У истоков Третьего Рима

Причем даже достигнутые победы Глинским над крымскими татарами только усиливали зависть и ненависть к нему его недругов и неприятелей. Когда король скончался и доктор Балинский был арестован канцлером Ласким, даже сама процедура погребения короля могла по мнению завистников и ненавистников Глинского использована им в его пользу. Отправлению тела отравленного короля для погребения в родовой усыпальнице Ягеллонов в Краков воспротивились прежде всего литовские магнаты, боясь, что в их отсутствие Михаил Глинский легко может овладеть Вильной, а потом Киевом и прочими литовскими землями.

Когда в литовскую столицу Вильну прибыл не коронованный еще брат отравленного короля Александра королевич Сигизмунд, ненавистники Глинского во главе с Забржезинским, добились того, что Глинскому как пособнику отравителей Александра был воспрещен свободный вход в покои Сигизмунда.

Больше всего злословил по поводу участия Михаила Глинского в отравлении короля Александра, и он же больше всех интриговал при дворе Сигизмунда против него польский вельможа Заброженский, буквально сгоравший от ненависти к Глинскому. Князь Михаил уже тогда попытался требовать суда на Заброженским и прочими своими высокопоставленными противниками, но король Сигизмунд повел себя в этом деле вяло и нерешительно. Тогда Михаил Глинский в том же 1507 году обратился к посредничеству брата Сигизмунда, венгерского короля Владислава, но и здесь его усилия отстоять свое честное имя оказались напрасными. Более того, Сигизмунд, став королем Польши и Литвы, и своего рода покровителем литовских иудеев, словно издеваясь над бывшим союзником иудейской партии, многое припомнил Глинскому. И его участие в освобождении доктора Балинского, и его претензии на престол, и его нежелание присягать ему…

К тому же новый король Сигизмунд боялся амбициозного Михаила Глинского из-за его недавних королевских претензий на престол гораздо больше, чем такого же неудачливого претендента из далекой Москвы Василия Ивановича. Не задумывался Сигизмунд над тем, что своими действиями он буквально толкает Глинского на союз с Москвой, на отъезд его с братьями Василием и Иваном, всем своим большим родовитым княжеским семейством к православному государю государства Московского Василию Ивановичу.

Огорченный, прямой и мужественный князь Михаил, разгромивший крымчаков, напрасно убеждал Сигизмунда, что бился с ними не ради королевской короны, а ради чести его брата Александра и всей Литвы. И призывал короля стать судьей между ним и его врагом Заброженским, зная наперед, что король доброхотствует его завистникам и неприятелям.

Михаил Глинский, вышедши из терпения, обратился с резким посланием к королю, попеняв в сердцах тому за промедление и поддержку его гонителей во главе с клеветником Заброженским: «Мой государь, мы оба, ты и я, будем скоро раскаиваться в содеянном, но будет уже поздно».

Князь Михаил в ожидании королевского ответа вместе со своими родными братьями Иваном и Василием демонстративно уехал в свой родовой город Туров, призвав на свою сторону всех своих родственников, друзей и соратников и требуя полного удовлетворения от Сигизмунда. Глинский в своем послании королю даже оговорил срок своего удовлетворения. Это походило на объявление войны рода Глинских королю Сигизмунду и расценено всеми неприятелями князя Михаила как заговор против брата и наследника Александра – Сигизмунда…

Слухи о демарше Михаила Глинского через посредников из иудейской партии в Литве докатились до Москвы и ее государя. Василию, разумеется, хотелось досадить Сигизмунду, приняв сторону рода Глинских в конфронтации с королем. Через своего доверенного, умного московского дьяка Василий предложил всем князьям Глинским, Михаилу, Ивану и Василию, защиту, милость и огромное жалованье, если те станут служилыми князьями московского государя.

Братья Глинские в Турове, соблюдая приличия и пристойность, свойственные истинным литовским вельможам, некоторое время ждали решительного королевского ответа Сигизмунда, наказания клеветника Заброженского. Однако, не дождавшись ответа, Михаил, Василий и Иван Глинские торжественно объявили себя союзниками и служилыми князьями московского государя Василия, выставив ему свои требования, чтобы тот силой московского оружия закрепил за ними их родовые литовские города, а также те земли, которые сдадутся Глинским в развязанной ими новой московско-литовской земле.

Договор государя Василия и Глинских был подтвержден клятвенными обязательствами с обеих сторон. Первым делом в новой войне Литвы и Москвы, где Михаил Глинский выступил союзником Василия и врагом Сигизмунда, князь Михаил мстительно посчитался со своим главным обидчиком и ненавистником Заброженским. Он схватил вельможу Заброженского во время его пира в своей усадьбе близ Гродно, тут же лично отсек тому голову, приказал умертвить его гостей, таких же своих завистников и ненавистников. А из перешедших на его сторону гродненских дворян и слуг пополнил свой боевой полк, действующий против короля Сигизмунда в союзе с московским государем.

Робкие попытки короля Сигизмунда возвратить Глинских в лоно королевской Литвы не состоялась, и Михаил Глинский на основе скрепленной клятвой формального договора с Москвой в начале 1508 года открыто поднял анти-королевское знамя бунта. Позиции короля в Литве затрещали по швам, когда лояльная к нему иудейская партия оказала неслыханное содействие его политическому противнику Михаилу Глинскому, помогши тому заключит союз с врагами короля, ханом Менгли-Гиреем и новым господарем Молдавским Богданом Стефановичем. Даже после отказа сочетаться с ним браком вдовствующей княгини Анастасии Киевской Михаил Глинский не бросил затеи стать великим князем в независимом Киеве, преподнеся его «на блюдечке с голубой каемочкой» Москве. Тем более тогда, когда сам хан Менгли-Гирей обещал для Михаила Глинского завоевать Киев…

Восстановлению великого княжения Киевского под началом Михаила Глинского, союзника Москвы, Крыма и Молдавии при жалком положении Литвы и ее короля, напуганного новым вторжением в литовские земли и крымского хана Менгли-Гирея и московского государя Василия, казалось бы, ничего уже не препятствует… Никогда с древнейших времен Литва не бывала в столь опаснейшем для нее положении… Ведь в случае восстановления великого Киевского княжения Михаилом Глинским и последующим провозглашении им великим князем Литовским вся Литва с Киевом, Вильной и прочими богатыми городами и землями могла оказаться под властью Москвы. Ведь до Сигизмунда уже дошли слухи о договоре Глинского и Василия: все сдавшиеся Глинскому города закрепляются за Москвой и остаются под властью ее служилого князя Михаила Киевского…

Глинский ждал московской рати и татарской конницы крымчаков… Откуда ему было знать, что в хитросплетениях политических интриг Сигизмунд своими анти-александровскими грамотами и указами практически расколол иудейскую литовскую партию, привлекши большую ее часть на свою сторону и с ее помощью противодействующий походу войск хана Менгли-Гирея в Литву, на помощь Глинскому.

На словах Менгли-Гирей обещал подарить Глинскому Киев, да не спешил шибко быстрее выполнять свои обещания. Поскольку союз с Москвой при новом прижимистом, скупом на подарки государем Василием исчерпал себя. Тем более, тогда, когда уже нельзя было поживиться грабежами на отошедших и отходящих Москве Северских землях. А тут еще иудейская литовская партия получила поистине королевский подарок от нового короля Сигизмунда, отменившего изгнание иудеев из Литвы брата с конфискацией иудейских богатств и имуществ.

Во время восстания Глинских против короля, литовская и крымская иудейская партия, получившая от нового короля сатисфакцию, посоветовала Сигизмунду способ разрушить союз Крыма и Москвы, договор союзника Москвы Глинского и Менгли-Гирея, обязавшись в скором времени давать хану ежегодно огромную сумму (вплоть до 15 тысяч червонцев), с условием отказа от союза хана с Москвой, объявления ей войны.

А князь Михаил со своим восставшим полком ждал помощи и от Москвы, и от Крыма. С братом Василием он обложил Минск, но, не будучи в силах взять его, пошел к Клецку. Здесь братья Глинские разделились: Василий пошел на киевские пригороды поднимать православных русских, а воинственный Михаил опустошил слуцкие и копыльские волости и взял хорошо укрепленный город Мозырь.

Наконец-то к нему на помощь пришло войско князя Евстафия Дашкевича, с двадцатью тысячами конников. Получив значительнее подкрепление, Михаил Глинский из Мозыря пошел на другие древнерусские земли в Литве, действуя как владетельный государь после договоров с послами московским, крымским, молдавским. Но крымская и молдавская помощь запаздывала. Зато московские воеводы, князья Шемячич, Воротынские, Одоевские, Трубецкие подоспели вовремя со своими полками, пришли к Глинскому на Березину, сообща с ним осадили Минск. Объединенные отряды Глинского и московских воевод от осажденного Минска пошли разорять литовские земли до самой Вильны; другие отряды пошли воевать Смоленскую область, третьи подошли к Бобруйску, Друйску и Орше.

Василий двинул новые полки из Москвы и Новгорода к Орше, замышляя ее осаду и скорый приступ. Но, получивший, наконец, уверения от своих агентов в литовской и крымской иудейской партии, что крымчаки и волохи не придут на помощь войскам государя Василия и Глинского, король подоспел сюда со свежим войском и заставил снять осаду Орши и отступить от важнейшей для исхода войны крепости. Михаил Глинский и воеводы Василия изумились сей неожиданной для союзников решительности и напору Сигизмунда, ощутившего прилив сил от первого в недавней истории разрушения коалиции Москвы и Крыма.

Войска московских воевод и Глинского сняли осаду и в нерешительности стали напротив королевских войск на восточном берегу Днепра. Глинский уверял московских воевод, что войска хана Менгли-Гирея и молдавского господаря Богдана на подходе к литовским землям, но в это уже мало кто – кроме самого Михаила Глинского – верил. Целую неделю неприятели глядели друг на друга с противоположных берегов Днепра, ожидая вылазок и решительных действий. Наконец, московские воеводы, отошли к Кричеву, Мстиславлю, по пути разорив несколько литовских сел.

То, что хан Менгли-Гирей не поддержал восстание, больше всего озадачило Михаила Глинского, нежели московского государя и его воевод, еще не свыкшихся с мыслью об уготованной Москве ханской измене в обмен на посулы дани короля. В конце концов, Василию тоже не особенно нравилось, что с его послами Глинский вел себя как владетельный государь, обещавший стать служилым московским князем.

Вот и пришлось Василию, не солоно нахлебавшись, отступать назад, предпринимая все возможное, чтобы защитить собственные пределы в старых границах. Тем более, что король Сигизмунд явно в превентивных целях уже вступил в Смоленск, отрядив войско к пограничным Дорогобужу и Торопцу. Государю московскому ничего не оставалось делать как поручить охранять земли своего государства в новых пограничных с Литвой уделах Стародубском и Северском их удельным князьям Василию Семеновичу Стародубскому и Василию Шемячичу. Боярину Якову Захарьину с войском приказано было стоять в Вязьме, а князю Даниилу Щене велено было прогнать литовский отряд из Торопца, жители которого малодушно присягнули Сигизмунду. Щеня блестяще справился с поручением, выгнав неприятеля и послал радостное донесение, что жители Торопца с радостью встретили московское войско и отказались от прежней вынужденной присяги королю.

Несмотря на провал анти-королевского восстания и отсутствие новых литовских земель и городов, приведенных под руку Москвы, в связи с новым замирением Москвы и Литвы, Михаил Глинский со все своим семейством отправился в Москву, где принят был весьма милостиво с щедрыми подарками. Князь Михаил с братьями пировал в кремлевском дворце, щедро был одарен не только богатыми одеждами, доспехами и конями, но и многими московскими селами с тремя поместными городами: Ярославцем, Медынью и Боровском.

В связи с тем, что между Сигизмундом и Василием снова был заключен «вечный» мир, поставивший всех братьев Глинских в положение изгнанников, сам Михаил Глинский оказался бесценным помощником и советником для Василия благодаря знанию польских и литовских дел, связей с европейскими дворами, знанию западных языков и западного образа жизни.

Глинские лишились своих владений в Литве и выехали в Москву не только со своим семейством, но и с большинством своими сторонниками. Король Сигизмунд, осмелев после перемирия и постепенного склонения на свою сторону хана Менгли-Гирея, несколько раз просил Василия выдать ему Михаила Глинского с братьями, обещая простить им прошлое. Однако Василий достойно отвечал, что Глинские перешли на сторону во время войны и таким образом сделались его подданными, служилыми князьями, а своих верных подданных он не выдаст никому и никогда.

Со временем Михаил Глинский упросил Василия выделить в его распоряжение воинов для сбережения его родовых городов Турова и Мозыря; государь пошел ему навстречу, дал воеводу, князя Несвицкого с Галицкими, костромскими и татарскими ратниками. Глинский, удовлетворившись малым, рассчитывал наперед на новые награды и подарки за свою службу, заслуги перед государем. Он знал, что родовые земли в Литве все равно придется отдать королю, и был не прочь получить в качестве служилого князя новые волости. К тому же князь Михаил был уверен, что перемирие Василия и Сигизмунда будет предельно коротким, и заранее предлагал свои услуги по отторжению от Литвы Смоленска с прилегающими землями.

Глинский убедительно доказывал, что загодя, на случай вспышки новой войны между Москвой и Литвой, он в интересах Москвы готов послать своего наперсника, немца Шлейница, в Силезию, Чехию и Германию нанимать конных воинов и кнехтов, которые перебирались бы в Москву через Ливонию. И готовились к новым сражениям на стороне Москвы под личным предводительством самого государя. В случае же Смоленской компании Михаил Глинский готов был встать воеводой большого полка, требуя для себя поста наместника (Vicroy) завоеванной области, бывшей под Литвой свыше ста лет.