Надлежит теперь по кругу
Каждый божий день и ночь
Приводить ко мне супругу,
Тёщу, бабку или дочь".
И вели мужья, бледнея,
Жён своих к прелюбодею,
Потихоньку матеря
Ненасытного царя.
А потом, кляня маньяка,
Обзывали его всяко
И толпою у ворот
Ждали жён своих. А тот,
Без штанов, не зная меры,
В роскошь плотью погружён,
Уминал свои эклеры
И чужих раздетых жён.
Время шло. Мужья бубнили,
Жён своих нещадно били.
Ну а те, стыдом горя,
Вновь ложились под царя.
Так безропотно, с поклоном,
Жил народ под Хрюбудоном.
И борзеющий вдовец
Обнаглел тогда вконец:
По стране ходили слухи,
Что остались в царстве всём
Только две больных старухи
Не охвачены царём.
Только вот на самом деле
ВСЕХ маньяк привлек к постели,
Даже старых и кривых,
А не то что молодых.
Очень трудно скрыться было
От всеядного дебила.
И осталась лишь одна
Как-то им обойдена.
Только дочь царя Тимохи
Подрастала вне грехов
Под завистливые вздохи
Всех дворцовых мужиков.
Ох, не зря они вздыхали!
Ведь во всей стране едва ли
Хоть ещё одна была
Так прекрасна и мила.
Хорошея ежедневно,
Красотой своей царевна
К восемнадцати годам
Превзошла всех прочих дам.
Плоть мужскую беспокоя,
У неё как на заказ