Мифы и мины для подрыва Российской государственности

К тому же численность войска была ограничена и с финансовой точки зрения. Годовое содержание воина у тех же хваленых скандинавов составляло 10–12 марок серебра, а доход от внешней экспансии не превышал 26 тысяч марок. Следовательно, все скандинавские страны могли содержать не более 2600 профессиональных воинов, а в реальности, с учетом других расходов, – не более 1000 бойцов. Как они при этом умудрились завоевать почти всю Европу – уму непостижимо. Похоже, у скандинавских исторических саг были свои Несторы или Несторсоны, авторы-фантасты на датско-шведский лад, а их английские и французские эпигоны с восторгом переписывали сказки о могучих викингах-завоевателях. Лестно ведь происходить от непобедимых, хотя и мифических героев.

Русским князьям содержание профессионального войска тоже вряд ли обходилось дешевле. Так что это только в исторических кинофильмах пешее ополчение составляет основную часть войска, а на самом деле оно решающего значения не имело, особенно против конницы. А вот конные подразделения как раз и были основной ударной мощью и у нас, и у татар, и у рыцарской Европы.

Трудно представить, как могли противостоять ремесленники-пехотинцы натиску кавалерии. Это, кстати, увесистый камешек в сказания о Куликовской битве, где якобы сражалось 600 тысяч конников Мамая и около 150 тысяч русских, в основном пеших, ополченцев, каким-то образом отражавших конные атаки. Само поле, кстати, в реальности может вместить не более 30 тысяч человек, стоящих вплотную. И опять-таки непонятно, как князю Дмитрию удалось собрать такую огромную армию, если население всей Руси не достигало и 1,3 миллионов человек, а служилое население могло составлять не более 1–2 процентов от общей численности. Следовательно, в Куликовской битве могло принимать участие порядка 10 тысяч воинов с русской стороны. Сколько с татарской – пусть татары сами и считают!

Здесь, как и во многих других исторических эпизодах, летописцев одолевает странная, хотя и вполне объяснимая тяга к многократным преувеличениям. Скорее всего какой-нибудь думный боярин или дьяк, ведавший историко-архивной частью, брал за тощую косичку чернеца-летописца и строго наказывал ему: «Ты смотри, чернильная душа, не вздумай правду написать! Приукрась и приумножь труды князя-батюшки нашего, расскажи, какую силу несметную он одолел, каким войском великим командовал, чтобы потомки дивовались и славу ему в веках возносили!» А в целом все эти летописные басни заставляют сформулировать простейший вывод – совравши в малом, кто тебе в большом поверит?

Кстати, ежегодно празднуя историческую победу князя Дмитрия на Куликовом поле, российские историки как-то не удосужились разобраться – а кого рать князя Дмитрия победила-то? Одни считают Мамая темником, то есть командующим «тьмы» – десятитысячного отряда Золотой Орды, другие полагают, что он представлял отколовшееся от Орды Крымское воинство, еще не оформившееся как Крымское ханство. Некоторые исследователи считают, что Мамай вообще возглавлял собственную «Мамаеву орду», выступавшую союзником генуэзских колоний в Причерноморье.

Сходятся историки лишь в том, что Мамай потребовал от Руси немалую дань, которую князь Дмитрий Иванович послушно платил с 1371 года по 1374. А потом, разобравшись, что Мамай по сути никто и «звать его никак», во всяком случае не чингизид и не хан Золотой орды, выплату дани прекратил, что привело к «розмирию» между Мамаем и Дмитрием Ивановичем.

В 1380 году Мамай вознамерился восстановить «справедливость», как он ее понимал, и изготовился к набегу на Русь. Князь Дмитрий по совету московского митрополита отправил ему дань золотом и серебром «четверицею», то есть вчетверо больше, чем ранее. Это, однако, не успокоило хапугу Мамая, и угроза набега оставалась актуальной, пока не произошла историческая битва, которая отнюдь не означала ни военного поражения Золотой Орды, ни ее ослабления, поскольку Москва с Ордой не воевала. Не исключено, что Дмитрий Донской вообще выполнял задание хана Тохтамыша устранить не в меру зарвавшегося ордынского вассала Мамая, но, по всей видимости, выполнил его не до конца, ибо в 1382 году Тохтамыш стремительным набегом провел карательную акцию, разорил и сжег дотла деревянную русскую столицу.

Однако вернемся к Вещему Олегу. Нехитрые математические расчеты указывают на то, что он водил на греков не более 1–2 тысяч воинов при самом удачном раскладе. Эта арифметика приведена здесь для того, чтобы читателю было понятно, до какой степени могут быть недостоверны летописные источники даже от добросовестных авторов, не говоря уже о пристрастных писаках. А бездумно принимая на веру повествования Нестора-летописца (кто же он все-таки такой, этот сказочник, и по чьему наущению писал?) и ему подобных авторов, можно уплыть очень далеко от исторической правды. Чего стоит одна только «развесистая клюква» о том, как князь Владимир выбирал будущую веру для Руси, словно крепкие напитки из карты вин изыскивал. Сказка, явно рассчитанная на некритическое восприятие и проникнутая самовосхвалением православной церкви и унизительным пренебрежением к представителям других религий.

Или возьмем самый долгоживущий миф, въевшийся благодаря усилиям мэтров исторической науки в сознание каждого россиянина, – миф о татаро-монгольском нашествии. Сначала о монголах. Объясните нам, как небольшой племенной союз кочевых народов (монголов и сегодня-то чуть более 2 миллионов), не имевший даже основ государственности, не имевший развитых ремесел, оружейных в первую очередь, не знавший письменности, а главное – совершенно лишенный мотивации кого-либо завоевывать (зачем кочевнику, у которого первая забота – найти свежую травку для своих овец и жеребят, идти за 10 тысяч километров покорять чужие, ненужные ему города), вдруг, с какого-то перепугу, захватил полмира?

Все завоевания в истории имели конкретную цель: разграбление чужих богатств для укрепления своего государства, захват жизненно важных сырьевых ресурсов, расширение жизненного пространства для налаживания выгодной торговли, решение военно-стратегических задач для безопасности собственных границ. А какая цель могла быть у непросвещенного степняка? Зачем это нужно было дикому монголу, у которого и сегодня все имущество, и весь его привычный мирок – юрта и отара баранов? Для него, от рядового арата до великого хана, даже награбленные трофеи и предметы роскоши особой ценности не представляют, ибо они в юрте скорее – обуза, поскольку надо регулярно сниматься с места и переходить на новое пастбище. Монголы и стоимости этой роскоши не могли определить, ввиду ее ненужности. Ну, разве что монголке своей привезет воин из похода какие-нибудь дешевенькие бусы, и вся пожива. Да пусть бусы будут даже драгоценными, монголка все равно этого не поймет! И для этого надо было водить за 10 тысяч километров полумиллионное войско?

Теперь, правда, полагают, что на самом деле монголов было в десять раз меньше, потому что прокорм миллиона голов лошадей никакая степь травой не обеспечит, а овса монголы не сеяли. Жечь города, истреблять тысячи людей, губить чужих и своих воинов. Ради чего? Рационального объяснения нет. И вот, чтобы оправдать этот бред, историкам и беллетристам приходится уходить в область трансцендентального мышления и придумывать каких-то мудрецов, нашептывающих Чингисхану идею похода к последнему морю, где ему, по совести говоря, совершенно было нечего делать.

Следует также иметь в виду, что городов, где могло бы оседать награбленное добро, у монголов не было, во всяком случае археологам так и не удалось найти в забайкальских степях следы мифической столицы чингизидов – Каракорума, о котором так красиво написал Николай Заболоцкий в поэме «Рубрук в Монголии»: «…Живи и здравствуй, Каракорум! Оплот и первенец Земли, чертог Монголии, в котором нашли могилу короли…» Умный человек и прекрасный поэт, но тоже был в плену сказок о могуществе монголов.

Поразительно, что в эти сказки верили умнейшие и образованнейшие люди своего времени – историки Ключевский, Соловьев, Костомаров, поэты Тютчев и Блок и, наконец, наш современник, блестящий эрудит Вадим Валерианович Кожинов, который откуда-то вывел тезис о «высокоорганизованной монгольской государственности» и самом мощном в мире передовом монгольском войске. «Сами монголы были сравнительно небольшим народом, – пишет Вадим Валерианович, – …но, во-первых, весь его материальный и духовный потенциал был целиком и полностью претворен в военную силу (в частности, все мужское население с юных лет или непосредственно служили в войске, или обслуживали его), а во-вторых, монголы обладали редкостным умением использовать в своих целях покоренные ими страны».

Монгольский народ, таким образом, приносил величайшие жертвы и демонстрировал потрясающие примеры самоотказа. Вот только зачем? Во имя какой великой цели? Нет ответа.

Допустим, что красочное описание преимуществ монгольской государственности было нужно нашим историкам для оправдания катастрофического поражения русских князей и последовавшего многолетнего «ига». Победить нас могла только самая передовая, неодолимая, далеко ушедшая вперед в деле государственного строительства сила.

Тот же Кожинов, ссылаясь на венецианского путешественника Марко Поло, с восхищением рассказывает о том, что в Монголии много дорог и «на всякой дороге написано, куда она идет». Здорово, что и говорить, только ни Поло, ни Кожинов не указывают, на каком языке были эти надписи, которые никто не мог прочитать, ибо собственная письменность появилась у монголов в 20-е годы XX века благодаря русским специалистам.

Самое же интересное, что никто из «авторитетов» не пишет ни слова об экономике Великой монгольской империи. Что служило основой непревзойденной военной мощи степняков? Как было налажено производство оружия, доспехов, добыча руд и выплавка металлов? Кто заготавливал продовольствие для воинов и фураж для коней? Нет ответа, а это делает всю красивую писанину о кочевой империи неубедительной фантастикой.

Можно сколько угодно расписывать красоту и роскошь ханских дворцов, как это сделал католический монах Гильом де Рубрук, якобы совершивший вояж в не существовавший Каракорум. Он действительно, судя по его книге «Путешествие в восточные страны», добрался до Итиля в низовьях Волги, в районе нынешней Астрахани, и поблуждал в среднеазиатских степях, но никакой монгольской столицы не отыскал, и безоговорочно верить ему в описании Каракорума будет очень опрометчивым поступком. Такое впечатление, что Рубрук, как и Нестор, любил сочинять много лишнего.

По причине экономической нецелесообразности объединить кочевников в войско было невозможно даже великому и ужасному Чингисхану, так как некому, кроме героических монгольских женщин, было бы поддерживать кочевое хозяйство, пока глава монгольской семьи за каким-то чертом годами скитается по чужим землям. Как можно было объединить аратов, если сама природа кочевого скотоводства естественным путем разделяет их, чтобы обеспечить пастбищные угодья? Кстати и воспроизводство монгольского населения при таком раскладе становится проблематичным, не говоря уже о каком-то приросте. Или угнанных славянских пленников силой привлекали к изготовлению маленьких монгольчат?

Жизнь в этом случае просто теряет для кочевника смысл, а привычный уклад хозяйствования разрушается глупыми фантазиями воинственного хана. С какого перепугу в пустую степную голову могла прийти невероятная и вздорная мысль о мировом господстве, которое ничего этому кочевнику не давало, а лишь иррационально уничтожало налаженную жизнь в завоеванных странах и в своей собственной? И долго ли терпело бы монгольское племя во главе себя безумца, отнимающего у него привычный образ существования?

Есть и другие несуразности и очевидные глупости в истории монгольского нашествия, которое, кстати, толком-то в летописях и не описывается. Крохотные обрывки, вроде «Повести о погибели земли русской», занимающей всего одну печатную страницу. В этой повести говорится о том, как велика и обильна была русская земля. Потом пришли какие-то поганые (невесть кто), а собственно о погибели страны в повести не сказано ни слова. Есть еще позднейшие списки летописей, часто причесанные под жития святых, типа «Повести о разорении Рязани Батыем», – вот и все. И на этом умудрились построить целую теорию многолетнего владычества косоглазых басурман на русской земле с живописными подробностями, вроде семинедельной осады Козельска.

Кому и ради каких целей, скажите, был нужен этот крохотный деревянный городок, который можно было горящими стрелами спалить за пару часов или просто обойти, оставив в тылу без опаски, а не устраивать клоунаду со стенобитными машинами, якобы привезенными из Китая. Вот ведь еще одна ересь – тащить бесполезные колымаги за 10 тысяч километров! И зачем? Разве только для того, чтобы закидать камнями рязанского богатыря Евпатия Коловрата? Это басурмане якобы придумали такой способ расстрела! Трудно изобрести большую нелепость!

В общем, с монголами все ясно – не было их на Руси. Конечно, байки о походах на Русь и другие страны тешат национальное самолюбие монголов, но пусть лучше тешат его в японской борьбе сумо, где они уже давно держат неоспоримый приоритет над японцами. А нам-то зачем предаваться национальному позору и из года в год перепевать нелепые сказания о монгольском нашествии?! Кстати, единственный письменный источник об истории монгольского народа – «Сокровенное предание монголов» – ни о походе на Русь, ни о походе на Китай не упоминает!

Конечно, читатели могут спросить – а как же быть с многочисленными летописными источниками в азиатских, арабских и западно-европейских странах, которые взахлеб расписывают непобедимость монгольского войска и его железную дисциплину, великолепно налаженную почтовую и контрольно-пропускную службу со знаменитыми «пайцзами» и прочие достижения кочевой государственности? А никак! Какова информационная ценность этих «источников», мы убедились на примере Марко Поло, Рубрука и им подобных фантазеров, поэтому доверять им нельзя.

Азиатским и арабским летописцам нужно было как-то оправдывать неудачные войны своих бездарных и ленивых эмиров и халифов, а европейские писаки в основном питались сведениями от брехунов типа Марко Поло. Японцы так и вовсе сочинили легенду о том, как монгольский хан Хубилай построил огромный флот и намеревался захватить Японию, но тайфун, который потом японцы назвали «камикадзе» – «ветер богов», разметал и потопил эту армаду!

Как вам это понравится – кочевник, никогда не видевший моря, построил флот и вознамерился воевать на море! Это где-то сродни «древним украм», выкопавшим Черное море! Воистину, чего только не придумаешь, чтобы героизировать свою историю. В общем, «ох уж эти сказочки, ох уж эти сказочники!».

Другое дело – татары. Эти всю жизнь были рядом – на Волге, и отношения с ними в разные периоды истории были разными. Возможно, Русь и платила им дань, но в таком случае зачем было татарам резать дойную корову и разорять русские города? Много ли потом наберешь дани? И дань-то была терпимая, всего десятая часть с дохода, нынешние налоговики берут больше. Как-то не вяжутся описанные историками ужасы с прагматичной татарской экономикой.

Возникает крамольная (для российских историков) мысль, что реальные отношения русских князей и татарских ханов были иными, нежели в описании Карамзина и его последователей: Соловьева, Ключевского и присных – имена-то все какие! Гордость и слава российской исторической науки! Спасибо этой гордости, но с их подачи вот уже два с лишним столетия по миру гуляет миф о том, как немытые кочевники шутя завоевали процветавшую Русь и заставили ее двести лет платить унизительную дань и тысячами душ отправлять в татарский плен русскую молодежь. Совершенно это не способствует поднятию национального престижа России!

Откуда могло взяться у татар такое численное превосходство, чтобы силой принудить Русь к многолетнему позорному рабству, и как могла русская гордость целых двести лет мириться с таким беспределом?! Этого жрецы-историки, объединенные круговой порукой сокрытия истины, не объясняют. Но есть вполне обоснованная версия, что отношения русских и татар были скорее отношениями сотрудничества, где татары брали на себя функцию силового прикрытия Руси от угроз из Дикого поля, а русские компенсировали эти услуги умеренной данью, иначе говоря, платили за «крышу».

Это больше похоже на правду, особенно если учесть, что русские князья и бояре охотно роднились с татарской знатью, что вряд ли возможно с жестокими завоевателями. Кроме того, описано немало случаев, когда русские дружины вместе с татарами участвовали в боевых действиях против общих врагов, тех же литовцев. Конечно, далеко не всегда эти отношения были гармоничными и безоблачными, случались и конфликтные ситуации, и вооруженные стычки, а уж конкуренция и борьба за сферы влияния не прекращалась никогда. Разграбление и сожжение отдельных русских городов были не следствием целенаправленной политики разрушения, а скорее карательными мерами, местью за какие-то тяжелые проступки русских князей, о чем справедливо писал известный российский ученый-историк и писатель Лев Гумилев. Но в целом это было скорее настороженное мирное сосуществование, нежели непрекращающаяся война.

Описания же зверств и ужасов «татаро-монгольского» ига не принадлежат перу современников того периода, а являются продуктом творчества гораздо более поздних российских летописцев, имевших социальный заказ – изобразить средневековую Русь забитой, униженной страной, которую могли спасти от векового рабства лишь царствование дома Романовых и затем реформы, нередко волюнтаристские, Петра Первого, стремившегося построить государство западного типа. Часто авторами летописей позднейшего периода становились монахи, поскольку грамотная часть населения концентрировалась во властных структурах и монастырях, что наложило свой отпечаток на стилистику и содержание текстов летописей.

Церкви вообще свойственно изображать земной путь как юдоль страданий и искушений, дабы привлекательней выглядело обретенное впоследствии царство небесное, поэтому церковные списки летописей изобилуют описаниями варварской жестокости наглых басурман, с ходу требовавших себе в постель княжеских жен и дочерей, не задумываясь о том, какую естественную реакцию это вызовет. Обиженные князья, терявшие при этом близких родственников, строго по церковным канонам предавались многодневному плачу и молитвам, вместо того чтобы решительными мерами организовать оборону своих земель. Понятно, что русские города и веси становились легкой добычей захватчиков, но непонятно другое – как летописцы могли без зазрения совести, не стыдясь, изображать своих и наших предков такими малахольными и скудоумными неудачниками, или на современном американо-европейском жаргоне – лузерами?

Немалую лепту в создание такого имиджа внесли и литературные произведения многих русских писателей, особенно талантливые романы Василия Яна «Чингис-хан», «Батый» и другие, а также роман-эссе Владимира Чивилихина «Память». Увлекательное чтение, но и здесь поражает степень национального самоуничижения и утраты государственного достоинства у русских, более того, патриотически настроенных авторов, особенно Чивилихина, как будто лично ограбленного и сексуально оскорбленного захватчиками.

Теперь от средневековья обратимся к документам из гораздо более близкого к нам времени и гораздо более вредным для российской государственности. Для начала, в хронологическом порядке, обратимся к так называемому «Завещанию Петра Великого». Документ этот впервые был опубликован в 1812 году в книге чиновника министерства иностранных дел Франции Шарля Луи Лезюра «О возрастании русского могущества с самого его начала и до XIX столетия». Этот труд был издан по личному распоряжению Наполеона и предназначался для оправдания французского вторжения в Россию.

Впоследствии некоторые историки приписывали авторство «Завещания» самому Наполеону, что в принципе нельзя полностью исключать, учитывая широту и разнообразие талантов Бонапарта. Большинство же западных историков, однако, не сомневались в том, что текст «Завещания» написан лично Петром Первым (по крайней мере, не высказывали никаких сомнений публично) и в подтверждение тому приводили тот факт, что вся российская внешняя политика в XVII–XVIII веках строилась в соответствии с пунктами «Завещания». Аргумент малоубедительный, поскольку жизненные интересы Российской империи, исходя из которых строилась ее внешняя политика, были хорошо известны правящим дворам Западной Европы и без ссылок на императора Петра.

Истина об авторстве упоминаемого документа лежала неглубоко, и внимательные исследователи без труда до нее докопались. К этому мы чуть позже вернемся, а пока посмотрим на содержание «Завещания», чтобы понимать, о чем идет речь.

Документ содержит 14 пунктов, достаточно конкретно затрагивающих отдельные направления внешней политики России того времени. В сокращенном изложении они сводятся к следующему:

«Во имя святой и нераздельной Троицы, мы, Петр, император и самодержец всероссийский, всем нашим потомкам и преемникам на престоле и правительству русской нации (Петр не мог так написать, при нем не было в ходу понятие «нация». Здесь и далее орфография и пунктуация даны в редакции Ф. Гайярди, о котором речь пойдет ниже. – Прим. авт.).

1. Поддерживать русский народ в состоянии непрерывной войны, чтобы солдат был закален в бою и не знал отдыха. Таким образом пользоваться миром для войны и войной для мира…

2. Вызывать всевозможными средствами из наиболее просвещенных стран военачальников во время войны и ученых во время мира для того, чтобы русский народ мог воспользоваться выгодами других стран, ничего не теряя из своих собственных.

3. При всяком случае вмешиваться в дела и распри Европы, особенно Германии, которая представляет наиболее непосредственный интерес.

4. Разделять Польшу, поддерживая в ней смуты и постоянные раздоры…, влиять на сеймы, подкупать их для того, чтобы иметь влияние на выборы королей, проводить на этих выборах своих сторонников. Вводить туда свои войска…, если же другие государства станут создавать затруднения, то их успокаивать временным раздроблением страны…

5. Делать возможно большие захваты у Швеции и искусно вызывать с ее стороны нападения, дабы иметь предлог к ее покорению. Для этого изолировать ее от Дании…

6. В супруги к русским великим князьям избирать германских принцесс для того, чтобы увеличивать в Германии наше влияние…

7. Преимущественно добиваться союза с Англией в видах торговли, ибо это та держава, которая для своего флота наиболее нуждается в нас и которая может быть наиболее полезною для нашего флота…

8. Неустанно расширять свои пределы к северу вдоль Балтийского и к югу вдоль Черного моря.

9. Возможно ближе продвигаться к Константинополю и Индии. Обладающий ими будет обладателем мира. С этой целью возбуждать постоянные войны то против турок, то против персов. Проникнуть до Персидского залива, восстановить, если возможно, древнюю торговлю Леванта через Сирию и достигнуть Индии, как мирового складочного пункта. По овладению ею можно обойтись и без английского золота.

10. Старательно поддерживать союз с Австрией, поощрять для виду ее замыслы о будущем господстве над Германией…

11. Заинтересовать Австрийский дом в изгнании турок из Европы, а по овладении Константинополем нейтрализовать его зависть, дав ему часть из завоеванного с тем, чтобы позднее отобрать это назад.

12. Привлечь на свою сторону всех греко-восточных отщепенцев, распространенных в Венгрии, Турции и южной Польше… и подготовить всеобщее преобладание над ними посредством установления как бы духовного главенства.