– ???
– Ну, хотел ещё одного суслика поймать, – рассердился Игорь на мою тупость, – не верится мне, что его порохом убить может. Стрельнул в нору, а она тупиком закончилась: пороховые газы вместе с камешками из норы мне в лицо ударили. Вот, полюбуйся: все руки ободрало. И морду посекло, ладно хоть глаза целы! – Гоша лёг на землю. – Кисель! Забери свой автомат долбаный!
– Больно, Игорь? – заюлил Кисель.
– Да отвали ты от меня! «Брат милосердия» выискался! – Гоша оттолкнул «щегла». – Шура, у тебя вода ещё осталась? Полей, рожу ополосну.
Через полчаса верхняя губа, нос и левая скула Гоши раздулись и стали лиловыми.
– Товарищ прапорщик, пойдёмте в часть, – предложил Игорь Петрову. – Обед уже прошёл давно и вода кончается, может хоть к ужину успеем?
– В какую «часть»? – отозвался Петруха. – До дивизии километров восемьдесят! С такими придурками, как ты с Павловым, мы и к Киселёвскому дембелю туда не попадём. Нас всех из-за вас либо в тюрьму посадят, либо казахи кетменями забьют! Лежи уж! Заберут рано или поздно.
– А вдруг про нас забыли? – влез Кисель.
– Да надо бы вас тут забыть – сколько бы сразу у командира головных болей исчезло, – мечтательно закончил разговор прапор.
Начинало смеркаться и вскоре, ночь накрыла степь. Где-то в темноте появился какой-то отблеск и потом, далеко-далеко, из небытия выскочил крошечный огонёк. Прихотливо подрагивая, то исчезая, то, вновь появляясь, искорка стала приближаться. Медленно увеличиваясь, она превратилась в одинокую фару.
Я тронул Игоря за плечо и показал на мотоцикл вдали. Гоша приподнялся, глянул в темноту, с тоской в не заплывшем глазу повернул ко мне опухшее лицо и покачал головой: «Давай, Шура, сам». «Совсем расквасился, – подумал я, – придётся мне за всех отдуваться. Ну, что ж? Жара – не жара, а косить надо!» Я схватил Киселёвский автомат и пополз вдоль дороги, подальше от прапора, навстречу мотоциклу.
– Стоять! – заорал я, выпрыгнув из темноты на освещённую фарой дорогу и передёрнул затвор.
– Твою мать! – донеслась приглушённая расстоянием Петрухина матерщина, (опять он всё проспал). – Да когда же это кончится?
– Твою мать! – вторя Петрову, разнёсся львиный рык, отозвавшийся чем-то знакомым в ушах и кузнечными ударами в сердце, – Это что ещё за фрукт?
Ослеплённому светом и парализованному собственной дерзостью, отступать мне было некуда: голос принадлежал полковнику Капустяну – начальнику штаба дивизии. Мужик он был крутой и в дивизии его боялись все, вплоть до комдива. Взыскания он раздавал щедрой рукой направо и налево, как нищим милостыню. Даже наш командир, убелённый сединами ветеран и не последний вояка в соединении, в его присутствии начинал лебезить и бестолково носиться, как цыплёнок с отрубленной башкой.
– Рядовой Павлов, товарищ полковник! – заорал я, млея от собственной борзости и продолжая держать фару на мушке, – Вы арестованы разведдиверсионной группой «синих»!
– Да? Где старший? – пророкотал он и выплыл вперёд. Рассеявшийся назад свет, рефлексирующий от его спины, показал, что передо мной вовсе не мотоцикл, а просто «УАЗик» с одной не горящей фарой.
– Командир диверсионной группы «синих» прапорщик Петров! – затявкал Петруха, одной рукой отдавая честь, а на другую наматывая сзади меня мой ремень, чтобы начищенная Киселём бляха заняла положенное ей по уставу место на моём животе.
После небольшого разговора выяснилось, что десятый полк ещё утром отрапортовал об успешном выполнении норматива, что раз так, то наша миссия провалилась, нас значит «убили» в перестрелке и все считали, что мы в «плену» у полкашей, в тепле и сытости. Начальник штаба как раз едет в караул десятого полка, где пребывает комиссия штаба округа, проверявшая выполнение норматива и придумавшая трюк с нашей засадой. Вертолётчики не ошиблись, высадив нас на эту дорогу, но, видимо, где-то на уровне штаба дивизии, то есть в хозяйстве товарища полковника, прошла утечка и хитрый жук, командир десятого полка, объехал нас овечьими тропами и избежал засады. Теперь он с комиссией отмечает зачёт норматива и товарищ начштаба едет к ним присоединиться.
Было решено посетить всем диверсионным составом полк с целью на месте проверить боеготовность караула. Все полезли в «УАЗик».
– Что с бойцом? – строго поинтересовался гроза нарушителей. – Что у него за рожа?
«Рожа» скромно, но с достоинством потупилась.
– С вертолёта выпал, товарищ полковник! – не моргнув глазом соврал Петруха.
– С какой высоты?
– Да нет, после приземления уже, товарищ начштаба! – Петруха показал Гоше кулак за своей спиной.
Втиснулись в машину и поехали.
– Хоть какая-то польза от Киселёвского автомата, – зашептал мне в ухо Гоша, – слава богу, не признал! – покосился он на полковника, – Теперь главное не проговориться, чтобы меня голос не выдал.
– Да? А что он и голос твой знает? – я начал переживать за Гошу.
– Да он дурачок какой-то! Чуть меня не расстрелял. Потом расскажу как-нибудь. – Гоша умолк.
6
В тёмной дали запрыгали три пары лучей, ощупывающих ночь. Потом появились источники лучей – фары: нам на встречу двигались три автомобиля. Вскоре мы пронеслись мимо грузовиков – «Уралов». В призрачном свете я разглядел полкашей в полной боевой выкладке, сидящих в машинах. По моим прикидкам их было человек шестьдесят-семьдесят и ехали они явно по наши души.
«Расчёт усиления. Значит, на точке осталось человек двенадцать караула, – промелькнула в голове мысль, – но у часовых-то боекомплект не „холостой“. Как это мы с ними воевать будем?»
Из темноты неожиданно выскочила «сетка-100», высоковольтное ограждение-ловушка. За ней едва угадывалось «сто первое» сооружение – караул десятого полка. Фара «УАЗика» осветила сетчатые ворота, за которыми, щурясь от света и направив на нас автомат, стоял часовой.
– Караул: в ружьё! – заревел начштаба, предавая нас. – Тревога!
Эффект получился обратный: вместо того, чтобы занять оборону, солдатик, узнав голос полковника, кинулся открывать ворота. Растворив их, он стал толкать одну половинку ворот, повернувшись к нам спиной. Мы как горох высыпались из машины и бросились к нему.
– Ты убит! – я сшиб часового на землю и помчался к карпому. Бойца тут же оседлали Олег с Оскаром – наши сержанты.
Я летел пулей. Судя по топоту за моей спиной, тылы у меня были прикрыты. Карпом прорезала слепящая щель приоткрывшейся двери.
– Тревога! – заорал кто-то мелькнувший в дверном проёме и оказавшийся полковником, командиром десятого полка, тычущим в мой нос своим пистолетом. Мне этот приём сразу не понравился, он меня напугал. Я инстинктивно дёрнул Киселёвским автоматом, случайно ударив полковника стволом по руке и «макар» улетел в темноту. Глаза «полкана» удивлённо раскрылись, (похоже, он узнал во мне «кракатиста» и «дзюбориста», агента 09 из справочного бюро), и он попытался, оттесняя меня, навалиться на дверь. Швырнув в его объятия подлетевшего Киселя, верхом на них, я ввалился внутрь помещения, вскочил и бросился по коридору. Сзади, бряцая оружием, посыпались «ястребы» – диверсанты, образуя «кучу-малу» на командире полка.
Часовой, оказавшийся, почему-то, в другом конце коридора, а не за дверью, бежал мне навстречу стаскивая с плеча АКаэМ. Сзади грохнула по ушам автоматная очередь и завыли пули, сбивая штукатурку впереди меня. Часовой обронил АКаэМ, не прекращая бега, нырнул головой вперёд в боковую стену и исчез. В стене оказалось кухонное окно раздачи, и я заметил, боковым зрением, там, далеко за кастрюлями и плитами, удирающего бойца. Подхватив его автомат, я на секунду оглянулся и увидел стоящего Гошу. В руках у него был чей-то «калаш» с примкнутым штык-ножом. Игорь удивлённо таращился здоровым глазом в изуродованный потолок, с которого, как снег на его голову, сыпалась известь. У его ног, скорчившись и прикрыв головы руками, валялись все диверсанты и оба полковника.
Оказавшись в конце коридора, я увидел дверь с пришпиленной бумажкой, на которой писарским почерком было выведено: «Комиссия». Дверь растворилась и на пороге возник генерал в расхристанном «п/ш» на голое тело. В руках он держал портупею. Он был пьян и обнаружив меня, прилипнув к косяку, начал неловко копаться в хитросплетении поясных и наплечных ремней портупеи, пытаясь выковырять из них кобуру с пистолетом.
– Тревога! – заревел он так, что вздулись вены на шее.
«И этот туда же! – подумалось мне. – Сейчас начнёт пистолетом в меня тыкать». Я бесцеремонно забрал у него портупею с кобурой и, обронив её на пол, слегка толкнул автоматом генерала назад, в комнату. То ли уж я не рассчитал свои силы, то ли генерал был ещё пьянее, чем притворялся, но он улетел и грохнулся под богато сервированный объедками стол.
– Товарищ генерал! – заорал я на него. – Вы арестованы диверсионной группой «синих»!.. Остальные убиты! – добавил я, окинув взглядом лежащих вповалку на диванах офицеров.
Двигаться дальше было некуда и я, прикрыв дверь, приставил к стене трофейный автомат, а Киселёвский повесив на грудь, встал на охрану «Комиссии». По коридору, в мою сторону, размашистым шагом приближался полковник Капустян, в одной руке держа автомат, а другой таща за ухо Гошу. Игорь торопливо семенил, страдальчески кривя и без того перекошенную физиономию. «Откуда я знал, что там „боевые“, ведь учения же!» – оправдывался Дрягин. Командир десятого полка, поспевавший следом, дал Гоше пинка для скорости. В некотором отдалении, испуганой стайкой институток, трусили «диверсанты» с Петрухой во главе. Среди них виднелись оба часовых: «убитый» мною у ворот и второй, едва не подстрелянный Гошей.
– Товарищ полковник, караульное помещение группой «синих» захвачено! – заорал я. – Комиссия штаба округа уничтожена! Взят в плен генерал-майор! Захвачен один АКаэМ и один ПээМ! Рядовой Павлов доклад закончил!
Начальник штаба, бросив крутить Гошино ухо, поспешно схватил генеральскую портупею с «пушкой» и ловко подхватил автомат.
– Прапорщик, ко мне! – скомандовал Капустян. – Людей в столовую: накормить и отдыхать. Этого, – ткнул пальцем в Гошу, – отведи в караул под арест.
Полковники скрылись в «Комиссии».
– На отпуск «прогнулся»! – шушукались между собой наши сержанты, поглощая ужин и косясь на меня. – А Дрягин – на «губу». Нечего было у часового автомат хватать: мог бы и из своего «холостыми» пострелять, если бы не ленился оружие чистить. Чуть всех не перестрелял, идиот!
От наряда по кухне мы узнали, что затея с нашей засадой была незрелой авантюрой, по-пьяни родившейся в головах генерала из округа и нашего начальника штаба дивизии. Прошлой ночью, подгуляв, они решили поиграть в войну. Капустян позвонил, ближе к утру, своему заместителю с приказом: разработать план учений. Заместитель, справедливо рассудив, что утро утра раннего мудренее, спокойно удрых, а придя на службу обнаружил, что ещё не разработанный им план уже действует. По наущению начальника штаба и генерала была сформирована группа «диверсантов» в нашей части и вертолётчики уже закинули «синих» в степь. Всё было «на мази», маховик раскрутился, была только одна «маленькая» деталь: десятый полк ничего об этом не знал. Соответственно они не получили никаких холостых патронов и взрывпакетов, а отправились на обычное боевое дежурство с боевым же оружием. Испугавшись, что «диверсантов» искрошат в «капусту», заместитель начштаба догнал на машине колонну полка и объехал вместе с ней нас по большой дуге. В норматив, каким-то чудом, уложились и даже, чтобы потешить генерала с комиссией, заброшенных на точку вертолётом, предъявили им лжедиверсантов, якобы пленённых по дороге. После этого они сели отмечать «победу», а про нас все забыли.