Нежный аромат смерти
– Мой хозяин в горе. У него умерла жена. Скоропостижно и совсем не вовремя. Это ужас, что творится с шефом…
– Ну, это понятно… Потерять жену – это ужас… Я согласен с вами, Геннадий…
Тот посмотрел на Николая Николаевича, как на сумасшедшего, и прошипел со злобой:
– Жена – это довесок к тому, что Мальвина сотворила с шефом. Обвинение в изнасиловании напоенной алкоголем с транквилизаторами Мальвины в бессознательном состоянии в нормальном и извращенном виде… Ведь у нее сперму шефа обнаружили – в вагине, а в очке сперму делового патнера… А это месть и шефу, и деловому партнеру шефа, как объяснила Мальвина, за то, что шеф подарил ее на ночь похотливому партнеру, с которым тот заключил контракт по слиянию активов…
– Поясните, о каком подарке идет речь?
– Мальвина на презентации своим ангельским вокалом возбудила партнера шефа до жути… Вот и партнер потребовал при подписании контракта, чтобы шеф, в знак дружбы и успеха нового бизнес проекта, подарил ему на ночь свою любовницу… Вы ведь знали или хотя бы догадывались, что Мальвина находилась с шефом в любовной связи?..
– Предположим, пусть так, – Николай Николаевич, морщась, пожал плечами, – но зачем было вашему шефу «дарить на ночь» свою любовницу? Ведь это не благородно со стороны шефа…
– Вы, как ни странно, попали в точку, в самое уязвимое место шефа, в его ахиллесово сухожилие. – Геннадий всплеснул руками и сделал трагическое лицо. – На том Мальвина и поймала шефа, на его нечистоплотности, мол, тот ради бизнеса способен предать близкого человека – подарить, продать ее партнеру… И отсюда немыслимое коварство обманутой разъяренной любовницы: раз так, то и ты вместе с твоим партнером пойдете обвиняемыми в изнасиловании невинной дамы в бессознательном состоянии…
– Поясните, Геннадий, я совсем запутался…
– Мальвина ведь обманула и партнера шефа, сказав, что у нее месячные. Сделала минет партнеру. А сперму его во рту сохранила…
– Это понятно, как Моника Левински… – нетерпеливо встрял Николай Николаевич, но…
– Понимаю вас, Николай Николаевич, и вы недооценили коварство своего соавтора… Она, как выяснилось сделала только минет партнеру шефа, а его спермой забила свое очко… И, разумеется, вам нечего объяснять, что до презентации у Мальвины был нормальный половой акт с хозяином, возможно, даже в доме партнера шефа… А теперь самое главное, только не падайте на клумбу от услышанного от меня…
– Постараюсь, – грустно усмехнулся Николай Николаевич, – и так голова кругом идет. – И подумал мрачно: «И все в русле тех видений у цветочной клумбы, словно не сама Мальвина творила фантасмагорию на презентации, в комнате апартаментов поклонника номер два, а по мысленной подсказке Игната Демьяновича и Ирины Игнатьевны».
– Сейчас совсем башню снести можно. Налицо эффект группового изнасилования Мальвины в бессознательном состоянии двумя лицами. Причем потерпевшая на медицинском освидетельствовании в присутствии правоохранительных органов дала паспортные данные насильников и место их прописки. Как разрешить эту квадратуру круга – вроде невозможно. Ан, нет, можно… Оказывается, Мальвина беременна от моего хозяина… И жена хозяина вовремя умирает…
– Беременна? Это точно?
– Точнее не бывает… Уже дата рождения ребенка определена с точностью плюс-минус день, два…
– Вот, это да… Вот это разворот…
– Разумеется, хозяина и его партнера никто в камеру предварительного заключения не сажает во время следственных действий… Возможно, залог какой-то от насильников следствие получило, раз их оставило на свободе… Нет даже домашнего ареста их, вот что и пугает Мальвину, да и меня тоже, кстати… Грохнуть могут ее, да и меня, если я выступлю на стороне потерпевшей…
Геннадий посмотрел на Николая Николаевича с надеждой, вдруг ему удастся дать совет, что делать-то… Но тот только грустно качал головой и несколько раз повторил:
– Надо же, беременная… Надо же, беременная визионерка… Беременная невеста-визионерка…
По глазам Геннадия он видел, что охранник не знает значения слова «визионерка», но зато знает другое, что могущественные бизнесмены, хозяева мира сего, шеф и его деловой партнер могут использовать Геннадия, как пешку, в своих темных играх – убить потерпевшую или сохранить ей жизнь, раз та беременная от шефа, уже вдовца. Эта мысль у Николая Николаевича родилась – благодаря цветочной магии – не сразу, но отточилась мгновенно при страхе охранника, что его заставят убивать потерпевшую коварную Мальвину, уже носящую под сердцем дите. А это дите Мальвины от хозяина жизни, поклонника номер один, ставшего почему-то вовремя по воле судеб вдовцом выгодным женихом для визионерки…
– Я вас понял, Геннадий, Мальвина Игнатьевна надеется на мои советы. Советы мои мало стоят, но я попытаюсь… Раз вы лично вовлечены в эту интригу, боитесь, что станете игрушкой в руках опасных темных сил… Постарайтесь сосредоточиться только на двух ипостасях – беременность потерпевшей и вдовство хозяина… Это, соединенное одновременно, меня поразило, как молния, поверьте мне на слово… Сейчас вы будете глубоко дышать цветочным настоем клумб и думать об одном: как бы беременность Мальвины и вдовство шефа не пошло бы никому во вред, чтобы все как-то разрешилось…
– Я уже опьянел у вашей клумбы, как будто принял дурманный наркотик, нет, пожалуй, бодрящий наркотик…
– Почему, обязательно наркотик, Геннадий?.. Просто, нормальная цветочная магия… Дышите с закрытыми глазами и загадайте желание: сохранить жизнь Мальвине, ее будущему ребенку, себе, шефу и его партнеру…
Через полминуты Геннадия повело, он мог бы свалиться на клумбу, сложившись, как перочинный нож… Но Николай Николаевич подхватил его в слезах, шепчущего странные непонятные никому слова, как заклинание: «Никого убивать не буду, никого не хочу убивать».
Глава 13
Когда они проходили мимо крыльца дома, Геннадий обратился к Николаю Николаевичу:
– Можно я присяду?
– Конечно.
Тот тяжело сел и потряс головой, как пьяный, наглотавшийся никогда ранее не пившегося алкоголя. Помолвил тихим сдавленным голосом, почему-то держась за грудь пораженного стрелой атлета:
– Я не уверен в себе. Не уверен, что могу совладать с собой. Это не порядок. В таком виде никогда бы не сел за руль… Наверняка сбил бы какого-нибудь случайного прохожего… – Геннадий оттер слезы из глаз. – Оружие не взял бы в руки, оружие заряженное. Оно бы у меня невпопад выстрелило бы и убило кого-нибудь. Раз в год незаряженное ружье, висящее на стенке, как украшение, стреляет. И у меня выстрелило бы мое оружие… Кошмар и ужас… Что со мной?..
Это был бред или поток сознания, перешедший в свистящий шепот. Плохое удрученное состояние молодого человека почему-то передалось первой, стоящей за дверью Кате. Она открыла дверь на крыльцо и предложила Геннадию стакан воды.
– Выпьете воды… Непременно надо выпить ключевой холодной воды… Вам плохо?..
Геннадий взял из рук Кати стакан воды. Вода, действительно, была чистая, холодная и ключевая. То была вода лесного ключа, к которому любил ходить Николай Николаевич, с пустыми пятилитровыми канистрами от минералки. Вода пришлась по душе Геннадию и он попросил:
– Ещё стакан, если не трудно…
– Конечно, не трудно, – отозвалась Катя и принесла ему новый стакан воды.
Тот жадно выпил содержимое второго стакана. Улыбнулся чистой белозубой улыбкой девушке. Николай Николаевич почувствовал, что между молодыми людьми пробежала легкая неуловимая искорка взаимной симпатии.
– Я немного посижу здесь на крыльце, приду в себя, прежде чем пойду назад к Мальвине…
– А вы не могли бы познакомить меня с Мальвиной, – спросила Катя, обращаясь к Геннадию.
– Я еще с вами не познакомился, – улыбнулся пришедший в себя охранник, привставши и элегантно поклонившись. – Гена…
– Катя… – дочь протянула Гене руку для знакомства так неожиданно, что тот вынужден был отпрянуть и невольно поморщиться. – Папа, ты не возражаешь, если Гена познакомит меня с Мальвиной?
– С Мальвиной Игнатьевной, – поправил дочку Николай Николаевич, – не знаю, возможно, сейчас не вовремя…
– Почему не вовремя?.. Я должен отвезти Мальвину к шефу сразу же после похорон… – Гена сделал круглые глаза. – Выходит, завтра, в понедельник, когда шеф вернется с кладбища…
– Какие похороны?.. Какое кладбище? – встрепенулась Катя. – Что за тайны мадридского двора?..
– Я тебе потом все объясню, Катя, – спокойно и уверенно сказал Николай Николаевич, – сегодня лучше отложить знакомство на какой-то срок для более удобных… – Он внимательно поглядел на Гену и добавил. – …и безопасных времен…
Тот понял настрой отца Кати и подыграл ему:
– Сегодня хлопотный день… Мне надо поговорить о многом с Мальвиной Игнатьевной… К тому же… – он поглядел на часы. – …через полтора часа подъедут Игнат Демьянович с Ириной Игнатьевной… И новые разговоры, и новые разборы пойдут… Лучше отложить визит к соседке сегодня… А нашему личному знакомству я несказанно рад… Позвольте откланяться…
С этими словами Геннадий взял нежно Катину руку и поцеловал ее. Попрощался за руку с Николаем Николаевичем и почему-то сказал по-военному и со значением:
– Честь имею…
Николай Николаевич вздрогнул от одной только мысли, пришедшей ему от воздействия не только на него, но и на охранника Геннадия: «А что, если поклонник номер один или поклонник номер два, а то и вдвоем одновременно избрали Геннадия орудием мести вокалистке Мальвине? Ведь Геннадий мучился, не знал, что делать, да и сейчас не знает толком, что делать, только, надышавшись цветочным духом уже никого не хочет убивать, ни вокалистку с дитем, ни поклонников при их пересечениях и подозрениях в коварстве, переведении стрелок друг на друга… Как все перепуталось и затянулось в смертельный узелок при новом повороте смертельной сцены: беременность любовницы и смерть жены у поклонника номер один, уже вдовца, еще не мужа… Как все разрешится, одному богу или ангелам хранителям Мальвины и Гены известно… А вдруг все уже известно антиподу их ангелам-хранителям, черному демону, дьяволу?»
– Кто он, этот симпатичный и обаятельный качок Гена, – спросила с очаровательной улыбкой Катя.
Николай Николаевич сделал вид, что не расслышал или недопонял вопроса и вошел в дом. «Вряд ли стоит посвящать дочку с ходу в тайны мадридского двора визионеров и их окружения.
Жестом пригласил немного встревоженную знакомством качка с дочерью Лиду на второй этаж то ли для серьезного разговора, то ли послушать его новую импровизацию на гитаре.
– Пойдем к гитаре…
– Кто он, этот Гена, – сразу спросила его жена, как только он взял в руки свою любимицу-гитару.
Николай Николаевич дернул щекой, начал подбирать какую-то мелодию, привидевшуюся, прислышавщуюся мелодию у клумб во время его гипнотического сеанса с качком, бросившего того в тихий обморок. Сказал, как отрезал в ритме подобранной мелодии:
– Гена – это телохранитель Мальвины… Но сдается мне, что его наниматель или наниматели не прочь превратить его в киллера вокалистки, которую ты слышала по радио в машине…
– Господь с тобой, Коль? И он знакомится… нет, уже познакомился с Катей… Ты понимаешь, что говоришь…
– Что сказал тебе, понимаю… Это я понял, скорее интуитивно, чем логически из нашего тайного разговора у клумб… Его могли, или могут, в принципе нанять и поклонник номер один, и поклонник номер два, и оба одновременно для устранения «потерпевшей» в кавычках Мальвины… Но дело в том…
– Какая «потерпевшая»?.. Ее, что изнасиловали?.. Почему в кавычках, Коль?
– Много будешь знать, состаришься быстро… А я не хочу, чтобы ты быстро старилась, понимаешь, не хочу и баста… Мне нравится, что у меня молодая, вечно юная темпераментная жена, сильно возбуждающаяся от песен и голоса мужа…
– Не до шуток… Причем здесь киллер Гена?.. Причем тут потерпевшая Мальвина…
– Потому что Мальвина обвинила своего поклонника номер один и поклонника номер два в ее изнасиловании…
– Ужас…
– Еще ужасней, что у поклонника номер один на днях скончалась его супруга, к смерти которой косвенно или прямо причастна любовница поклонника номер один…
– Мальвина?..
– А кто же еще, визионерка Мальвина с соседской бандой визионеров… А полный ужас для всех, особенно, для потенциального киллера Гены, заключается в том, что…
Он сделал глубокую паузу, наигрывая грустную пронзительную мелодию, родившуюся на клумбе, в которую чуть-чуть носом не упал охранник Геннадий… Доиграл припев до конца, словно не расслышав вопрос жен:
– В чем заключается полный ужас, Коль?
Он встряхнул головой, словно пытаясь освободиться о опасного сна-наваждения и выдохнул под гитарные переборы:
– А в том, что визионерка-вокалистка беременна дитем поклонника номер один, и ее с дитем убивать не можно, несмотря на ее априорное и апостериорное коварство визионерки Мальвины Игнатьевны и банды соседей визионеров: приемного отца Игната Демьяновича, старшей сестры Ирины Игнатьевны…
– И ты все это говоришь так спокойно, как будто ничего не хочешь сделать для… – она осеклась. – Как все это перепуталось, завязалось в тугой узел, который не развязать, не разрубить… Но ведь что-то надо делать…
– Заявлять и обвинять в несовершенном преступлении?
– Ну, хотя бы кому-нибудь намекнуть, так, мол, и так…
– А я, что по-твоему делал… Киллера потенциального в цветочный дурман, много сильнее алкогольного и наркотического ввел… Он, считай, в клумбу мертвым свалился… А встал живым и здоровым с моей помощью… Поедет отговаривать шефа-вдовца отговаривать от убийства его руками визионерки беременной… Только как все обернется, пока никому не известно… Вдруг женится вдовец-шеф на беременной визионерке и сделает визионера Игната Демьяновича долларовым миллионером без проблем, о чем тот мечтал… А то и миллиардером-визионером Игнат Демьянович заделается через гору трупов – на горе трупов… Что-то я разговорился, как распелся соловей-менестрель перед любимой кукушкой сегодня, страшно, аж жуть, как завещал нам классик жанра… Сколько отмеришь лет жизни певческого сочинительства мне, грешному барду-менестреля, любимая, оценившая наконец-то своего супруга, даже его вокальные данные…
– Немало, – сказал Лида, – таким ты меня чем-то поражаешь и сражаешь, как в юности… Если захочешь, живи и твори много, если все в охотку…
– Это трудно, но буду стараться… Цветочная магия не должна гробить, наоборот, возбуждать, тонизировать, улучшать качество жизни как творчества…
Глава 14
Через какое-то время в дачный домик наведался Геннадий. Он топтался у калитки, закрытой на замок изнутри. Николай Николаевич так делал всегда, когда оставался ночевать в своем домике, посвящая полночи, а то и всю ночь напролет сочинительству стихов, мелодий, песен. Он интуитивно догадывался, что его вспугнет, если не напугает утренний стук в дверь: как будто за ним пришли темные инфернальные силы, чтобы оторвать его от чудных снов, где он досочинит свои ночные мелодии и стихи. Ведь он, просыпаясь, часто утром бежал первым к цветочным клумбам, по пути срывая какие-то ягоды позднего лета и начальной осени, чтобы, надышавшись цветочным увядающим ароматом, бубнить тут же у клумб «стихи спросонья», напевать «мелодии отлетевших снов».
Но что-то его толкнуло во сне и заставило выбежать на крыльце в то злополучное утро, он был удивлен, увидев у калитки материализовавшийся из росного ниоткуда облик Геннадия, махавшему ему рукой.
– Доброе утро, Геннадий, – выдохнул Николай Николаевич, открывая замок калитки и впуская на свою территорию незваного гостя. Автоматически подумал о том, что такие люди, как Геннадий, предпочитают отвечать кратко, словно экономя слова и эмоции: «Доброе». Не нравились такие ответные приветствия Николаю Николаевичу, но он никогда не снисходил до того, чтобы делать замечания не вежливым, внутри угрюмым и равнодушным собеседникам.
– Здравствуйте, Николай Николаевич.
У него немного отлегло на сердце, когда Геннадий сказал любимое слово барда-менестреля, призывая того здравствовать.
– В чём дело? Чем обязан, Геннадий, за столь ранний визит ко мне?
Николай Николаевич смотрел ему прямо в глаза и видел, какую бурю эмоций на лице вызвал этот вопрос в лоб. От неожиданного прямого вопроса он даже вынужден повернуться спиной к Николаю Николаевичу, чтобы тот не видел, как покраснел, чего-то устыдившись, Геннадий. Наконец, он собрался и быстро проговорил, как протараторил:
– Я хотел переговорить с вами… и с Катей тоже…
– Кати здесь нет… На этот раз я не взял ее с собой… Это что-то изменяет?..
– Тогда я хотел бы с вами поговорить наедине, с глазу на глаз, если это возможно…
– Без проблем. На этот раз я не взял с собой не только, дочку, но и супругу…
– Отлично… Извините, «отлично» вырвалось непроизвольно… Тогда мне хотелось бы начать наш разговор с глазу на глаз… Не для передачи… Прямо в том самом месте в вашем саду… у клумбы… той самой, где я чуть было не отключился… не вырубился…
Николай Николаевич без тени ироничной улыбки грустно и извинительно спросил:
– Что ты тогда почувствовал – просветление, озарение?
– Да.
– Вот видишь, я испытываю то же, когда выхожу в сад к клумбам в предчувствии новых стихов и мелодий…
– Я знаю, Николай Николаевич…
– Откуда ты это знаешь, Геннадий?
– От Мальвины, а еще раньше от Игната Демьяновича…
– Понятно… – Николай Николаевич осторожно подбирал слова. – Ты хочешь ощутить снова прошлые ощущения озарения и просветления, которые случились у тебя тогда… Подобные моим внутренним ощущениям перед сотворением гитарных мелодий и текстов песен – так?..
– Так, в точку… – он замялся и переминался с ноги на ноги, словно хотел поделиться какой-то важной опасной тайной, которую случайно узнал и которая мучила его. – И есть еще вопрос жизни и смерти для меня… Вот почему я к вам прикатил ранним утором, чтобы заручиться вашей поддержкой. – Он дернул щекой и поморщился от внутренней боли. – Вашей поддержкой и Катиной…
– А Катя-то тут причем?
– Я в ней почувствовал родную душу – вот причем… Вопрос жизни и смерти для тебя чужакам не доверишь… Я надеюсь, что вы понимаете, о чем я говорю – вопрос жизни и смерти не прост.
– Пошли к той клумбе, дыши глубже, сосредотачивайся, потом расслабляйся и снова сосредотачивайся…
У клумбы он долго вертел головой, нет ли рядом всеслышащих ушей и всевидящих глаз.
– Вижу, ваших соседей нет, Николай Николаевич… все тихо и спокойно… Когда приедут сегодня?..
– Мне они не докладывают о своем отъезде и приезде. Кто-то вчера был, вечером свет горел. Сегодня с утра тихо… Возможно вчера кто-то уехал, а сегодня кто-то еще не приехал…
– Ну, и хорошо, что никто сегодня еще не приехал… Так лучше для всех… Трудно было бы начать выговаривать тайну соседского с вами семейства и все время озираться и вслушиваться – не подслушивают ли тебя, не подсматривают ли…
– Вообрази, что не подслушивают и не подсматривают, Гена, дыши глубже цветочным ароматом… Знай, что это аромат, дух увядающих цветом… впрочем, это не менее прелестный дух, чем запахи, дух цветущих цветов…
– Я уже поплыл, как в прошлый раз, – признался Геннадий. – Чтобы быстро не вырубиться, скажу самое главное… А вы уже решайте сами, как быть с этой инфой… Интрига «потерпевшей» Мальвины удалась… И беременность ее не мнимая, а настоящая… Хозяину очень понравилось почему-то, что его любовница кинула его партнера по бизнесу, сказав тому, что у нее месячные, а сама уже к тому времени была беременной… Хозяин, между прочим, ничего не имеет против, что его партнер, заставивший делать Мальвину ему минет, – теперь в кулаке у мстительной любовницы… Так для бизнеса хозяина выгодней… А Мальвина тоже не дурочкой из переулочка оказалась, сказала хозяину-вдовцу: женись на мне, любовник, и отзываю свои обвинения в групповом изнасиловании… Ничего не имею против тебя и твоего партнера, после женитьбы… Тем более, я буду матерью твоего ребенка, отец-вдовец, похоронивший жену-старуху… В общем, поженились уже Мальвина и хозяин…
– Ну, а причем ты-то, Геннадий в этой интриге?
– А притом, что хозяин сначала мне заказал грохнуть Мальвину… Потом отозвал старый заказ, придумал новый заказ – грохнуть своего партнера… – Он задумался о чем-то глубинном. – А после моего пошлого озарения у клумбы у меня есть заказ его партнера – грохнуть и Мальвину, и хозяина…
– И что же теперь после женитьбы твоего шефа? Что мучит тебя, Геннадий, после женитьбы? Я же вижу по твоему лицу, что-то мучит, сушит твою душу…
– Да женитьба скорая, тайная, расписались шеф и Мальвина быстро, еще до сороковин со дня смерти супруги шефа… А после женитьбы шеф и партнер шефа заказы киллеру отозвали, потребовали возвратить деньги на заказы в ультимативной форме… А что мне делать – возвратил все, что получил… И вот тогда меня пробило… Я ведь лишний свидетель: и для хозяина, и для партнера шефа, и для замужней беременной Мальвины… Чего мне от них ждать?.. Только исчезновения… А всё с малого недавно началось…
– С малого?..
– Да, с малого… Меня шеф рассчитал… Я уже не охранник, не телохранитель Мальвины… Заплатили за молчание хорошо, жаловаться не буду… Теперь я на вольных хлебах… Вольная птица с большими деньгами, только сдается мне, что большие деньги могут мне больше не пригодиться в обозримой перспективе… Потому я и снова у вас… Хочу испытать предощущения будущего – через озарение у клумбы, как тогда… Имею такое право?..
Николай Николаевич пожал плечами и только спросил тихим сочувственным голосом:
– Мне уйти или постоять с тобой?
– Не уходите, Николай Николаевич, могу упасть и помять клумбу… Но это мне нужно – заглянуть в себя… заглянуть в будущее… знать, что тебя ждет… знать, чего опасаться… где соломки положить…
– Понятно, Геннадий, я постою с тобой… Хочешь, возьми меня за руку…
Он дышал тяжело, как загнанная лошадь, когда говорил Николаю Николаевичу:
– Я должен был вам это сказать… И еще я должен заглянуть за горизонт возможного и невозможного… Только теперь я понял, почему Мальвина, ее старшая сестра Ирина и отец Игнат Демьянович называют себя визионерами… У них у всех есть дар визионерства, дар провидцев… У меня такого дара нет… Но меня у вас тогда в первый раз пробило, как будто я тоже прикоснулся к будущему за горизонтом… Только что бы со мной не случилось сейчас, я никого не хочу убивать… Я не киллер и не хочу свою грешную душу закладывать… Я хочу просто себе соломки подстелить, чтобы меня не грохнули… Ведь формально говоря, я никому не должен, и мне никто не должен… Но многие захотят избавиться от меня как от нежелательного свидетеля, знающего слишком много… В том числе и происхождении богатства вокалистки Мальвины с ангельским голосом, но не имеющей никакого отношения к сочинительству музыки и текстов исполняемых ее песен…
– Дыши, Геннадий, и расслабляйся, сосредотачивайся на своих ощущения… Ничего не бойся, я с тобой рядом…
Его качнуло, но он не упал, снова согнувшись перочинным ножом, лицом в клумбу. Сказал, качая головой:
– Одурманивание налицо… Если это наркотик, то это наркотик делающий тебя на мгновение провидцем… Это, действительно, вынос мозга, я знаю, что меня убьют, как нежелательного свидетеля, но я увидел много вариантов, как этого избежать… Олигархи потребовали вернуть деньги за заказ, но дали снова большие деньги за мое молчание – понимаете, большие… Но жаль одного…
– Чего жаль?..
– Цветы скоро окончательно увянут, зиму не переживут, это точно… – Он втянул аромат увядающих цветов, глубоко вдохнул. – Но я хочу эту цветочную магию запомнить надолго, если не навсегда… Авось, пронесет в эту осень, в эту зиму, а там… как кривая вывезет… как повезет… У меня одна просьба есть на прощание – до следующего года…
Николай Николаевич интуитивно у увядающей клумбы почувствовал, что Геннадий хочет попросить у него номер мобильного телефона Кати и электронный адрес ее почты. Подумал автоматически и мгновенно: «Если озвучит в словах просьбы свои мысли, конечно, дам, зачем отказывать в том, в чем не должно отказывать… Но проявлять свою инициативу не следует, ибо инициатива часто наказуема… Может, он выкарабкается, а может, и не выкарабкается… Что тогда – подвергать опасности Катю?.. Может, мне самому показалось, что между ними проскользнула искорка любовная?.. Да и корысть налицо, смешная корысть – жених с большими деньгами… Только жениха, неровен час, могут грохнуть, как опасного, много знающего «благородного, родовитого» свидетеля, его заказчики из прошлой жизни…»
Геннадий сделал жест, словно что-то хотел сказать важное, но, отменяя вопрос, раздвинул ладони в сторону.
– Если что не так, не взыщите, Николай Николаевич, не поминайте лихом…
Они обменялись крепким мужским рукопожатием. За калиткой, открывши дверцу своей машины, он сделал извинительный жест руками, прижав их к груди, мол, извините. Помахал на прощание рукой и плавно тронулся за горизонт, в неизвестность обозримого и далекого будущего…