Красная омега. Часть вторая. Загадка Вождя

Вскоре Дима очутился в объятиях женщин:

– Господи! А мы уж все передумали. Заблудиться не мог! Значит, что-то случилось.

Диму усадили за стол, щедро выставили перед ним все бывшие в наличии угощения, Анна Матвеевна достала заначенную поллитровку. Дима ел и пил, отвечал на вопросы домочадцев, гладил прилипших к нему детей, а мысли его были далеко. Они вертелись вокруг подземного бункера.

Еще в лесу, по дороге домой он предполагал по приходе в деревню обсудить с бывшими военными, Женей Иркутским и Барсуковым, те сведения, которые он получил от деда Сергея. Но чем дольше он думал о загадочном бункере, тем больше проникался уверенностью, что делать этого не следует. Чутьем военного разведчика он ощутил, что нечаянно прикоснулся к большой государственной тайне, а поэтому язык нужно держать за зубами.

После трапезы Дима отправился на сеновал, чтобы сладко поспать. Но какой там сон. Мысли текли непрерывным потоком:

«Значит в подземелье загружали какой-то очень важный продукт. Но не архивы и не боеприпасы. Эти продукты требуют доступа и ухода. И не атомные бомбы. В то время они считались на единицы. И не ядерные отходы. Тогда их в заметных количествах просто не было. Может быть боевые отравляющие вещества, химическое оружие? Но и оно требует ухода и контроля, т.е. доступа к нему.»

Хотя наш деревенский Штирлиц, так ни на чём и не остановился, но он твердо уверовал в то, что под Пороховыми, а может быть и под Камарами замуровна какя-то большая активная масса, которая либо выделяет газы, либо испускает с помощью лучей или волн некую энергию. По этой причине, наверное, и природа не Пороховых какая-то странная. Может быть поэтому и климат в Камарах особый, и урожайность овощей, грибов, ягод невероятная, и москитов тьма невиданная.

Кроме того, Дима проникся убежденностью, что эта замурованная масса не пассивна, что под землей протекают непонятные, но активные процессы и предположил наличие связи между этими процессами и мистическими явлениями в Камарах.

В общем нафантазировал Дима густо. Увлечение научно-фантастической литературой даром для него не прошло. Все эти фантазии на подземную тему бились в его голове и требовали выхода. Его так и подмывало поделиться с кем-нибудь своими откровениями. Но он отчетливо понимал, что делать этого нельзя. Хотя тайна и не была раскрыта до конца, но и в зачаточном виде её расшифровка имела остро секретный характер.

Семёнова пожня. Акварель А. Г. Брыксенкова с фото Ю. Овчинникова.

ДРУЗЬЯ ИДУТ НА РИСК

Мишка Козел, когда сидел с Барсуковым в кафе на Лиговке, был дважды сомравши.

Во-первых, он солгал относительно Киры Ивановой, уверив Мешка, что не знает, где она находится. На самом деле ему было точно известно место её пребывания. И расположено было это место совсем недалеко от Камар.

Во-вторых, то учреждение, которое он снисходительно назвал статистической конторой, якобы завербовавшей его в свои ряды, в действительности было серьёзным органом – Комитетом государственной безопасности СССР. В этой «конторе» Козел прослужил почти двадцать пять лет и числился в ней не Козлом, а «Росомахой», официальное имя которой было Михаил Иванович Смертин, а звание – подполковник госбезопасности.

Да и вербовки то никакой не было. Просто в один сияющий день, когда Задвинье утопало в сирени, а красные тюльпаны качались на всех клумбах, когда от свежей салаки, продававшейся на каждом перекрестке, тревожно пахло морем, когда в кармане лежал диплом специалиста по эксплуатации судовых дизельных установок, когда жизнь была упоительна и в дальнейшем предвещала еще большее упоение, Михаила Смертина пригласили в кабинет директора Речного училища.

За директорским столом сидели двое незнакомых. Один из них предложил Мишке сесть и начал задавать вопросы. Вопросы пустяковые. О настроении, о здоровье. Еще про родственников спрашивал и о планах на будущее. Интересовался, есть ли у него девушка и не собирается ли уважаемый товарищ Смертин создавать семью. Видать Мишкины ответы удовлетворили странную пару, поскольку встреча перешла в главную фазу. Молчавший до этого штымп заговорил доверительным тоном:

– Мы внимательно изучили ваше личное дело и считаем, что вы очень подходите для участия в одном, исключительно важном для Родины, научном испытании. Суть испытания представляет собой государственную тайну и поэтому оглашению не подлежит. Однако могу сказать, что это испытание интересное, романтичное. Оно потребует от вас ясной головы и выдержки. В ходе испытания никакого ущерба вашему здоровью нанесено не будет. Вы будете заняты в течение двух-трех лет. Ежемесячно вам будет начисляться зарплата в пять раз большая, чем та на какую вы рассчитываете в системе Речфлота. По окончанию работы вы получите выходное пособие в размере десятимесячной зарплаты и право поступать вне конкурса в любой ВУЗ страны или выбрать работу в любом городе.

Если в течение подготовительного периода вы измените свое решение и откажетесь от участия в испытание, вас отпустят на все четыре стороны, предварительно взяв подписку о неразглашении государственной тайны.

Я сказал все, что мне дозволено сказать. Вы можете подумать сутки, а завтра в это же время мы ждем от вас либо согласия, либо отказа. О нашем разговоре никому ни слова. Все. Вы свободны.

Мишка с широко раскрытыми глазами выкатился из директорского кабинета и срочно поскакал в общежитие, чтобы ни кому-либо, а только Руслану и Казяве рассказать о странном предложении. Но те его уже сами искали. Оказывается они тоже получили такое же предложение.

– Ну, корешочки, что делать будем? – открыл совещание Руслан.

– А, чума его знает. Война в Крыму – все в дыму, – отозвался Козел.

В разговор включился Казява:

– То-то и оно, что в дыму. Вы же знаете, пацаны, я никогда в тёмную не играл. Так, что пусть они свое тихушное испытание проводят без меня.

Долго друзья обсуждали ситуацию. В конце-концов Мишка и Руслан настроились принять участие в научной заморочке. А Игорь Казов своего решения не изменил и предостерег авантюристов:

– Смотрите, пацаны, не фраернитесь. Как бы у вас от этих испытаний концы не отвалились. Вон, Козел уже имеет опыт.

– Та, что Козел? Ерунда, ничего страшного, – отмахнулся Козел.

– Ха, ерунда! Скажи спасибо, что ссаться перестал, а то ходил бы всю жизнь вонявым, – заключил Казява.

Через десять дней, после прохождения в гарнизонном госпитале медицинского осмотра, Руслан и Мишка убыли в Москву. Из Москвы они были направлены в Подмосковье, на летнюю базу недалеко от Ивантеевки.

МЕДИЦИНСКОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ

Сосны просеивали солнечные лучи, и они ложились на брусничник, на мох, на военные палатки мягкими, неяркими пятнами. Палаток было пятьдесят штук, и они в пять рядов стояли перед площадкой, на другой стороне которой возвышалось двухэтажное кирпичное здание. За зданием были разбросаны деревянные хатки, покрашенные в голубой цвет.

Это был типичный пионерский лагерь. Причем обитатели его совсем недавно покинули место своего отдыха и закаливания. Об этом свидетельствовал все еще не снятый плакат на фронтоне кирпичного здания:

«Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»

Перед главным зданием располагалась площадка с высоким флагштоком в центре. Здесь, очевидно, проводились утренние линейки и поднимался красный флаг. При входе на площадку стоял щит, на котором были размещены объявления и документы: расписание работы различных кружков, турнирная таблица волейбольных соревнований, пионерские правила и еще что-то. Теперь все это было мусором.

В настоящее время здесь, вместо пионеров, размещались медики. Они в комнатах и залах кирпичного здания развернули врачебные кабинеты. В одной из голубых хаток действовала рентгеновская установка, в другой – лаборатория. Во всех этих помещениях специальная медицинская комиссия дотошно и строго оценивала состояние физического и психического здоровья спецконтингента, размещенного в военных палатках.

Руслан и Козел, сидевшие на скамейке перед флагштоком, обменивались впечатлениями и предположениями.

– Ты, что-нибудь надыбал? – спросил Руслан.

– В смысле? – отозвался Козел.

– Ну, что все это значит и чем сердце успокоится?

– Что здесь надыбаешь? Начальничков мы не видим, а кто из них и нарисуется, то молчит. И мы ничего не делаем, лишь покорно выделяем кровь, кал и мочу, ходим на рентген, да показываем врачам то язык, то залупу. Я только одно усёк: из двухсот хлопцев, что разместились в палатках, нет ни одного нацмена. Одни русские рожи.

– Ну и что?

Пионеры уехали

– Да, ничего. Просто как факт.

Друзья помолчали. Хорошо сиделось под соснами. Хорошо и томно. Они только что сдали из вены кровь на анализ и были немножко в гроги. Тогда не теперь. Тогда для забора крови пз вены использовалась толстая, как правило, тупая, многоразовая игла.

– Замечаешь, Мишка, здесь все почти так же, как было у нас на даче в Инчукалне.

– Ага! Похоже. Только нет речки и пороховых россыпей

– О! Россыпи! Какие были салюты!

Дача детдома располагалась в бывшем имении какого-то барона. Двухэтажный особняк стоял на крутом берегу Гауи, окруженный соснами и дубами. Берег реки густо зарос кустами красной смородины, от непомерного поедания ягод которой у детей трескались языки. В лесах было полно черники и маслят. Вдоль реки тянулись песчаные пляжи. Но не эти благодати больше всего притягивали пацанов.

В километрах двух от дачи проходило Псковское шоссе. По нему в начале войны, спасаясь от флангового танкового удара немцев бежали красноармейцы маршала Ворошилова. Они бежали, бросая в придорожных лесах технику, вооружение, боеприпасы. В 44-ом, но в противоположном направлении, бежали немцы. Они бросали всё, что мешало бегу.

Эти леса вдоль Псковского шоссе были форменным Клондайком для мальчишек. Горки и россыпи трубчатого пороха, а также пороха в виде шайбочек и квадратиков. Залежи тола и другой взрывчатки. Частые включения авиационных снарядов и зенитных боеприпасов. Ящики с патронами, пулеметные ленты, очень ценимые знатоками гранаты и разнообразные мины. Всего добра, что бесхозно лежало в лесах, перечесть было невозможно.+