Годунов. Последняя кровь

Глава 17

Зимой 1613 года, ещё до февральских выборов на Земском Соборе царя, в Можайске произошло одно знаменательное событие: из городского кафедрального Никольского собора была похищена деревянная чудотворная икона Николы Можайского. До этого произошли важные события в жизни Русского государства: 22 октября ополчением Пожарского и казаками Трубецкого были разбиты поляки в Москве. Шедший на подмогу польскому гарнизону Кремля конный отряд шляхтича Адама Жолкевского был наголову разбит русскими воеводами Пожарского у села Ваганьково на подступах к Москве. Король Сигизмунд с сильным войском, но без осадных орудий увяз в бесполезных штурмах крепости Волоколамска.

И войску польского короля после всех поражений и неудач оставалось, нахлебавшись лиха, возвращаться к себе в Польшу по Смоленской дороге через Можайск. Перед отступлением восвояси, где войско короля измучат инфекционные заболевания, голод и холод, польские и литовские воеводы выместят свою злобу на непокорных русских, сжегши и уничтожив почти весь старинный город Можайск, предварительно разграбив его некогда богатые монастыри и церкви. Попутно были разграблены и сожжены государевы дворы московских великих князей и царей Ивана Великого, Василия Ивановича, Ивана Грозного, московских цариц и патриарха.

Словно подводя знаковую черту с приходом на московское царство 17-летнего литовского королевича Владислава, которому Можайск присягнул в числе первых из русских городов, из старинного Николина города, любимого города Ивана Грозного, в Литву на саночках зимой, где-то в январе-феврале 1613 года, была угнана древнерусская чудотворная святыня, деревянная скульптура святителя Николая Мирликийского в святительских одеждах митрополита, держащего в правой руке меч, а в левой руке зубчатую крепость, где написано «Град Можае».

О знаковом эпизоде угона в Литву литовскими воинами и можайскими воеводами-предателями Микулиным и Блиновым чудотворной деревянной святыни Николы Можайского упомянуто в редком историческом литературном памятнике «Рукопись Филарета, Патриарха Московского и всея Руси», московского издания 1837 года:

«Бысть сия победа в лето 7121 октября 22 день. Слыша же тот безбожный король, яко отврати гнев Бог от людей своих, и на Москве благочестивыи во граде живяху, а поганую Литву за стражбу предали, и возмяшесь, и восколыбася и побеже скоро от Волока и со всеми людьми в Вязму и оттуда в Литву Богом погоняем, и прочая литва из Можайска побеже. Егда побеже Литовский король в Литву, и тогда можайский воевода Тимоха Микулин, отметник веры Християнские, изменник государству Московскому, и с ним единомышленник Можаитин же Семен Блинов, не благо дело содеяша, сняша с ворот образ великого чюдотворца Николы Можайского, иже многи леты пребывая в Можайске и множество чюдес сотвориша, их же и писанию предаши невозможно; они и окаяннии того не убояшеся безстудно приидоша и взяша образ той и положиша на сани и повезоша в Литву. Бог же милосердный прославляя угодника своего чюдотворца Николы, аще образ него и нечестие взяху в Литву, то тамо чюдеса ото образа бываху толикие, якож удивлению достойно, толикое бысть в Литве исцеление ото образа того хромым и глухим, и немым, и прокаженным, и трудоватым и всякими недуги одержимым, всих сих исцеляя и уверяя, да познают безумнии литовстии людие, колико Бог в Рустии земли святыми своими чюдеса творит, да обратятся безумнии к правому пути, и предстанут от своих скаредных учителей, от Римского папы и православию истинныя Християнския веры приступят, да познают разумно истиннаго Бога».

Прежде чем патриарху Филарету Романову открыто и без обиняков предъявить реальные «физические» обвинения в похищении можайской древнерусской святыни руками воевод-предателей, предъявим для начала уже доказанные нами обвинения несправедливого, «не по божеским правилам» избрания царём его сына Михаила Фёдоровича, «ставленника казаков» в результате казацкого заговора, возможного только в стихии Смуты, а также организации самого пожара Смуты, инспирированного им же и подожжённого за кулисой из Польши латинскими иезуитами. Ведь, по сути дела, угон на саночках зимой 1613 года в Литву драгоценной деревянной иконы Николы Можайского, обожаемой русским народом, – это тоже порождение Русской Смуты на её излёте при начальном очищении Москвы от польских оккупантов. Сам патриарх Филарет в «Сказаниях современников», говоря образно, опасные причины разгара и трагические события Смутного времени для народа Московского государства описал с присущим ему пафосом:

«Московские же народи бывшего лаятельства сего, сотвориша пустошная и злая, оскудевши умы своими: не помрачиста бо ся очи их не видети суеты и яже своея погибели не разумеша и не возмогша отринути, наипаче сами себя в напасть ввергоша».

Как тут не припомнить патриарху Филарету и возглавляемой им боярской партии Романовых подрыв устоев Русского государства, резкое ослабление его перед оккупантами и, наконец, пестование новой династии Смуты Романовых, ведь именно Филарет, подготавливая появление Лжедмитрия Первого и устранение с политической сцены первого избранного царя Бориса Годунова, стоял у истоков и продолжения жестокого Смутного времени с новым самозванцем Лжедмитрием Вторым (к появлению которого и «тушинскому царству» воровской патриарх Филарет также приложил свои усилия), предательской семибоярщиной, ничтожной присягой Москвы королевичу Владиславу, с полным обрушением, уничтожением Русского государства.

И была последняя стадия угасания духа Русского Отечества благодаря предварительным деяниям Филарета, его партии вместе и порознь с другими боярскими партиями, когда семибоярщина впустила открытых старых врагов Руси – вооружённый польский гарнизон в Кремль. И было вторжение без сопротивления русского народа в сердце Отечества Москву, в Кремль, а вместе с этим вторжение поляков с их национальным помешательством на вольности и «неподлеглости» кому бы то ни было в размеренную русскую жизнь, построенную на прошлом историческом подчинении русским государям – великим князьям и царям… И благодаря государственным преступникам, боярским заговорщикам – главным из которых была партия Романовых – и враждебной Руси чужеземной закулисе была уничтожена, сведена на нет царская династия Московских Рюриковичей… Новую зарождающуюся династию Годуновых Филарет убил физически руками Лжедмитрия Первого, когда его ставленники князья Василий Голицын, Масальский и дворянин Молчанов растерзали, как дикие лесные хищники, кровожадные звери, сына Бориса Годунова – 15-летнего безмерно талантливого государя Фёдора…

И вот переход страны во время «февральской революции» 1613 года: от многовековой династии Рюриковичей к 300-летней династии Романовых, переход, совпавший с угоном на саночках в Литву драгоценной чудотворной деревянной иконы Николы Можайского руками кощунников, можайских воевод Микулина и Блинова… Вот и настало время предъявления обвинения в кощунственном преступлении патриарха Филарета – в заказе на угон, на убийство Николы Можайского (с последующим его «воскрешением» посредством исторического мистического возрождения после Деулинского перемирия и возвращения из плена на родину вместе с «почётным польским пленником» Филаретом в 1619 году).

Хорошо был наслышан Филарет, будучи в миру Фёдором Ивановичем, от своего папаши, знатного думского боярина Никиты Романовича, об уникальном событии «избиения деревянного Николы царём Грозным», случившемся в октябре 1559 года. Тогда первый русский царь, венчанный на царство митрополитом Макарием, приехал на торжественный молебен в Можайск с любимой царицей Анастасией, малолетним царевичем Иваном и несчастным глухонемым братом Юрием. Разумеется, приезд царя в любимый город с хранившейся здесь, в Никольском соборе, чудотворной иконой Николы Можайского сопровождался огромной пышной боярской и дворовой свитой.

Присутствовавший на Можайском молебне отец Филарет, окольничий Никита Романович, носивший фамилию Захарьин-Юрьев, дожидавшийся от царя искомого чина боярина (боярство он получит через три года, а звание дворецкого, приближенного к царю, через 6 лет), рассказал о потрясшем его случае с «ополоумевшим царём Грозным». Во время молебна в Никольском соборе царя выбили из колеи донесения гонцов о тяжёлых ратных неудачах в недавно начавшейся Ливонской войне, в жестокой битве с польскими войсками. Раздосадованный Иван Грозный весь свой неуправляемый гнев обратил на боготворимый им образ Николы Можайского, когда деревянный Никола, как провинившийся воин-меченосец, был по царскому высочайшему повелению выволочен из Никольского собора и на глазах всех собравшихся посечён плетьми.

Ведь в те времена сечение плетьми или избиение палками для человека считалось самым тяжёлым, унизительным и безжалостным наказанием. И деревянный чудотворный Никола Можайский, ранее всегда стоявший на защите Московского царства в виде необоримой врагами крепости, охранявший его мистическим небесным мечом, – вдруг отказал православному царю в своей небесной защите. И услышал тогда окольничий и будущий боярин Никита Романович: «Литве помогаешь, литовскому латинскому королю, вместо того чтобы царю русском и православному помогать».

А бояре и двор в окружении царя шушукались рядом с Никитой Романовичем, что душевный стон и бурный гнев царя на любимого им Николу Можайского возникли у него как напоминание о его литовских корнях по матери Елене Глинской из знаменитого литовского княжеского рода Глинских. И ещё шептались во время избиения плетьми деревянного Николы Можайского на глазах взбешённого поражением от польских и литовских войск царя, что в начале царства Грозного во время пожара Москвы московская чернь требовала от царя отдать толпе на растерзание «всех литовских Глинских», виновных в колдовском пожаре. А царь Иван Грозный сам из «литовских Глинских», значит, и его самого нужно казнить вместе с литовскими родичами.

Стон царя Грозного «Литве помогаешь» – это стон души царской в Божеское пространство его несчастного государства в кольце врагов и предателей, в надежде хоть что-то изменить на пользу стране, управляемой династией Московских Рюриковичей, поставивших себе на службу образ Николы Можайского. Недаром образ святителя Николая Мирликийского в ипостаси Николы Можайского изображён над Никольскими воротами Кремля, отдавая должное со времён Дмитрия Донского, который вышел на татар из этих ворот и которому его небесный покровитель приснился как предвестник победы в ночёвке войска в местечке Угреши… Угрел святой Никола сердце и душу предводителя русского войска, будущего «победителя татар».

Не только Никите Романовичу запомнилось избиение плетьми деревянного Николы по повелению царя, ополоумевшего от разгрома русской армии польско-литовским войском. Об этом избиении написано и в львовской рукописи Станислава Немоевского, богатого польского шляхтича, сопровождавшего с многотысячным войском «царицу» Марину Мнишек, ещё невесту самозванца Лжедмитрия Первого, он ссылается на рассказ о нравах Московских Рюриковичей:

«Говорят, что Иван Васильевич, когда ему стало плохо с королём Стефаном, приказал статую святителя Николая Чудотворца выволочь перед монастырём и бить палками, выговаривая ему: “Литве помогаешь…”».

Здесь нет текстологического противоречия рукописи Немоевского и древнерусских летописей – чем били чудотворного Николу Можайского, плетьми или палками? – как, впрочем, нет разночтения в том, что князь Стефан Баторий, сын князя Иштвана Батори и Катерины Телегди, станет королём Польши после периода бескоролевья Речи Посполитой после бегства короля Генриха Валуа в 1574 году. Главное, о вспыльчивом нраве царя Ивана Грозного именно в опасном для его царства 1559 году: болеет царица Анастасия, отравленная предателями при дворе. Измена в ближайшем окружении царя, и царь чует опасный запах внутренней измены, когда по-настоящему и страшно изменяют самые близкие и доверенные люди из его окружения. А вокруг кольцо вражье, сжимающееся вокруг шеи государя… При вестях о поражении своих войск один из последних Московских Рюриковичей отдаёт на сечение плетьми, избиение любимой всеми царями и народом чудотворной иконы… А потом тут же прощение «изменившего Литве» деревянного Николы, высочайшая царёва милость прощения и даже спасения от поругания Николы Можайского Чудотворца, с осыпанием святой иконы драгоценностями и немыслимыми подношениями и подарками…

Ведь из рассказа отца Никиты Романовича юный Фёдор (Филарет) вынес для себя ужас избиения, сечения плетьми, считай, что убийства, уничтожения русской святыни, одинаково дорогой и русскому, и литовскому православному народу… И через несколько мгновений чудотворное спасение иконы от царского гнева, заменённого царской милостью прощения, возрождение святыни, восстановление иконы в прежних святых чудотворных правах… Ведь тот же Филарет в цитированном пассаже говорит не только о великих чудесах на русской земле, но и на литовской земле с исцелением там «от образа того хромым и глухим, и немым, и прокаженным» и парализованным и всякими другими недугами, плотскими и душевными, одержимым. Значит, последний великий Московский Рюрикович способен святыню казнить, считай, убить, а потом простить, воскресить, восстановить её святость и великое народное обожание.

Вот и Филарет «заказал» на угон в Литву, на казнь, считай, организовал «заказное убийство» великой святыни Николы Можайского, по примеру великого Ивана Грозного. «А чем мы, Романовы, хуже? Династия Рюриковичей ушла. Династия Годунова не состоялась. Начинается новая династия Романовых, пусть с “февральской революции” и казацкого заговора, когда на царство поставлен 16-летний отрок, не умеющий читать и писать, слабый и болезненный. Но у него будет реальный соправитель в лице патриарха Филарета. Нет, просто реальный правитель государства, возвращение которого в русские земли ознаменуется возвращением из литовского плена угнанного, пленённого, убитого Николы Можайского, возрождением, восстановлением чудотворности Можайского Чудотворца… Было сечение святителя Николы Грозным и милость, спасение святыни царём во славу династии Рюриковичей уходящей… Уже ушедшей династии Московских Рюриковичей, суздальские Рюриковичи-Шуйские с их бездарным никчёмным царём Василием Шуйским не в счёт… И будет по примеру Грозного унижение, пленение святыни, литовский плен, а ведь Никола Можайский был пленён несколько раз Литвой, и будет возвращение из плена, возрождение святыни во славу новой династии Романовых» – мог так мыслить великий интриган, трижды патриарх и «заказчик пленения-убийства» и возвращения-воскрешения святыни из мест угона? Конечно, мог, просто обязан так мыслить, создавая прецедент: из династии, выскочившей, как чёрт из табакерки Смуты, порождённой Смутным временем, сделать за счёт вневременной исторической мистики долговременный проект процветающей и сияющей всеми цветами радуги 300-летней династии Романовых…

Глубоко символично, что опубликованное в год гибели на дуэли А. С. Пушкина признание о пленении легендарной русской иконы Николы Можайского относится ко времени её возвращения в родные пенаты – в Можайск, городской кафедральный Никольский собор – об этом свидетельствуют описанные Филаретом чудеса чудотворной иконы, сотворённые на литовской земле для православных людей. Даёт толчок для дальнейшего развития мысли о знаковости возвращения на родную землю пленённой русской святыни и упоминание о «безумных литовских людях», находящихся под началом «своих скаредных учителей» и Римского папы. Можно понимать так, что помощь от чудотворной деревянной иконы Николы Можайского приняли и литовские католики, которые, будучи раньше закоренелыми язычниками, пошли не по правильному пути православия, а стали приверженцами латинской веры. Можно сделать заключение, что Филарет, делая заказ на угон русской святыни на излёте Смутного времени, имел надежды, что Никола Можайский поможет перевести в православие многих католиков Великого Литовского Княжества в составе Речи Посполитой, как раньше святитель Николай в ипостаси Можайского Чудотворца перевёл в православие из язычества.

Учитывая невероятное тщеславие, гордыню и лицемерие Филарета, как в бытность его первым боярином Москвы при царях Фёдоре и Борисе Годунове, так и в бытность митрополитом и несостоявшимся патриархом при Лжедмитрии I, а потом названным «тушинским» патриархом при Лжедмитрии II, – «трижды патриарху» и «соправителю государства» по возвращении из Польши, из-за кордона, «польскому пленнику короля» ничего не стоило сделать «заказ на похищение, равносильное убийству, Николы Можайского». Ведь воскресившего и возродившего из пепла Николу, привёзшего святыню назад, исторического победителя не осудят, раз и историю всегда пишут победители в сражениях исторического процесса. А именно, в феврале «при заказе на угон и убийство Николы», в «февральскую революцию» стратег-интриган Филарет помог выдвинуться и быть избранным на царский престол болезненному, тщедушному и неграмотному, не умеющему читать и писать сыну-стольнику Михаилу – в обход более достойных кандидатов на царство, таких как Пожарский и даже Трубецкой.

Великий интриган Филарет оставил после себя не только свой «царский портрет», обнаруженный в царском дворце Коломенского под слоем краски, что говорит о том, что он, даже став иноком, пострижеником Годунова, не сдался жизненным обстоятельствам, в конце концов достигнув того, к чему он шёл всю жизнь. Помимо высшей религиозной духовной власти, он достиг и высшей светской власти над своими подданными, став «соправителем Русского государства» вместе со слабым, внушаемым сыном-царём. Во всех последующих царских грамотах после 1619 года имена отца-патриарха и сына-царя будут неотделимы друг от друга, скреплены: «Государь Царь и Великий князь Михаил Феодорович всея России и отец его Великий Государь, Светлейший Патриарх Филарет Никитич Московский и всея России». Любопытно, что в совместных грамотах сына-царя на царском престоле и отца-патриарха на патриаршем до смерти Филарета в 1633 году была почтительная разница в положении «по великости»: сын – просто Государь, отец же – Великий Государь.

Филарет возвратится триумфатором из польского плена в Москву (якобы спасши икону Николы Можайского из плена) на свободный патриарший престол в 1619 году. Возвратится в июне месяце, когда сгинет после погибшего первого местоблюстителя Ефрема второй местоблюститель митрополит Иона, пошедший на поводу взбунтовавшихся в «февральскую революцию» казаков, требовавших от Ионы «дай нам царя Михаила», когда в мае 1619 года погибнет третий местоблюститель митрополит Кирилл. Филарет напишет о краже святыни Николы Можайского из Никольского собора Можайска в феврале 1613 года и возвращении иконы по месту прописки в год возвращения из плена – иконы и своего. Филарет укажет имена преступников-воевод можайских Микулина и Блинова, зная их жалкий конец в самом конце Смутного времени.

Есть твёрдая уверенность, что «заказ на пленение или убийство» деревянного Николы Можайского бессмысленно было поручать рядовым литовским воинам или польским шляхтичам. По воспоминаниям польского ксендза Савицкого, польские и литовские шляхтичи и даже простые воины очень боялись грозного вида Николы Можайского с мечом в руках. Более того, когда православные священники и служки церкви объясняли им, что к Николе Можайскому нельзя подходить с оружием в руках – убьёт святой с мечом, отомстит за ослушание, – богобоязненные литовские воины не могли ослушаться. Но можайским предателям-воеводам что-то было обещано из Польши на излёте Русской Смуты, они почему-то в силу таинственных причин не могли оставаться в Николином граде Можайске. Предатели находились в тисках жёстких обстоятельств, они не могли не исполнить «заказ на пленение, равносильное убийству, святыни». Они знали, что их будут ненавидеть русские православные люди и будут презирать польские шляхтичи, литовские дворяне, с кем они будут вынуждены связать свою короткую и дрянную жизнь «исполнителей заказа на убийство святыни».

Семён Блинов случайно погибнет в тот же год «февральской революции», не продышав воздухом Нового 1614 года Излёта Смуты и очищения Русского государства от врагов и предателей. А воеводе Тимохе Микулину повезёт задержаться на белом свете аж на пять лет. Его имя всплывёт в записках польского историка Кобержицкого. Исполнив заказ на пленение святыни Николы Чудотворца, бывший можайский воевода Микулин, ступив на предательскую стезю, подастся на службу к гетману Ходкевичу во время похода королевича Владислава на Москву – с претензией на упущенный в 1610 году престол царский.

Кобержицкий посвятил предателю Микулину в своих записках целый абзац, не догадываясь, что описывает деяния «исполнителя пленения-убийства святыни» от высокопоставленного «заказчика преступления». В решающий момент столкновения под Калугой в 1618 году с войском прославленного воеводы Пожарского, которого Ходкевич откровенно побаивался после поражения под Москвой осенью 1612 года, гетман поручил воеводе Микулину, великолепно знавшему местность между Можайском и Калугой, указать ему стратегическую дорогу, по которой может повести своё войско Пожарский. Причём отряду Микулина надо было и контролировать эту важную для гетмана дорогу.

Микулин, указав гетману эту стратегическую дорогу, заняв её в нужном месте, помогши Ходкевичу совершить сложный маневр, поставил Пожарского, не знавшего, куда ударит гетман по его войску, в затруднительное положение. Микулин «озаботил» опытного полководца Пожарского тем, что поляки, не знавшие, по идее, особенностей «его», Пожарского, местности, неожиданно поступили толково. Но уже за пределами рассказа Кобержицкого Микулина при первом же столкновении войск Ходкевича и Пожарского случайно застрелили… Свои или чужие?.. Только кто для него, предательского воеводы в священном Николине граде русских после пленения Николы Можайского, стали своими и чужаками?.. При возвращении Филарета на Русскую Землю, скукожившуюся после Деулинского мира, трижды патриарх уже знал о случайной гибели исполнителей его заказа на пленение-убийство Николы Можайского… Осталось-то всего ничего, воскресить пленённого Чудотворца для дальнейшего плодотворного служения христианскому православному миру сразу же после исчезновения с просторов Русской Земли Смутного времени…

Глава 18

Внутренние и внешние дела государства, доставшиеся царю Михаилу и Боярской думе к осени 1613-го и началу 1614 года, находились в плачевном состоянии. Разрухой и расстройством государственных порядков пользовались внутренние и внешние враги: Новгородская земля находилась в руках шведов, Смоленскую землю занимали поляки, Псковскую землю разоряли банды польского атамана Лисовского, отчаянные наездники-«лисовчики», под Астраханью хозяйничали банды атамана Заруцкого. От имени нового царя, духовенства, боярского правительства в главные сибирские города (в первую очередь к богатым купцам Строгановым) посылали гонцов с просьбой о присылке в Москву денег, хлебов и разных припасов на жалованье войску.

Получив ещё от Земского Собора «за многие службы и за радение, и за промысел, и за дородства, и за храбрость, и за кровь» вотчину Важскую область с городом Шенкурском в Архангельских землях, князь Дмитрий Трубецкой с полученным титулом «Спаситель Отечества» осенью 1613 года вызвался возглавить поход на захваченный шведами Новгород. Разумеется, Боярская дума именем царя вручила «Спасителю Отечества» большое войско человеку, жаждавшему великого дела для новой победившей династии Романовых, мечтавшему продлить свою славу первого русского военачальника сразу же после царского венчания.