Боцман взял курс на линкор, он почти весь ушел под воду. На воде плавало множество моряков. Алексея перевязали, и живот стянули рубахами. Теперь ему стало немного легче, но подняться он, все равно не мог. Так сидя на палубе и отдавал приказания.
– Всех матросов и офицеров поднять на борт.
А тем временем бой продолжался. Немецкий броненосец стал набирать воду. Торпеды легли ниже ватерлинии и броневой защиты. С каждой минутой ход его замедлялся. Вся русская эскадра обрушила на него свою огневую мощь. Бой продолжался до ночи. Потери немцев были ужасающими. Они потеряли восемь кораблей, против двух наших. Немецкий флагман, все же остался на плаву, но был серьезно искорежен и покалечен. Его прикрыли все корабли немецкой эскадры и начали отход, беспорядочно, отстреливаясь. По русской эскадре был отдан приказ немецкие корабли не преследовать. Да и не чем было преследовать. Досталось всем боевым кораблям. Когда «Быстрый» подходил в плавбазе, Алексей был еще жив. Его корабль был битком набит матросами с погибшего линкора. Алексея на руках матросы подняли на плавбазу, когда к нему подошел врач, он открыл глаза, но так и ничего и не сказал. Все сняли бескозырки. Сначала плавбаза подала длинный гудок и приспустила Андреевский флаг, затем в темноте раздались протяжные гудки русской эскадры. Утром тело Алексея доставили на флагманский корабль. Его переодели в парадный мундир. На его груди была Георгиевская лента. Если бы бои продолжались, Алексея захоронили бы по морскому обычаю, отдав его тело морю, но эскадра пошла домой. Сражение было выиграно, теперь немцы не сунуться к нашим балтийским границам. Через два дня наши корабли зашли на рейд Кронштадта. Флагман стал на рейд первым. На его капитанском мостике находились адмирал и командир корабля.
– Ты уже сам командуй Павел Сергеевич, а я тихо постою возле тебя, сказал адмирал. Это твой офицер погиб, ты его воспитал, тебе и честь выпала, хотя и скорбная. Надо все сделать честь, по чести.
– Будет исполнено.
Командир начал отдавать приказы.
– Поднять сигнальные флаги, вернулись с победой.
За всем этим наблюдала огромная толпа людей собравшихся на причалах Кронштадта. Среди этих людей была и Софья с Серафимой.
– Снять с петель дверь из моей каюты, продолжал командовать командир. Положить на неё тело Лейтенанта Волкова.
Все было исполнено в миг. Тело Алексея водрузили на дверь от командирской каюты и на руках офицеры корабля понесли тело на нос крейсера, там было приготовлено место для тела, возле главного корабельного калибра.
– Приспустить Андреевский флаг.
Этот приказ выполнили все корабли эскадры. Зрители на причале были в недоумении. Так провожают в последний путь командующего эскадрой, но его золотые пагоны были видны на мостике крейсера. Ни кто не мог понять кто погиб на эскадре. Два буксира медленно подошли к флагману и стали его подтягивать к стенке. Софья увидела, что корабль Алексея стал приближаться к берегу, она обрадовалась, скоро она увидит своего мужа живым и невредимым. Она не успела на любиться с ним, всего одна ночь вдвоем, но теперь, он наверняка, получит отпуск, и они смогут наверстать упущенное время. С крейсера спустили концы и их намертво прикрепили к кнехтам причала, потом и «Быстрый» стал у стенки. Нашёлся рядом и всезнающий человек.
– Не понятно, какое имеет право минный катер стать впереди крейсера, сказал он.
Эти слова врезались в душу Софье. Она глазами искала Алексея, но он, почему-то не появлялся на мостике. Подали трап к крейсеру. На всю бухту громко прозвучало, это командир продолжал отдавать команды.
– Офицером и матросам взять на караул. Спустить тело лейтенанта Волкова на стенку. Оркестр! Прощание славянки.
Зазвучал марш.
– Головные уборы долой.
Когда тело Алексея спускали офицеры по трапу, Софья все поняла, наверняка, она и не слышала, кому отдают эти почести, она поняла, что так могут провожать, только, ее мужа. Она еще хотела увидеть его на мостике «Быстрого», но раз там Алексея не оказалось, значит, это его выносят с крейсера. Предчувствия ее не обманули. Тело Алексея приняла его команда, сразу же, когда оно оказалось на берегу. Процессия двинулась к офицерской церкви. Софья потеряла сознание. Если бы не Серафима, Софью бы, просто, затоптали. Софья пришла в себя, когда ее усадили на стул в церкви, рядом с телом мужа. Хоронил Алексея весь военно-морской Петербург, а это добрая половина петербуржцев. Тело Алексея везли на орудийном лафете, а Софью на стуле несли, сменяя друг друга, матросы с погибшего линкора. Вряд ли Алексей остался жив, после такой травмы, но он отдал свой последний приказ, сначала спасти всех моряков затонувшего корабля, а, уж потом, спасать его жизнь. Все спасенные моряки знали об этом. Федор с Серафимой шли рядом. Серафима плакала, а вот Софья не проронила ни одной слезы. Ее глаза были огромные, красные и сухие. Возле могилы она подошла к гробу, поцеловала Алексея в губы, лоб, затем взяла его руку в свои ладони и поцеловала руку. Тело Алексея предали земле. Софья не слышала ни прощальных речей не музыки Шопена. Она смотрела в сторону моря и думала.
– Я горда за мужа и очень горда за себя. Я правильный сделала выбор в жизни. Если бы время вернуть назад, я бы точно такой сделала выбор. Только Алексей, мой Алеша, другого мне мужа и не надо.
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству.
Серафима переехала к Софье и несколько дней ухаживала за ней. Жизнь продолжается и после смерти любимого человека. Софья оставалась грустной, но постепенно начала есть понемногу, начала и разговаривать с Серафимой. Федор ждал удобного момента, когда отдать письмо, написанное Алексеем перед его походом. В скором времени он это и сделал. Софья вскрыла конверт.
– Дорогая моя и любимая Софьюшка. Если ты читаешь это письмо, значит я погиб, иначе Федор не отдал бы тебе его. Очень многое хочется тебе передать, но в письме этого не сделаешь. Я очень любил тебя. Ты моё счастье и моя жизнь. Прости меня, что так вышло, но ты сама избрала этот путь, выйдя замуж за офицера флота российского. Всю свою короткую жизнь я готовил себя для службы Отечеству, так меня научили мои родители. Но хватит обо мне, меня не вернешь. Ты очень красивая женщина. Молодая и здоровая. Прошу тебя, не надо хоронить себя заживо. Будет достойный человек, выходи за него замуж. Рожай детей. Родине еще понадобятся достойные люди. Обнимаю тебя, родная моя. Мы встретимся, там, на небесах и Господь даст нам еще долго быть вместе. Больше нет времени. Мне надо уходить в море. Прощай. Твой Алексей.
Вот тут, наконец, у Софьи потекли слезы. Она не рыдала, просто, огромные капли падали из ее глаз на пол. Она обняла Серафиму, и они долго сидели обнявшись. Федор не мог смотреть на это зрелище, да, и чем он мог помочь Софье, слова ей были не нужны, он уехал к себе в экипаж.
Для гардемарин жизнь шла своим чередом. Учеба, учеба, учеба и коротенькие дни увольнительных. Ни чего интересного, не считая того, что страна двигалась к краху. Локомотив краха и разрухи набирал скорость. Двигался он без остановок. Зачем останавливаться, кто мешает движению, тот попадал под жернова железных колес поезда. Одна смерть, это трагедия, смерть миллионов, это уже статистика, так выразился впоследствии вождь всех времен и народов.
X
Прошло совсем немного времени, после смерти Алексея Волкова, а было такое впечатление, что прошла вечность. Петроград бурлил. На площадях шли митинги. Сотни всевозможных партий и объединений раздавали листовки. Каждая партия считала, что она главная в России. Больше всего в этом преуспевали анархисты и конституционные демократы, которые именовали себя кадетами. Социал революционеры и меньшевики вели себя приличнее, но и они на каждом углу кричали свои лозунги. Большевики несколько по притихли. В нормальные учреждения их не принимали, и они заняли помещение Смольного института. Как-то забыла Россия про институт благородных девиц. Девочек большевики побоялись выгнать на улицу, и им было оставлено небольшое жизненное пространство, где они могли спать и учиться.
Гардемарины были вне политики. Старшему классу Федора вскоре предстояла поездка на Дальний Восток, где гардемарины должны были уйти в девятимесячное плавание, чтобы получить плавательный ценз, потом меньше года учебы, экзамены и офицерские погоны. С утра до вечера были занятия, свободного времени, практически не было. Лишь по воскресеньям Федор мог навещать Серафиму и своих родных. На фронте ни кто воевать не хотел, армия разваливалась, а если правильно сказать, армия полностью разложилась. Керенский делал судорожные попытки, хоть как-то возродить армию, но у него, ни чего не получалось. Последняя его попытка была, это создать женский батальон под командованием Марии Бочкаревой. Частично, его затея удалась. Батальон был создан и отправлен на фронт. Женский батальон сражался геройски, неся значительные потери. Но это было все временно, как и сам Керенский со своим правительством. От него отвернулось практически все офицерство. Кто был за временное правительство, понять было невозможно, оно доживало свои последние часы. В один из сентябрьских дней начальника военно-морского училища вызвали к Керенскому. Керенский лично вручил ему приказ арестовать предводителя большевиков Льва Троцкого и его заместителя Владимира Ульянова-Ленина. Вы шокированы? Да, да, именно так и был написан приказ. До седьмого ноября тысяча девятьсот семнадцатого года руководителем большевиков был Лев Троцкий. Остальное все, это мифы Сталина о Ленине. Гардемарины, пожалуй, это единственное воинское подразделение, которое еще было верно Временному правительству. Начальнику училища не очень хотелось втягивать курсантов в политику. Он приказал построить гардемарин на плацу и выступил перед ними.
– Господа гардемарины, поступил приказ Временного правительства арестовать руководителей большевиков. Я не хочу вам приказывать. Если есть добровольцы, то сделайте шаг вперед.
Многие гардемарины уже насмотрелись на пьяных матросов с красными бантами на кителе. Весь класс Федора одновременно сделал шаг вперед.
– В оружейной комнате получите винтовки и боезапас, продолжал командир училища. Через полчаса построение. Пойдем в Смольный
Смольный ни кто не охранял, гардемарины с легкостью справились бы с этой задачей. Несколько гардов ушли в кубрик, среди них были и Федор с Георгием, они долго спорили друг с другом, но приняли решение. Петр Мамонтов кортиком заколет Троцкого по пути в Зимний дворец. Они еще не знали, что командир училища только что получил новый приказ, отменяющий предыдущий. Керенский со своим окружением испугались ареста Троцкого и Ленина. В эти минуты они думали не о России, а о собственных шкурах. Вот так, в течение этого дня мальчишки – гардемарины могли решить судьбу России, но им не дали этого сделать. Из восьми гардемарин, которые совещались в классе, пятеро будут зверски замучены и расстреляны в застенках ЧК, а Петр Мамонтов будет повешен. Когда гардемарины повторно выстроились на плацу, командир училища, просто, приказал всем разойтись и сдать оружие, без объяснения причин, ему, попросту, было стыдно смотреть курсантам в глаза. После этого гардемарины посчитали себя свободными от присяги Временному правительству. Так Керенский лишился последнего мужского воинского подразделения. Теперь у Временного правительства оставался женский батальон второго набора. Около сотни не обученных военному делу женщин, переодетых в мужскую военную униформу. Занятия в училище практически прекратились и все ждали отъезда на Дальний Восток. Георгий жил у Федора в доме, и все свое время проводил с Дарьей. Теперь и он понял, как пахнет любовь, о чем ему говорил Федор. У Георгия горели глаза, но он не знал, что ему делать дальше. В этот день Федор надолго задержался у Серафимы и пришел за полночь, Георгий не ложился спать и ждал друга, ему нужен был совет. Федор тихонько открыл дверь в их комнату, думал, что друг его спит и как только зашел, Георгий тут же спросил его.
– Федор, что мне делать, я влюблен в Дарью. Я почувствовал запах любви, это прекраснейший аромат. У меня сердце из груди выскакивает. Я не знаю, что мне делать.
– Я тебя понимаю Зобс, сам влюблен. А вопрос твой решить легко. Обратись за этим к моей матушке. Завтра с утра прямо и начни. Только после завтрака, я тебя прошу, мало ли как матушка отреагирует на это. Хотя, если честно, она против этого не будет. Ты князь, какую же еще можно желать партию для Дарьи. Трудность одна, Дарья простая крестьянка. Мой отец не успел удочерить ее, не кому прошение теперь подавать. Николай отрекся от престола, а другого царя нет. Ложись спать. Утро вечера мудренее.
У Георгия утром кусок не лез в горло, он только чаю выпил и стал ждать окончания завтрака. Дарья, как чувствовала, что-то. Сама не своя ушла в свою комнату. Николай Федорович наскоро позавтракал и уехал на службу в госпиталь. Федор тихонько куда-то исчез. Вот тут и настало время Георгия.
– Елизавета Стефановна, я хочу поговорить с вами.
– Георгий, а вечером нельзя это сделать? У меня дел по дому много, а Дарья чего-то плохо себя чувствует.
– Я Вас надолго не задержу, а до вечера я не дотерплю.
– Что-то вы Георгий загадками говорить стали, хотя, я и догадываюсь, о чем вы хотите со мной побеседовать. Идемте ко мне в комнату.
Через несколько минут у них состоялся серьезный разговор.
– Елизавета Стефановна, я люблю Дарью и прошу у вас ее руки. Скоро я уеду на Дальний Восток с вашим сыном, через год вернусь офицером. Я хочу, что бы Дарья стала моей женой, когда я приеду.
– Дарья не моя дочь и я не решаю эти вопросы. Но если вас интересует мое мнение, то я категорически против этого брака. Теперь не перебивайте меня и выслушайте мои доводы до конца. В этом году, моя воспитанница, должна была поступить в дворянский пансион, на это было подано прошение на Высочайшее имя, и был получен положительный ответ от ее Императорского Высочества Марии Федоровны. После окончания пансиона, Дарья получила бы нашу фамилию. Если бы Николай Федорович успел бы удочерить Дарью, жаль мы не сделали этого раньше, но кто знал, что Николай отречется от престола, наша семья далека от политики, я бы с радостью удовлетворила бы ваше предложение. Дарья приняла бы вашу фамилию и титул. Её приданное не хуже чем у графини. Когда Дарье исполнилось шестнадцать лет, мой муж отписал ей имение в Тамбовской губернии в шестьсот десятин со всеми строениями. Дарья об этом не знает, незачем баловать девчонку. Вы князь, а князю не престало жениться на дворовой девке, простите за резкость. Я столбовая дворянка и знаю наши законы. Вы еще не стали офицером, но уже стараетесь погубить свою карьеру. Ни один офицер дворянин не подаст вам руки, хотя вы и прекрасный человек. Вас не примут в обществе, и вы покинете службу. Хотя времена и изменились. Возможно, вам и удастся вернуть расположение офицеров. Тут многое и от вас будет зависеть. Выслушав меня, вы согласитесь, что я права, но все равно будете просить руки Дарьи, я вижу, как у вас горят глаза. Вы влюблены. Дарья красивая и образованная девушка, и я вас прекрасно понимаю. Но это еще не все. Если бы ваш отец был в Петербурге, простите в Петрограде, ни как не могу привыкнуть к новому названию города, то я бы хотела лично услышать его мнение по этому браку, но он с вашей матерью в Париже, как я знаю. Мне нужно письменное подтверждение, что ваши родители не против этого брака. Невеста с хорошим приданным, но крестьянка. Но и это еще не все. Вы Дарье говорили о своем предложении?
– Что Вы, Елизавета Стефановна, без вашего позволения я бы не посмел этого сделать. Я глубоко уважаю вашу семью. Федор мне ближе, чем брат. А за Дарью вы не беспокойтесь, я ее на руках всю жизнь носить буду и в обиду не дам.
– В это верю, вижу, как у тебя глаза горят. Да и девка хороша, прелесть, да и только. Ни когда не могла подумать, что Дарья станет такой красавицей.
– И за родителей моих не беспокойтесь. Будет и письменное разрешение. Родители поймут меня и одобрят мой выбор, я в этом не сомневаюсь. Даю слово.
– И этому верю я. Теперь не мешало и у Дарьи спросить. Может она будет против.
Георгий сильно покраснел. Он, как-то и не подумал об этом. А вдруг Дарья откажет ему. Он маленького роста, нос крючком, да еще и с кривыми ногами, как кавалерист. Если бы Георгий мог, то он бы сбежал стремглав из комнаты, но жребий был брошен.
– Вот и славно Георгий, сейчас Дарью и спросим. Подожди меня немного, я за Дарьей схожу.
Георгий был сам не свой, когда в комнату зашли две женщины.
– Вот, Дарья, князь Георгий Иванович твоей руки просит. Я не знаю, что ему ответить. Тут от тебя и его родителей все зависит. Говоришь, да, через год свадьба будет, как раз тебе семнадцать исполнится.
– Мне можно задать вопрос вам Елизавета Стефановна?