– Ремня мне, никакого не нужно. – глухо, говорю ему. – Сегодня и так сам себя наказал на всю жизнь.
– Чей это такой философ жизни? – спрашивает мужчина потерявший работу. – Где мальчик живёт?
Все вокруг меня молчат, словно в рот морской воды набрали. Даже пацаны со старого города молчат. Может быть, что они совсем не знают кто такой? Но всё равно они солидарны со мной. Раз ничего не говорят обо мне.
Возможно, что все пацаны ещё в шоке? Ведь из-за того, что они поспорили, чуть было не утонул. Поэтому боятся говорить, чтобы их вместе с родителями не привлекли к ответственности из-за меня.
– Оставьте его в покое. – говорит какой-то мужчина за моей спиной. – С ним все в порядке. Это ни его надо наказывать, а городские власти, за то, что ржавая буровая вышка до сих пор здесь весит.
Постепенно взрослые расходятся. На морском берегу остаются только те, кто затеял этот глупый спор. Пацаны с обеих сторон старого и нового города подходят ко мне. Кто жмёт мне руку, а кто хлопает по плечу.
Но все приветствуют меня за столь опасный подвиг. За такой прыжок с высоты нефтяной вышки, которая стоит на нефтяной эстакаде. Большинство присутствующих сравнивают мой прыжок с прыжком человека из самолёта без парашюта.
Ведь меня могло запросто отнести ветром на бетонные сваи. Тогда уже точно мог разбиться насмерть. Видимо, что все-таки везучий человек, раз в разных опасных ситуациях остаюсь жив и здоров.
Пацаны старого города сдержали своё слово и отдали нам лодку, которую они проспорили за мой прыжок. Друзья погрузили все в лодку и предложили мне сесть в неё, но категорически отказался плыть на лодке.
Сказал, что немного отдохну и пойду домой пешком. С меня было вполне достаточно моря, воды которого так нахлебался, что больше видеть не хочу не моря, не саму морскую воду.
Друзья ни стали настаивать и отправились морем к нашему Новому городку. Только на прощанье сказал им, чтобы они моим родителям сказали, что остался в гостях у наших родственников в Избербаше до самого вечера.
Друзья уплыли на лодке. Отошёл подальше от нефтяной эстакады и забрался под перевёрнутый баркас, который уже давно выкинуло море во время сильного шторма.
Мальчишки и взрослые мужчины давно сняли с этого баркаса все, что можно было снять. Сейчас на баркасе остался один каркас без ничего. Но зато под баркасом большая тень.
Можно в этой тени хорошо отдохнуть, любому человеку, уставшему у моря. Прилёг под баркасом и вскоре уснул. Так сильно устал, что у меня уже не было никаких сил на движение.
Хотелось просто полежать. Но сон оказался сильнее меня. Проспал под баркасом до поздней ночи. Мне стало страшно, что меня будут обратно искать в море.
На этот раз отец сдержит своё слово и мне хорошо всыплют за все мои "подвиги". Как мне быть дальше, совсем не знал. Но бежать из дома тоже бесполезно. Ведь мой отец не зря мне говорил, что куда бы человек не бежал, его ноги все равно приведут обратно.
Так как земля круглая и все дороги ведут к дому. Так какой же тут смысл бегать мне из своего дома? Мне ничего не оставалось, как с повинной возвратиться к себе домой. Тогда мне меньше попадёт от отца. Даже самая горькая, правда, лучше, чем любая сладкая лож.
Надо покаяться перед своими родителями. Дать им слово, что больше никогда не буду совершать никаких "подвигов". Мне нужно было спешить.
Так как после того, как мой желудок освободился от морской воды и от пищи в нем, с того времени ничего не кушал. Мои кишки и мой желудок играли голодный марш.
У меня кружилась голова. В любой момент мог просто рухнуть на морской песок и больше никогда не встать. До утра меня могли скушать шакалы или гиены. Правда, гиены здесь были огромная редкость.
Может быть, одна семья на весь Дагестан? Зато шакалов, лисиц и волков тут в Дагестане было достаточно много. Не далеко от города даже черные медведи жили.
Но это уже совсем другая история, которую можно будет рассказать в свободное время. В ту ночь мне было ни до животного мира природы. Сам готов был загрызть любого, чтобы только выжить с голоду.
Как назло, по пути к моему дому не было ни одного растения, которое можно было мне употребить в пищу. За целый день, так сильно отощал, что у меня вообще не хватило силы дойти до двери нашей коммунальной квартиры. Рухнул буквально на пороге нашего подъезда и стал терять сознание.
Хорошо, что мой верный друг, немецкая овчарка, пёс Джульбарс, которому было всего несколько месяцев, почувствовал меня через дверь нашей коммунальной квартиры и начал так сильно лаять, что разбудил весь подъезд.
На лай Джульбарса вышли соседи на площадку подъезда. Вскоре вышел мой отец. Он поднял меня на руки и внёс в нашу коммунальную квартиру.
Тут на пороге квартиры появилась моя мама. Меня отец отнёс в нашу комнату и положил в постель. У меня был сильный жар. Мама дала мне попить абрикосовый компот. Мне стало немного лучше.
После прыжка с нефтяной вышки на эстакаде, больше не совершал подобных "подвигов". Мы все равно как-то хотели показать себя, самыми сильными и самыми смелыми перед своими друзьями, а также перед своими ровесниками.
Поэтому, мы часто ходили ободранными до крови, с синяками и ссадинами. Считали, что только так должен выглядеть самый сильный и самый смелый мужчина, который должен уметь защищать слабых пацанов.
Давать отпор тем, кто пытается напасть на тебя. Время жизни показало, что мы были правы, когда с самого детства учились постоять за себя в трудную минуту жизни.
Мы многократно раз били тех, кто нападал на нас или на слабых пацанов. Но никогда первыми, ни на кого не задирались. Всегда помнил, как меня учили терские казаки ещё с первых моих шагов, что не хорошо обижать людей. Если тебе угрожают, то не нужно ждать, когда тебя побьют или, убью. Дай отпор тому, кто тебе угрожает, но только не убивай человека. После люди сами разберутся, кто был прав, а кто виноват. Но главное, что ты, ни дал себя обидеть. Вряд ли кто-то дважды полезет на тебя с кулаками. Все будут знать, что ты можешь постоять за себя.
4. Чёрная грязь. (Озокерит)
Мы своей семьёй так быстро освоились на новом месте жительства в Новом городке, что со стороны можно было подумать, мы родились здесь на берегу вблизи Каспийского моря.
Мама пока была в декретном отпуске с близнецами, Сергеем и Юркой, занималась дома кройкой и шитьём одежды любых размеров. Заказов у мамы было много.
По выходным дням мама выгуливала малышей по берегу моря и вблизи диких зарослей возле Нового городка, чтобы малыши дышали свежим воздухом и быстро росли.
Так как детей скоро надо было определять в детский садик. Отец дома почти не бывал. Ранним утром на драндулете уезжал к себе в фотомастерскую в Избербаш.
Там проводил отец часто целые сутки. День у него не был нормирован. Так как с фотографиями у него было густо и пусто. Несмотря на то, что наш отец был единственным фотографом на весь район.
Когда отец имел много работы, то после дневной работы отец по ночам проявлял плёнки и печатал фотографии. В свободное от работы время отец садился на свой трофейный мотоцикл марки «БМВ» или на драндулет, брал с собой аппарат фотокор и охотничье ружье.
На несколько дней отец уезжал в горы по аулам собирать оригиналы у горцев на будущие портреты. По пути отец промышлял охотой на дичь, которой было много здесь в горах Дагестана.
По выходным и праздничным дням парализованную бабушку Нюсю выгуливали на природу все наши родственники. В основном бабушкины, многочисленные дети, три дочки и два сына близнеца.
Взрослый сын Фёдор в эти годы отбывал после войны ссылку далеко на Камчатке и каждый год подавал документы на реабилитацию, чтобы вернуться обратно к себе на родину в Старый хутор.
С начала школьных каникул был вольный, как ветер с кавказских гор. Целыми днями носился вместе со своим верным псом по кличке Джульбарс, а также со своими верными друзьями, всюду за пределами Нового городка.
Мы всей оравой сутками проводили на берегу моря, в горах по ягоды или оставались ночевать на чердаке своего дома. Как все дети, рождённые сразу после войны, мы играли в войну. На чердаке дома у нас был свой штаб, в котором рождались все наши планы.
– Завтра у нас поход на черные грязи. – уточнил распорядок назавтра, Сулимов Вовка, дежурный по штабу. – Форма одежды повседневная, трусы и майки. С собой берём только ножи. Будем играть в индейцы. Затем сделаем набег на сады бледнолицых. Там уже поспели первые груши.
– Может быть, мы совершим набег на лесные груши? – предложил, как выбранный командир штаба, почёсывая рукой то место, которое не зажило у меня после нашего последнего набега на имущество бледнолицых. – Дикие груши свободны для всех и там нет засады из отряда бледнолицых.
– Индейцы не выбирают лёгких набегов! – гордо, произнёс Абдулл, старший из отряда индейцев.
Демонстрируя свои свежие шрамы, оставленные у него на теле после набега на бледнолицых.
– Мы завтра разорим вражеское гнездо бледнолицых, за наше последнее поражение. – поддержал Абдулла, даже трусливый Пузан. – Мы им покажем, кто из нас хозяин в прериях нашего моря.
Весь отряд индейцев дружно выкрикнул свои призывные звуки к войне с бледнолицыми. Мне ничего не оставалось делать, как только согласиться с решением отряда свободных индейцев. Сколько себя помню, не был трусом.
Но наша вражда с бледнолицыми из старого города оставила много синяков и шрамов на моём загорелом теле. Конечно, как все индейцы, гордился своими подвигами против бледнолицых и шрамами, оставленными на моём теле за время войны.
Но мне никак не хотелось быть битым трофейным ремнём моего отца за мои подвиги. В старом городе в семьях бледнолицых было много друзей-охотников у моего отца.