местах добывания соли «гостям и торговым людям», которые туда приезжали, а за ней потом уже этим гостям и вообще всем торговым людям можно было торговать по всему государству солью беспошлинно.

Мера эта, упрощая сборы, должна была служить облегчением; но вышло совсем иначе. Народу пришлось платить за необходимый жизненный предмет двумя гривнами на пуд более, чем он платил в прежние годы, что вызывало повсеместное недовольство. По причине дороговизны соли рыбные торговцы стали недосаливать рыбу, а так как соленая рыба составляла тогда главнейшую пищу русских, то, с одной стороны, потребители не стали покупать дурной рыбы, а с другой – у торговцев попортился товар, и они несли большие убытки: соленая рыба чрезмерно поднялась в цене.

Вместе с пошлиной на соль разрешено было употребление табака, что, по православной традиции, считалось делом «нечистым». Склонность боярина Морозова к иноземным обычаям сильно раздражала благочестивых людей, которые составили уже себе понятие об этом растении как о «богомерзкой траве». В 1634 году указом Царя Михаила Фёдоровича была запрещена торговля табаком, как и его употребление. Теперь же, во имя фискальных интересов, этот давний запрет был отменён.

Как бы в знак милости по поводу царского бракосочетания ненавистная народу соляная пошлина была отменена, но у московского народа и без того уже накипело сильное неудовольствие.

Брак Царя увеличил это неудовольствие. Морозов стал выдвигать родственников молодой Царицы, а они все были люди небогатые, отличались жадностью и стали брать взятки. Сам царский тесть Илья Милославский получил возможность воспользоваться новым положением для своего обогащения и, что называется, «брал без разбору».

Но никто так не опротивел народу, как двое подручных Морозова, состоявшие в родстве с Милославскими: Леонтий Степанович Плещеев и его шурин Пётр Тихонович Траханиотов.

Первый заведовал Земским приказом, а второй – Пушкарским. Плещеев обыкновенно обирал тех, которые приходили к нему судиться, и, кроме того, завел у себя целую шайку доносчиков, которые подавали на людей ложные обвинения в разных преступлениях. Обвиняемых сажали в тюрьму и вымучивали у них взятки за освобождение. Траханиотов поступал жестоко с подначальными служилыми людьми и удерживал следуемое им жалованье.

Торговые люди были озлоблены против Морозова еще и за потачку иностранцам, и за разные новые поборы, кроме соляной пошлины; так, например, для умножения царских доходов выдуман был казенный аршин с клеймом орла, который все должны были покупать, платя в десять раз более против его стоимости. Никакие просьбы не доходили до Царя; всякое челобитье решал Морозов или его подручники. Наконец, толпы народа стали собираться у церквей на сходки; толпы роптали, проклиная жадных и жестоких сановников.

1 июня 1648 года возмущённые москвичи решили вручить челобитную Царю, возвращавшемуся с богомолья из Троице-Сергиева монастыря. На Сретенке кортеж царский был остановлен. Алексей Михайлович молча выслушал претензии, в числе коих главными были: наказать мздоимцев и погубителей и созвать Земский Собор. Реакции не последовало, а по приказу Морозова толпу начали разгонять нагайками, причём было арестовано около двух десятков человек.

2 июня 1648 года огромная толпа недовольных собралась на Красной площади, а затем двинулась в Кремль. Это было первое восстание русского народа против высокопоставленных мздоимцев, или, выражаясь современным языком, против «коррупции» и «коррупционеров».

Собравшись вокруг царского дворца, горожане шумно требовали «выдать головой» главных виновников своего разорения – боярина Морозова, окольничего Петра Траханиотова и Леонтия Плещеева. Морозов вышел на Царское крыльцо и от имени Царя пытался пристыдить собравшихся, но встретил такой шквал негодования и ненависти, что должен был быстро ретироваться; его еле успели уберечь от самосуда охранявшие дворец стрельцы.

Двор боярина Морозова в Кремле был разгромлен. При этом никто из погромщиков не позарился на богатство боярина. «То наша кровь», – кричали москвичи и бросали боярское добро в огонь. Восставшие не застали самого Морозова в его великолепном дворце, хозяин скрылся в царских палатах в Коломенском, но обнаружили там его молодую жену. По словам Олеария, они якобы заявили насмерть перепуганной боярыне: «Не будь ты сестра Великой княгини (т. е. Царицы. – А.Б.), мы бы изрубили тебя на мелкие куски».

Вслед за этим восставшие разорили двор думного дьяка Назария Чистого, возглавлявшего Посольский приказ. Сам хозяин был убит ударом дубины, а тело его брошено в выгребную яму. Плещеев был приговорён по царскому указу к казни, но народ забил его насмерть, как только того вывели на площадь. Траханиотов при начале беспорядков захотел скрыться из Москвы, но его настигли по царскому указу в двенадцати верстах от столицы, вернули обратно, и толпа растерзала его на Красной площади.

Московские стрельцы, кроме наиболее приближенного к Царю Стремянного полка, отказались подчиняться власти. Разгрому подверглись дворы Траханиотова, Плещеева, а также князей Н.И. Одоевского, А.М. Львова, дьяка Г. Ларионова, купца В. Шорина; считается, что около семидесяти дворов 2–4 июня 1648 года было уничтожено в Москве.

В довершение всех бед в этот же день в Москве вспыхнул сильный пожар, в результате которого выгорели улицы Петровка, Дмитровка, Тверская, Никитская, Арбат, Чертолье. Положение в городе сложилось катастрофическое.

Царь, по требованию бушующей многотысячной толпы, вынужден был удалить своего любимца; Морозов был выслан в Кирилло-Белозерский монастырь, где он пробыл несколько недель. Ссылка не изменила дружеского отношения Алексея Михайловича к Морозову, которого он вскоре возвратил в Москву. Однако Морозов не занимал больше официального положения во внутреннем управлении потому, что Царь хотел выполнить данное народу обещание. Несмотря на это, Морозов всё время находился при Царе, во время военных походов он неизменно получал высшее военное назначение.

Избежал расправы и царский тесть Илья Данилович Милославский, скрывшийся в царских хоромах, который хоть и сохранил свой общественный статус, но к делам управления допускаем не был. Алексей Михайлович вообще был невысокого мнения о своём родственнике и довольно пренебрежительно всегда называл его просто Ильей; так, по имени, обращались обычно к дворне.

События июня 1648 года оставили неизгладимый след в памяти Царя и в памяти народной. Это – первое за много лет городское восстание в Москве, перевернувшее обычный ход вещей, утвердившийся ещё при Царе Михаиле Фёдоровиче. Даже Патриарх (1642–1652) Иосиф, потрясенный народной стихией, как бы потерял дар речи и не попытался утихомирить разбушевавшиеся толпы. Лишь одна фигура не подвергалась в тот момент шельмованию в среде народной – Царь Православный.

Для Алексея Михайловича те события стали тяжелым испытанием и горьким уроком. Ему пришлось в свои девятнадцать лет в один миг повзрослеть, стать самостоятельным. Стало совершенно и навсегда ясно: за все дела и за всех людей ответственность несёт он, Самодержец, Царь всея Руси. Все последующие годы царствования Алексея Михайловича на вершине властной пирамиды уже никогда не появлялись самовластные временщики.

Душевной отрадой Царя Алексея всегда являлась семья. Он, как истинно православный человек, воспринимал свой счастливый семейный союз с Марией Милославской как Божье предопределение. Тринадцать детей принесло это супружество, длившееся более двадцати лет (1648–1669). Появление каждого ребёнка воспринималась как милость Всевышнего, который по неизъяснимому Своему Промыслу не единожды забирал к Себе юных царскородных отпрысков. Почти никто из детей от первого брака – восемь девочек и пять мальчиков – не дожил до «седых волос».

Ни одна из царских дочерей от Милославской, даже из круга тех, кто и прожил сравнительно долго, не вышла замуж. Не дано было Царю Алексею узреть в царском доме зятя. При этом у всех цесаревен сложилась непростая, а порой и трагическая судьба.

Царевна Анна Алексеевна, родившаяся во время московской эпидемии чумы в Вязьме 23 января 1655 года, преставилась в 1659 году и была погребена в Вознесенском монастыре Московского Кремля.

Царевна Евдокия Алексеевна, родившаяся в феврале 1650 года, преставилась в феврале 1669 года. Процедура похорон её описана в царском «Объявлении о кончине», где излагался традиционный чин погребения царскородных детей:

«Февраля, в 28 день, преставилась благоверная Царевна Евдокия Алексеевна; благовест был в Успенской колокол в один край, а по теле её приходили со кресты, а кресты, рипиды, да запрестольную Богородицы икону, да фонарь пред образом носят из собора; а как пойдут со кресты, в то число звон, и с большим колоколом в один край во вся; а как с телом пойдут, по тому же образу звон, а проводя тело в Вознесенский монастырь, Патриарх встречал у святых врат в монастыре, и поставя тело, ектенью говорил. А как надгробное отпели, и погребли тело, то Государь в дом свой поиде, и после его кресты в собор понесли, а при встрече крестов звон был…»

Ужас ситуации для Алексея Михайловича состоял в том, что он похоронил дочь за несколько дней до кончины свой супруги Марии, последовавшей 3 марта того же года. Горе было бесконечное…

Царевна Марфа Алексеевна (1652–1707) оказалась в оппозиции к преобразованиям своего сводного брата Царя Петра I. После Стрелецкого бунта 1698 года, во время которого она участвовала в обмене информацией между стрельцами и заключенной Царевной Софией, Царевна Марфа была сослана в Успенский монастырь Александровской слободы и пострижена. Остаток жизни провела в молитве, покаянии и трудах. Там же и упокоилась.

Ещё одна дочь, Царевна Екатерина Алексеевна (1658–1718), получила своё имя в память о видении Царю Алексею I Святой Великомученицы Екатерины, происшедшем незадолго до её рождения. В честь этого события Государь основал Екатерининскую пустынь в окрестностях села Царицыно. После Стрелецкого бунта 1698 года Царевна была арестована, но затем оправдана и освобождена. Стала восприемницей при принятии Православия будущей Императрицей (с 1725 года) Екатериной I (урождённой Мартой Скавронской, 1684–1727). Ей удалось сохранить приязненные отношения с Петром I, а потому она тихо до конца жизни проживала в Москве, где и скончалась. Погребена в Смоленском соборе Новодевичьего монастыря.

Царевна Мария Алексеевна (1660–1723) при Петре I пережила опалу и арест за поддержку, оказывавшуюся ею Царевне Софии Алексеевне и первой жене Петра Алексеевича – Царице Евдокии Федоровне, урождённой Лопухиной (1669–1731). В ходе расследования «изменного дела» Царевича Алексея Петровича (1690–1718) заключена в Шлиссельбургскую крепость и после нескольких лет заточения освобождена в 1721 году. Погребена в родовой усыпальнице Дома Романовых – Петропавловском соборе Петропавловской крепости Санкт-Петербурга.

Младшая дочь Алексея Михайловна Феодосия родилась в мае 1662 года в Москве, где неприметно прожила сорок пять лет своей жизни. В последние годы, по настоянию своего неугомонного сводного брата Царя Петра Алексеевича, вынуждена была переехать в Санкт-Петербург, где и скончалась в декабре 1713 года. Завещала же себя похоронить рядом с Царевной Марфой Алексеевной в Успенском монастыре Александровской слободы, что и было исполнено.

Однако самая трагическая участь была уготована дочери Царя Алексея Михайловича Царевне Софье (1657–1704). После кончины единородного брата Царя Феодора (1682) она возглавила «партию Милославских», воспрепятствовавшую устранению из порядка престолонаследия своего брата Иоанна Алексеевича (1666–1696), ставшего 26 мая 1682 года «первым Царём», наряду со «вторым Царём» – сводным братом Петром.

В мае 1682 года в Москве вспыхнул Стрелецкий бунт, повлекший за собой гибель нескольких представителей «партии Нарышкиных». В связи с болезненностью Царя Иоанна V и малолетством Царя Петра I Софья стала Правительницей государства при соцарствующих братьях. Властолюбие Царевны постепенно привело её к мысли об окончательном утверждении у власти в государстве.

В 1689 году Царь Петр I, родившийся 30 мая 1672 года, достиг совершеннолетия и вступил в брак с Евдокией Лопухиной, что лишало власть Царевны Софьи легитимной основы. Сторонники Царевны планировали заговор с целью устранения молодого Государя. Получив известие о готовящемся на него покушении, Петр I бежал из Преображенского села под защиту Троице-Сергиева монастыря.