Не от мира сего

– Не может быть, – почесал в затылке кузнец.

Скрамасакс вернулся к хозяину, к нему приплюсовались финка и маленький нож.

Кузнец, сокрушаясь о потере, хотел, было, сразу же бросить упрямые железки в горнило, но его остановил хунгар.

– Погоди! – он взял полосы себе. – А покажи-ка ты мне этого богатыря, что учудил такое с подковами.

– Пошли, – пожал плечами отец Илейки.

Рыцарь был без коня, тот отдыхал от дальней дороги где-то в крепости, поэтому они отправились в Вайкойлу на случайной повозке. Мужики ехали в Андрусово, вот и прихватили двух попутчиков.

Стефан представился, как мог, то есть в двух вариантах. «Герцог Стефан» – это по-обычному, и «Дюк Степанович» – так его окрестили слэйвины. Слэйвинов, без рода и племени было везде предостаточно. С ними считались все, кроме немцев. Немцы наделили себя избранностью и больше никого в этот круг не допускали.

Исчезали древляне, горяне, вятичи, кривичи и прочие народы. Зато на их месте, подминая их же самих, появлялись слэйвины. Словно по заказу у них объявилась своя религия, свои обычаи и своя история. У них появились свои князья, отрекшиеся от Веры, самоназванные великими. Их поочередно объявляли святыми. «Сколько икону не целуй, а если живешь не по Божьим заповедям – не быть праведником, – говорили раньше, но теперь все это стало неактуальным. Не нужно ныне творить чудеса, исцелять и проповедовать, давать пример в совестливости. Стало проще: собрал кодлу, вооружил ее – и на соседей войной. Больше народу зарезал – больше чести добыл. Деньги в церковь сдал, сколько договорились, объявился помазанником божьим. Подчинил себе территорию, сделался князем. Запретил величаться какими-нибудь «радимичами», обозвал всех «слэйвинами» – и порядок. А сам – князь. Пришли другие слэйвины, побились-побились и разошлись. Междоусобица, не племенная вражда.

Раньше жили-не тужили, соседствовали, уважали другой род, воевали по необходимости, но лицо не теряли. Вырезали, положим, деревню меря. Оставшиеся меря собрались и дали в рог захватчикам. Кто кого в итоге заборол – не разобрать. Надо договариваться. Оплакали павших героев – и дальше зажили.

Теперь не так, побили слэйвины других слэйвинов, да и пес-то с ними. Зато укрупнились. Государственность. Князя, в конце концов, уморили, свои же уморили, и в список Святых сразу же внесли. За то, что новую историю начал, единую. Душегуб проклятый.

Вот поэтому немцы и важничали, чистоту крови блюдя. Общались со слэйвинами, поглядывая поверх своих кошельков.

Стефан за долгое путешествие попривык к нравам слэйвинов, не обращал внимания на дурные порядки, даже смирился с новой трактовкой своего титула, где «герцог» стало означать имя, а собственно имя – принятое здесь отчество.

По возвращению из предательского «детского» крестового похода он долго вымаливал прощение у родителей, но его подвиги в освобождении других детей нашли подтверждения. За это был прощен и даже посвящен, не дожидаясь шестнадцатилетия, в рыцари. Король Андраш второй трижды хлопнул мечом по спине молодца и провозгласил его «сиром». Все были довольны. Особенно прекрасные дамы и их благородные родители.

Однако слава и признание дело проходящее. Пошел слух о грядущем настоящем Крестовом походе. Руководство и организацию брали на себя все тот же Андраш и австрийский герцог Лепопольд. Стефану пришло персональное приглашение через пьяного от счастья и попутных трактиров гонца.

Но он, к удивлению всех и вся, вежливо, но твердо отказался. Конечно, сразу был огульно обвинен в трусости, но так, за спиной. В открытую произнести оскорбление рыцарю побоялись: силы у него изрядно добавилось, да и решимости тоже. Слава кончилась.

Благородные родители прекрасных дам от него отвернулись, скоро последовали их примеру и сами дамы. Но Стефан не особо печалился. Ему было не до того.

Король Артур пленил его воображение. Освободить Гроб Господень от иноверцев, живущих в соседствующих кварталах, дело, конечно полезное. Но особой угрозы, святотатства и каких-нибудь кощунственных действий со стороны муслимов он в свое время не заметил. Может быть, конечно, плохо смотрел. Память об Иисусе и для них была святыней, хотя и называли они его уменьшительно-ласкательно «Иса».

Но история и загадка конунга по имени Артур, воспетого в легендах, была романтичнее, а, стало быть – и гораздо интереснее.

К слову сказать, этот Крестовый поход закончился неудачей. Будучи в Египте и получив выгодное предложение о мире, крестоносцы зазнались и возжелали крови и жертв. Им не нужен был открытый Иерусалим. Жертв потом было предостаточно: Нил вышел из берегов и затопил их лагерь, тем самым прекратив всю полемику о ведении боевых действий. Много рыцарей уплыло в Средиземное море, чтобы стать там кормом для местных рыб. Остальных, мокрых и несчастных перебили местные египетские жители, чье призвание было, есть и, наверно, будет в истязании слабых и больных.

В следующий, шестой по счету, Крестовый поход Стефана даже не пригласили. Внук Барбароссы, достаточно критически настроенный против религии, объявил, что Христос, Моисей и Магомет – три величайших обманщика. Муслимы вздохнули и открыли ворота Иерусалима, потому что столь смелое заявление было сделано как раз под его стенами.

Но Стефан об этом уже не узнал. Он был далеко от дома.

Его влекло в дорогу желание увидеть места, где вершил свои благие дела конунг Артур. Возвращаясь из Иерусалима много лет назад, он много полезного почерпнул не только от прочтения книги, но и от бесед с паломником. Тогда, слушая его спокойные речи, он не пытался особо в них вникать, только впитывал, как губка, информацию. Уже позднее до него начал доходить смысл.

Жил Артур, совершал свои подвиги, в перерывах между ними женился на Гиневре, во время одной баталии все же был ранен и даже, если верить настоятелям аббатства в Гластонбери на Британских островах, скончался. Легенды, конечно, говорили другое, но поп Анри де Сюлли вплотную занялся изысканиями и, конечно же, обнаружил на глубине 16 футов гроб с телом гиганта. Как раз поблизости от аббатства. Место сделалось святым, паломники приходили и уходили, а деньги оставались. Внутри гроба, присмотревшись, обнаружили останки второго тела. Они стали принадлежать женщине, и имя ее вполне логично соотнеслось с Гиневрой. «Жили они счастливо и умерли в один день».

– А меч? – спросил Стефан. – Меча не было?

Анри скосил и без того косые глаза к переносице, погладил висевшее на груди массивное золотое распятие и глубокомысленно произнес:

– Разве королям нужны мечи в руках, чтоб повелевать? Достаточно, чтобы мечи были наготове у верных рыцарей.

Хунгар, конечно, преклонил колени перед могилой великана и его жены, даже внес положенную сумму пожертвований, но никак не мог настроить себя на лирический лад. Не хотелось торжественных речей и возвышенных клятв, хотелось пойти в деревню, выпить в трактире пива и пообниматься с девками. Что он и сделал.

На островах всегда жили очень буйные люди, поэтому можно было отдать дань памяти королю Артуру хорошей дракой. За этим дело, конечно, не стало. Простолюдины в господских развлечениях не участвовали, разве что выносили из-под рьяно обдирающих свои кулаки участников самых уставших, чтоб их ненароком не затоптали. А могли бы, как, положим, в местах, соседствующих с Венецией или Генуей, пырнуть в спину шилом, или бросить в голову камень. С целью помочь какому-нибудь своему гвельфу или гибеллину.

– Что? – сказал один рыжий детина, отложив свой пивной маг. К иноземцам он не питал, судя по всему, ни уважения, ни доверия. – На Артура пришел полюбоваться?

– Сам дурак, – ответил Стефан.

– Да где ж ты тут в болотах остров Яблок видел? – снова прорычал рыжий, пропуская чужие слова мимо ушей, поднялся со своего места и попытался дотянуться до хунгара не принадлежавшей ему пивной кружкой, достаточно пустой, так что не жалко.

Стефан склонил голову к плечу, проводил взглядом полет глиняной посудины и вышел из-за стола. При этом ему удалось наступить на хвост почивающего пса неизвестной породы бассет-хаунд. Собака коротко взвыла, как иерихонская труба, и умчалась на улицу.

– Ага! – прокричал детина и побежал вслед за собакой.

Хунгар пожал плечами, но обратно не сел. Что-то подсказывало ему, что по закону чести и ему надо выйти.

Едва появившись из двери, он сразу же был сметен рычащим, как лев, рыжим. Они повалялись немного в грязи, но, нечаянно расцепившись, вскочили на ноги и принялись осыпать друг друга ударами, одновременно при этом пытаясь уклониться. К удивлению Стефана к ним присоединились еще несколько ражих парней, тоже из дворян. Причем, кто-то из них занял сторону рыжего буяна, а кто-то – хунгара.

Драка получилась интересной, синяки и ссадины не смущали ни тех, ни других. Но прошло время, и как-то сам собой весь конфликт исчерпался. Зачинщик лежал у стенки, кем-то заботливо вынесенный из поля боя, и загадочно улыбался.

Появилось пиво, все с наслаждением выпили, даже лежащий.

– Иди ко мне пажем, – сказал он Стефану.

Тот отрицательно замотал головой.

– Ну, тогда я к тебе пойду пажем, – снова проговорил рыжий.

Стефан вдвое энергичнее задергал шеей.

Все время, пока они тут рубились, какая-то смутная мысль крутилась в голове, но как-то ускользала. Вообще-то и хунгар, и местные парни говорили каждый на своем языке, но загадочным образом понимали речи друг друга. Догадывались, или сопутствующий разговору язык жестов был красноречивее слов.

Они разошлись по своим делам, довольные времяпровождением, и уже перед погрузкой на судно Стефан ухватил, наконец-то мысль за кончик.

Авалон, он же остров Яблок – это место, куда фея Моргана унесла раненного конунга, не позабыв и верный меч Excalibur, находился где-то за морем. Авалон – не просто остров, это целая страна со своим гербом. Где-то там располагались чертоги самого Аполлона. И на гербе его были яблоки. Причем обязательно больше двух.

Давешний паломник объяснял совсем юному Стефану, что вообще мало есть городов с гербами, а тем более с яблоками. Конечно, позднее найдутся умельцы, которые запечатлеют на своих штандартах громкие победы над супостатами, целые горы яблок, показывая урожайность деревьев, разнообразные мечи и орала и прочее, прочее. Но изначальных гербов в мире не так уж и много. И будет их все меньше и меньше, будут они уничтожаться, перевираться и вороваться. Под них будет переписываться история, и перед ними будут пучить глаза и дуть щеки князьки и их прихвостни.

Попробуй связать вместе яблоко, символизирующее «овал» – круг, остров, а также яблоко, как продукт, не самый культивируемый в таких местах, где хорошо растут только ягоды, присовокупить еще древний библейский смысл яблока, как дара змея-искусителя и добавить божественную суть из кельтского «aball». Соединение между ними и дает сущность.

Смысл упирается все в тот же остров, и над ним облако. Так бывает, что только над частичками суши образуются облака, которые потом растаскиваются ветрами над водами. А из облака – рука с древнейшим по форме щитом, словно обороняя остров. Никакого сомнения, что рука – Божья.

Вот там и может быть погребен легендарный конунг Артур под кроной могучего дерева, которое являет собой всего лишь пробившийся в этом месте отросток Древа Жизни. И здесь же верный Экскалибур. Нельзя великому воину без меча своего.

Следующие слова паломника дали Стефану надежду, что не все потеряно, можно еще кое-что и обрести. Например, замечательный клинок. В отличие от людей, закончивших свой земной век, которым уготован вечный нерушимый покой, оружие, тем более обладающее необыкновенными свойствами, обязательно явит себя другому человеку. Только нужно оказаться в нужное время в нужном месте. Экскалибур ждет своего нового хозяина.

– Так где же это место, столь замечательное и древнее? – взволновался тогда Стефан.