Горькое лето 1941 года

Ведь летают же немцы на приличные расстояния десятками и сотнями самолетов и в плохих метеоусловиях. Ведь летают же англичане сотнями самолетов на сильно защищенные объекты в плохих метеоусловиях и ночью, и плохо ли, хорошо, а задания выполняют. Когда же наша авиация станет способной надежно выполнять подобные полеты массово? Что же, наши летчики или самолеты хуже заграничных? Этот вопрос, тов. Сталин, меня, как и многих командиров ВВС, здорово мучил и мучает.

В конце 1940 года, с ВАШЕГО ведома, я принял руководство дальней бомбардировочной авиацией и получил конкретную задачу – в течение 1941 года сделать части дальней авиации способными выполнять боевые задачи на предельном радиусе самолета в сложных метеоусловиях и ночью. С тех пор с коллективом командиров управления дальней авиации отдавал все силы на успешное выполнение этой важной задачи. Что я принял на 1 декабря 1940 года? В частях ДБ авиации насчитывается около 2000 экипажей, из них в то время летал ночью 231 экипаж, летали в сложных метеоусловиях 139 экипажей (около 6 %), обучались полетам вслепую 485 экипажей (около 24 %).

Как видно, цифры для ДБ авиации явно не терпимы – всего по 3–5 полностью подготовленных экипажей на авиаполк.

За прошедшие 4–5 месяцев зимней летной работы, в условиях плохой летной погоды, ограниченности горючим и смазочным, плохой работе моторов (много самолетов стояли и стоят в ремонте), проводилась усиленная работа по поднятию качества летной подготовки ДБ авиации, и к середине апреля с.г. приведенные выше цифры ИЗМЕНИЛИСЬ, теперь летают ночью 612 экипажей (30 %), летают в сложных метеоусловиях 420 экипажей (20 %), обучаются полетам в сложных метеоусловиях 963 экипажа (50 %). Как видно, качество подготовки выросло больше, чем в ДВА раза. Понятно, что и теперь подготовка явно недостаточная, приведенные цифры характеризуют способность экипажей в большинстве выполнять полеты ночью и в сложных условиях, в аэродромных условиях – обучение настоящим дальним полетам еще впереди.

Этот перелом в качественной подготовке ДБ авиации сопровождается большим количеством летных происшествий – 18 катастроф в 1941 г. Из них: не установлены причины – 4, не справились со сложными метеоусловиями – 5, отказ моторов в воздухе – 4, по недисциплинированности летного состава – 5. Значительная часть катастроф по причинам плохой организации и дисциплины, как это правильно указано в приказе НКО № 0022.

Происшествия тяжелые и их много, это верно, но интересы дела требуют еще больше увеличить интенсивность летной работы, неустанно улучшая организацию и порядок в ВВС. Серьезные предупреждения и наказания, записанные в приказах НКО, заставят командный состав ВВС подтянуться, но наряду с этим они могут усилить боязнь за происшествия и тем снизить темпы качественной подготовки.

Дорогой тов. Сталин, у нас в истории авиации не было случая, когда бы судили командира за плохую подготовку подчиненной ему части. Поэтому люди невольно выбирают из двух зол для себя меньшее и рассуждают так: “За недоработки в боевой подготовке меня поругают, ну в худшем случае снизят на ступень в должности, а за аварии и катастрофы я пойду под суд”. К сожалению, так рассуждающие командиры не единичны.

Такие настроения имеют и будут иметь место до тех пор, пока за боевую готовность подчиненной части не будут предъявлены такие же требования и ответственность, как и за аварийность. За последнее время я больше работал в частях и твердо в этом убедился. Остальные вопросы подъема ВВС полностью разрешены ЦК за последнее время…»

* * *

История ВВС Красной Армии в предвоенный период далеко ещё не исследована. Многие причины репрессий, обрушившихся на представителей их руководящего состава, до конца не выяснены. Исторической истины ради следует признать, что основания для недовольства у Сталина были. Об этом достаточно скрупулёзно написал А. А. Волков в своей работе «Советская авиапромышленность и ВВС РККА в период репрессий 1937–1941 гг.».

Например, неудача постигла разработчиков авиапушки для штурмовика Ил-2, на который в Кремле возлагали большие надежды. 14 января 1941 года главный конструктор С. В. Ильюшин направил письмо наркому авиационной промышленности А. И. Шахурину, в котором информирует его, что «самолет производством закончен, за исключением установок пушек МП-6». Дело в том, пояснил конструктор, что «сила отдачи пушки значительно превосходит 2200 кг, которую назвал нам тов. Таубин и на которую мы рассчитывали крыло».

20 января Ильюшин вновь пишет Шахурину и наркому вооружения Б. Л. Ванникову по поводу пушки для своего штурмовика: «При проектировании установок пушки на самолет Ил-2 мы запросили тов. Таубина о силе отдачи пушки МП-6. Тов. Таубин… ответил нам, что усилие отдачи пушки МП-6 равно 2200 кг. На эту силу отдачи мы и рассчитывали крыло, когда проектировали установку пушки на Ил-2. 20 января 1941 г. нами получен отчет ЦАГИ по определению силы отдачи пушки МП-6 (ПТБ-23). Согласно этого отчета сила отдачи равна 5000 кг, а максимальная, замеренная на испытаниях два раза, достигает 5200 кг, т. е. в 2.36 раза больше, чем данная тов. Таубиным сила отдачи. Доношу, что пушку с силой отдачи в 5000–5200 кг на самолет Ил-2 мы, по условиям прочности крыла, установить не можем…»

В середине февраля штурмовик Ил-2, наконец, испытывают с двумя 23-мм пушками МП-6 конструкции Я. Г. Таубина (ОКБ-16). Испытания закончились неудачей. Пушки МП-6 пришлось заменить: первоначально на две 20-мм пушки ШВАК [Шпитальный-Владимиров Авиационный Крупнокалиберный], а затем – 23-мм ВЯ [Волков-Ярцев].

Аресты не заставили себя долго ждать. Арестовали и Таубина, и его соавтора – конструктора М. Н. Бабурина, за ними группы представителей Наркомата авиапромышленности и ВВС РККА как «вредителей» и «саботажников». Их обвинили в том, что они поспешно пустили в серийное производство «сырое изделие». Авиапушка имела чрезмерные вес и силу отдачи, низкую надежность в эксплуатации.

Не меньшее раздражение Сталина вызывала большая аварийность в военной авиации. Весной 1941 года в связи с освоением летным составом боевых полков новых типов самолётов число аварий резко возросло. На то были объективные причины (недостаточная квалификация многих лётчиков, их низкая техническая культура), но и расхлябанности в авиаполках было немало, «хромала» дисциплина.

9 апреля появилось совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об авариях и катастрофах в авиации Красной Армии», в котором с тревогой отмечалось, что «ЦК ВКП(б) и СНК СССР устанавливают, что аварии и катастрофы в авиации Красной Армии не только не уменьшаются, но все больше увеличиваются из-за расхлябанности летного и командного состава, ведущей к нарушению элементарных правил летной службы. Факты говорят, что из-за расхлябанности ежедневно в среднем гибнет у нас при авариях и катастрофах 2–3 самолета, что составляет на год 600–900 самолетов. Нынешнее руководство ВВС оказалось неспособным повести серьезную борьбу за укрепление дисциплины в авиации и за уменьшение аварий и катастроф. Руководство ВВС, как показывают факты, не только не борется за соблюдение правил летной службы, но иногда само толкает летный состав на нарушение этих правил…»

12 апреля нарком обороны Тимошенко представил в ЦК ВКП(б) проект постановления Главного военного совета Красной Армии РККА по этому вопросу. Сталин, ознакомившись с проектом, внес дополнительное предложение, с резолюцией на титульной странице: «Т-щу Тимошенко. Согласен с той, однако, оговоркой, чтобы в приказ был включен абзац о тов. Проскурове и чтобы т. Проскуров был предан суду наравне с т. Мироновым [полковник Миронов руководил штабом оперативных перелетов и разрешил полет самолетов в сложных метеоусловиях, что привело к катастрофе нескольких самолётов и гибели военнослужащих]. Это будет честно и справедливо. И. Сталин».

В тот же день вышел приказ наркома обороны № 0022, в котором говорилось: «…Заместителя начальника ГУ ВВС КА [по дальнебомбардировочной авиации] генерал-лейтенанта авиации Проскурова И. И. за явно преступное распоряжение, нарушающее правила летной службы, в результате чего произошли 3 катастрофы, при которых погибло 7 человек и ранено 2 человека, от занимаемой должности отстранить и предать суду…»

21 апреля Проскуров направляет уже приведённое выше письмо Сталину. 4 мая на Политбюро ЦК ВКП(б) принимает новое решение относительно судьбы Проскурова и Миронова: «Предложить прокурору СССР т. Бочкову в отношении генерал-лейтенанта авиации Проскурова и полковника Миронова рассмотреть их дело на суде и, имея в виду их заслуги по работе в Красной Армии, ограничиться общественным порицанием».

2 июня генерал Проскуров вновь пишет Сталину: «Родной товарищ Сталин. Не в силах больше выносить безделье, продолжающее вот уже два месяца, особенно в свете изложенных в передовой “Правды” от 31 мая требований к большевику – набрался смелости обратиться к Вам. Приказом НКО меня сняли с работы и предали суду за преступное распоряжение, повлекшее за собой гибель людей и самолетов. Следствие и суд располагали неопровержимыми документами и десятками свидетельских показаний о том, что:

Погода соответствовала требованиям полетной службы ВВС по уровню подготовки, посланных в полет экипажей (есть протокол экспертизы). Никаких преступных распоряжений и действий с моей стороны не было, а что гибель людей и самолетов произошла по причине вопиющей недисциплинированности двух ведущих командиров».

Проскуров закончил письмо словами: «Одно прошу Вас, родной товарищ Сталин, помогите мне встать в строй, куда угодно и на какую угодно работу. Нет больше сил терпеть это вынужденное безделье. Член ВКП(б) с 1927 г. Генерал-лейтенант авиации И. Проскуров».

Видимо, письмо способствовало новому назначению опального генерала. 15 июня приказом наркома обороны он был назначен командующим ВВС 7-й армии в Петрозаводск (Карелия). Но долго воевать ему не пришлось.

Уже на третий день войны с санкции Сталина возобновились аресты авиационных генералов. 24 июня по согласованию с наркомом обороны С. К. Тимошенко и Прокурором СССР В. М. Бочковым были арестованы командующий ВВС Юго-Западного фронта Герой Советского Союза генерал-лейтенанта авиации Е. С. Птухин и бывший начальник Главного управления ВВС РККА Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации П. В. Рычагов.

25 июня арестовали жену Рычагова – заместителя командира авиаполка особого назначения майора М. П. Нестеренко, 27 июня – генерал-лейтенанта авиации Проскурова и начальника штаба ВВС Красной Армии генерал-майора авиации П. С. Володина, 28 июня – начальника Военной академии командного и штурманского состава ВВС генерал-лейтенанта авиации Ф. К. Арженухина, 11 июля – командующего ВВС Северо-Западного фронта генерал-майора авиации А. П. Ионова (его заместителя – генерал-лейтенанта авиации П. А. Алексеева – задержали ещё 19 июня), 12 июля – заместителя командующего ВВС Западного фронта генерал-майора авиации А. И. Таюрского, начальника штаба ВВС Юго-Западного фронта генерал-майора авиации Н. А. Ласкина. Это – неполный список арестованных должностных лиц ВВС. Всем им инкриминировалась измена Родине, участие в «заговорщической организации», но фактически они ответили своими жизнями за неудачное начало войны и большие потери ВВС Красной Армии.

Глазами американского историка

Профессор Роджер Риз, Техасский университет (США), автор книг «Непослушные солдаты Сталина: социальная история Красной Армии. 1925–1941 гг.», «Советский военный опыт: история Советской Армии, 1917–1991 гг.»

Как и почему Советский Союз с его экономической мощью, многочисленной и хорошо оснащенной армией оказался на грани геополитической катастрофы всего через шесть месяцев схватки с гитлеровской Германией? Почему в 1941-м Красная Армия не смогла защитить государственные границы СССР? Большинство причин, выдвинутых советскими историками, сводится к личной вине И. В. Сталина. Он, как считается, принуждал военных придерживаться исключительно наступательной стратегии, а сталинские «чистки» довели офицерский корпус до истощения – в результате репрессий погибли лучшие и самые яркие из командиров. Сталин виноват и в том, что нападение Германии обернулось «стратегической внезапностью», а его вмешательство в боевые операции серьезно препятствовало организации обороны в начальный период войны. К тому же сила и опыт германской армии и ее сателлитов были преувеличены, им приписывалось численное, техническое и тактическое превосходство…

Однако в подобных объяснениях немало изъянов и просто ошибочных утверждений, рассчитанных на то, чтобы скрыть истинного виновника поражений. Я полагаю, что ответственность за них в первую очередь должна нести сама Красная Армия.

В действительности не Сталин навязал Красной Армии наступательную стратегию – «отцом» ее был маршал Михаил Тухачевский, который сделал все от него зависящее, чтобы привить ее РККА. Германское нападение стало неожиданностью для рядовых красноармейцев, но, как видно из недавно рассекреченных документов, советскому Генштабу было хорошо известно о надвигающейся опасности – за несколько дней до ожидаемой и неизбежной войны войска на западных границах были даже приведены в состояние готовности.

Да, в начале войны Сталин вмешивался – но отнюдь не во все и не в каждую из операций. Он несет ответственность за окружение Киева, но его нельзя винить за неспособность РККА разгромить немцев на киевских подступах. В начале войны германская армия действительно обладала численным превосходством, но лишь в пехоте и только на направлениях главных ударов; у нее совсем не было преимуществ в качестве или количестве бронесил. Верно, что тактика и боевое мастерство германских сил были выше, чем возможности Красной Армии разгромить гитлеровцев, но почему? Связано ли это с чистками советского офицерского корпуса? Полагаю, что нет.

«Ежовщина» стала трагедией для всего советского общества, но ее влияние на армию сильно преувеличено. Еще в разгар репрессий Вооруженные Силы завышали свои потери, чтобы, как я полагаю, вынудить Сталина остановить чистки. Можно прочитать, будто жертвами репрессий стала чуть ли не половина офицерского корпуса, но документы из возглавляемого Е. А. Щаденко Управления по начсоставу НКО показывают: истинное число репрессированных офицеров (с учетом восстановленных) для 1937 года составляет около 7,7 процента, а для 1938 года – около 3,8 процента от их списочной численности. Самый тяжелый удар был нанесен комсоставу дивизионного уровня и выше. Впоследствии ряд этих командиров объявили военными гениями, однако утверждения, будто они на голову превосходили всех тех, кто вскоре был реабилитирован или не подвергся репрессиям, никем не доказаны и должны рассматриваться с долей скептицизма.

На самом деле многие из зол, приписанных «ежовщине», были связаны с быстрым расширением Вооруженных Сил, которое началось в 1928 году. За 4 года численность армии возросла с 548 000 до 940 000 человек. И тотчас о себе дали знать проблемы с призывом и подготовкой офицеров, обеспечением их жильем, индивидуальным обучением солдат и боевых частей. По инициативе маршала Тухачевского армия начала новый этап расширения в 1936–1938 годах, когда территориальные силы были преобразованы в регулярные, а численность Вооруженных Сил возросла до 1,4 млн человек. Третий этап расширения пришелся на 1939–1941 годы, и, когда армия готовилась к войне с Германией, она насчитывала уже 4,5 млн человек.

К лету 1941-го около 75 процентов командиров и комиссаров занимали свои должности менее года. Это, по уверениям советских историков, следует связывать с трагическими последствиями «чисток». Между тем с 1 января 1939-го по 1 мая 1941 года армия сформировала 111 стрелковых и по меньшей мере 50 танковых и моторизованных дивизий. К июню в РККА было 303 дивизии, и, когда грянула война, 81 из них была в стадии формирования, а некомплект командиров составлял порядка 240 000 человек. При этом все офицеры, которые получили назначение в созданные после июня 1940 года части, де-факто служили там меньше года. Более 1 млн красноармейцев к весне 1941-го вообще служили меньше года. Вряд ли кому придет в голову связывать с «чистками» и эти факты…

Повторюсь, что «ежовщина», конечно, усугубила проблемы с комплектованием и боевой подготовкой, но корни их, думается, совершенно иные.

Боевая подготовка и комплектование кадрами – вот самые важные из проблем, с которыми Красная Армия столкнулась в 1941 году. В канун германского нападения достаточной подготовкой обладали лишь немногие из солдат, командиров или боевых частей. Первопричина – слишком быстрое расширение, превысившее возможности самой армии по набору и обучению офицеров, способных управлять ею и проводить боевую подготовку соединений.

Истоки проблем с боевой подготовкой легко проследить со времен еще царской армии, где не существовало налаженной системы планомерного, методического обучения каждого солдата или небольшой воинской части. Полк был предоставлен сам себе, подготовка оставалась самой минимальной. Так что после создания Красной Армии почерпнуть опыт организации боевой подготовки было неоткуда, и вновь эта задача была возложена на усмотрение каждого полка. Хотя руководство подготовкой мало-помалу осуществлялось свыше, поддержка и надзор за ней оставались делом случая. К тому же в центре внимания руководства находились крупные соединения, а подготовка и обучение подразделений как бы выпадали из поля зрения.

В 1928–1941 годах перед РККА не раз вставала задача пополнения офицерскими кадрами. Расширяющимся Вооруженным Силам требовалось все больше командиров, но возможности советского общества были небезграничны. К июню 1941 года Красная Армия полагалась на пополнение комсостава за счет спецмобилизации членов партии, на увеличение срока службы призванных из запаса, на массовое производство сержантов в младшие лейтенанты и, в конце концов, на сержантский состав, которому поручалось командование взводами и даже ротами.

В 1930-е годы упало качество подготовки офицеров всех уровней. Курс обучения в военных училищах сократился с 4 до 2 лет и менее, но найти достаточное число желающих для заполнения вакансий Вооруженных Сил не удалось…

Осознавая, что управление огромной Красной Армией ложится тяжким бременем на офицерский корпус, новый нарком обороны С. К. Тимошенко в мае 1940 года предложил Сталину сократить армию до 686 тысяч. Сталин, вдохновленный идеей многочисленной армии, отклонил это предложение и распорядился продолжить процесс расширения. Вдобавок ко всем неприятностям неопытным и плохо обученным молодым офицерам часто вверялись подразделения, для командования которыми у них не хватало ни опыта, ни подготовки. Так, под начало новоиспеченных лейтенантов нередко отдавали роту или даже батальон, хотя доверить им пока что можно было только взвод. Разумеется, эти недоучившиеся, перегруженные и истощенные работой офицеры должным образом заниматься подготовкой своих подчиненных не могли.

Расширение осложнялось коллективизацией, раскулачиванием и голодом 1932–1933 годов, которые стали причиной ухудшения здоровья и упадка боевого духа красноармейцев, что, разумеется, отрицательно сказывалось и на боевой подготовке. Рост численности и создание все новых воинских частей порождали потребность в гарнизонах с обустройством казарм и учебных полигонов. Кто их строил? Конечно, сами военнослужащие. Проходило несколько месяцев, пока в чистом поле не отстраивался новый военный городок или уже существующий не расширялся так, чтобы принять новые тысячи солдат. Пока шла стройка, обучение не проводилось. Многие из тех, кто отбывал двухлетний срок воинской повинности, а в 1939 году он увеличился до трех лет, половину своей службы были заняты как чернорабочие.

С демографической точки зрения состав частей, сформированных в 1939–1941 годах, тоже был связан с проблемами. Чтобы обеспечить комплектование растущей армии в неведомых ранее масштабах, в Вооруженные Силы начался призыв представителей неславянских народов, чего, кстати, вообще не было в Русской армии. Очень часто они толком не могли изъясняться по-русски, поэтому с трудом поддавались обучению и не подчинялись дисциплине.

В те же годы из запаса были призваны сотни тысяч человек. Многих, кому тогда было уже под 30, служба совсем не прельщала, и в некоторых воинских частях недисциплинированность и неподчинение заставляли командиров ходатайствовать об увольнении таких резервистов…

Негативное влияние на армию оказало и ее участие в боевых действиях на Халхин-Голе, в Польше и Финляндии, а также присоединение Прибалтики, Северной Буковины и Бессарабии. В чрезвычайном порядке эти кампании потребовали целенаправленного привлечения огромных ресурсов. Потери среди комначсостава достигли десятков тысяч. Упадок боевого духа частей, сражавшихся с финнами, стал передаваться другим воинским соединениям, так что при приведении частей в готовность для ведения боевых действий число случаев дезертирства резко повышалось. Успешные бои в Польше тоже причинили серьезный урон Вооруженным Силам, поскольку теперь Государственная граница отодвинулась к Западу и оборонительные рубежи надо было возводить на новом месте буквально «с нуля». Наконец, новое очертание границ посеяло семена проблем со снабжением, обострившихся в военное время.

После кампаний 1939–1940 годов на Западе, изменения границ и разгрома Франции встал вопрос о пересмотре военной доктрины. 24–31 декабря 1940 года 28 командующих сухопутными и воздушными силами РККА провели совещание, выясняя, как лучше защитить СССР от нацистского нападения. Главной темой стал вопрос о типе оборонительной стратегии – активной или статической. В пользу последней говорил успех финнов в 1939-м. У сторонников активной обороны, ориентированной на мобильные бронированные силы, примеров для ссылок не нашлось. Никто не знал, какие именно уроки следует извлечь из победы Германии над Францией. Хотя участники совещания так и не пришли к общему решению, было подготовлено путаное послание готовиться к обоим типам обороны, обустраивая все новые укрепрайоны и одновременно наращивая количество мехкорпусов.

Результаты 13-летнего стремительного и масштабного расширения плохо подготовленной армии представлены в донесении помощника командующего Юго-Западным фронтом по автобронетанковым войскам генерал-майора В. Т. Вольского заместителю наркома обороны генерал-лейтенанту Я. Н. Федоренко от 5 августа 1941 года, где раскрываются причины, как их видел Вольский, быстрой потери танков в первые полтора месяца войны. Вольский доказывал, что механизированные корпуса должны быть приданы фронтам и подчинены армиям ошибочно. Армейское командование плохо представляет, как использовать мехкорпуса, что мощь последних носит стратегический, а не тактический характер, и, таким образом, оно не понимает, как использовать их с наибольшей отдачей. Командиры армий не задумывались, как обеспечить взаимодействие пехотных и бронированных частей, поэтому те воевали порознь, из-за чего снижалась эффективность их применения.

Плохое знание командирами специфики применения бронетанковых сил пагубно отражалось на их состоянии. Вольский отмечал: «Штабы армий совершенно забыли, что материальная часть имеет определенные мото-часы, что она требует просмотра, мелкого ремонта, дополнительного пополнения горючим и боеприпасами, а технический состав и начальники АБТО (автобронетанковых отделов. – Авт.) армий не подсказали им этого, и вместо того чтобы после выполнения задачи отвести МК, предоставив ему время, необходимое для этой цели, общевойсковые командиры требовали только «давай и больше ничего». Когда же танковые части «давали», штаб армии и не думал своевременно обеспечивать их разведданными или сведениями о соседних частях. Из-за отсутствия опыта ведения подвижной войны танки и моторизованные части нередко использовались командирами не как мобильные ударные группы, а как звенья линейной обороны, тем самым лишая себя важнейших преимуществ».