В ту зиму, когда выпустили из тюрьмы, Цукан тут же подался от греха подальше, в Якутию, опасаясь, что в Уфе в покое гэбня не оставит. По прилете из-за поганого своего настроения забичевал в алданской гостинице, стягивая в номер услужливых придурков. От продолжительной пьянки и безделья стало пошаливать давление, о чем он никогда раньше не подозревал. Но и это его не огорчило, когда припекало и делалось худо, он умышленно вспоминал лагерный быт, промороженный хлеб, фуфайку на рыбьем меху и совсем нехолостые выстрелы конвоиров и тут же невольно проговаривал: «Всё будет абгемахт, Аркаша». Через чужих людей узнавал новости в поселке и про артель «Звезда», куда ему входа нет. Когда сорвался в отъезд в сентябре, Барабанов сказал, что не примет заново на работу, и это железно, тут хоть на колени становись, всё одно не возьмет, упертый мужик.
– Писец нашей «Звезде», – пошутил знакомый артельщик. – Наехали круто, со всех сторон обложили.
– Да не впервой. Барабанов выкрутится, вот увидишь…
«Обойдусь», – старательно успокаивал себя Цукан, а не очень-то получалось. В подпитии выползали разные обиды. «Да я столько для вас сделал!» – жалился он неизвестно кому. Вспоминал про открытый золотоносный участок на Чульгане, с которого за один сезон взяли 340 килограммов золота.
Мог бы и дальше бездельничать, денег на книжке оставалось достаточно, да надоело. Стал подыскивать работу.
Когда вошел в кабинет директора горно-обогатительного комбината Струмилина, тот неожиданно обрадовался, как давнему знакомому, и даже пошутил:
– Что же Барабанов такого спеца отпустил?
– Да я сам сорвался в сезон, по дурости, – честно признался Цукан. – Могу на бульдозер сесть, могу в бригаду…
– Да ты что, Аркадий! Мне позарез начальник отдела снабжения нужен.
Около часа судили-рядили. Оклад небольшой, зато премиальные каждый квартал и отдельная комната с удобствами. Но главный козырь директор выложил в конце: на работу примут задним числом, чтоб сохранился непрерывный стаж и северные надбавки. А это дорогого стоит. Согласился Цукан. Вместе поехали осматривать производственный участок, мехмастерские. По перекидным трапам поднялись на драгу.
– Прожорливая, сука, – пожалился механик. – Опять встали. Приводной механизм полетел. Сальниковой набивки нет. Масло на исходе…
Он протянул длинный список необходимых запчастей и ГСМ. Когда Струмилин отошел в сторону, механик подыгрывая Цукану, похвалил: «Вовремя ты от Барабанова ушел. На них уголовное дело завели». В другой раз обматерил бы доброхота, но тут сдержался, лишь поддел тем, что завтра же сверит нормы расхода ГСМ, которые установил завод-изготовитель, от чего перекосилось лицо у механика.
Зашел к драгеру на пульт управления, чтобы переговорить со специалистом, который рулит всем процессом.
– Ты поясни мне, как идет процесс обогащения шлихов?
Драгер лет тридцати пяти, атлетически сложенный, в куртке с крупными иностранными надписями, охотно взялся пояснять, что для извлечения золота они используют шлюзовую и отсадочную технологии обогащения.
– А попроще?
– Пески при помощи черпаков разгружаются в специальную бутару. Вон она – бандуренция… Эта дражная бочка предназначена для промывки грунтов и разделения его на классы крупности. Затем мелкая порода, просеянная через отверстия дражной бочки, попадает через распределительные окна на операцию обогащения. Далее легкие частицы смываются с рабочей поверхности, а тяжелые – в том числе золото – оседают на дражных ковриках шлюзов.
– Это мне знакомо. А вот как смыв производится, там же чертова уйма этих ковриков?
– Полуавтоматом. Я два раза за смену – это зависит от плотности грунтов, произвожу переворот, включаю смыв.
– И давно стоите?
– Вторую смену. Я про этот вал еще на прошлой неделе трубил… Тоже мне – начальники, повесили чайники!
Парень огорченно взмахнул рукой, всем своим видом показывая степень презрения. Огромный мини-завод стоял посреди котлована, заполненного водой, недвижим, только грохотали кувалдой возле черпаков слесаря, выбивая застрявшую арматуру. Во всю километровую ширь этой долины, привычно обжатой сопками с зеленым частоколом лиственниц, высились горы отмытой гальки, бугрились темные иловые хвосты. На самом верху драги развевался на ветру красный флаг, а чуть ниже, выгоревший транспарант: «Перевыполним задание партии!» Призыв давно скособочился на одну сторону, но настолько примелькался, что на это не обращали внимания даже секретари райкома, приезжавшие не раз на собрание коллектива, чтобы поддать жару своими гневными речами.
В машине Струмилин молчал, сердито хмуря брови, прокручивая разговор с начальником драги.
– Если завтра не отремонтируют – плану хана. Меня опять трепать начнут вплоть до министерства. А тут еще навалились на лучшую артель. Перевыборы председателя затеяли. Развалят «Звезду», тогда точно план всего района лопнет, как мыльный пузырь. Ладно, я тебе, Аркадий Федорович, этого не говорил… Ты пособи с запчастями, а мы наличкой, пусть небольшой, но обеспечим. Может, как-то и выкрутимся? – Внимательно, как бы оценивающе, посмотрел на Цукана, о котором старожилы не раз выдавали странные байки.
Особенно удивительной казалась история про чешский экскаватор, простоявший на приколе больше двух лет. Его не смогли восстановить иностранные шеф-наладчики. Цукан вместе с Барабановым сумел оприходовать этот металлолом на баланс артели. Через два месяца запустили в работу. Это позволило Барабанову обеспечить короткое плечо на большом гидровашгерде, да еще сэкономить несколько тонн солярки, потому что до этого толкали пески в промприбор бульдозерами. А тут стоит хреновина с многокубовым ковшом на одном месте и кидает песок – только успевай гидромониторить.
– А как же тебя урки в Красноярске обвели вокруг пальца? – спросил Струмилин, вспомнив анекдотичную историю.
– Они в милицейской форме были. А в нас старых зэках, сидит внутренняя дрожь перед этой кастой. Да и расслабился, коньячку выпил, подзакусил… Эх, чего там ворошить. Такие суки попались, что не только деньги выгребли, но и унты собачьи, почти новые, с меня сняли.
Комнату Цукану выделили в новой пятиэтажке с теплым сортиром и ванной, что для поселка на 541 километре Амуро-Якутской магистрали большая редкость. Но обустроить жилье толком он не успел, работа так закрутила, что не продохнуть. Запчасти и механизмы, сплошной дефицит, только жесткая хватка, изворотливость и личное обаяние, которым Цукан обладал в нужной ситуации, спасали его от позора, а ГОК от простоев. В первые же год он объездил всю Якутию, Амурскую область, побывал даже на Челябинском тракторном по своим снабженческим делам, которых оказалось такое количество, что мама не горюй, как поговаривал давний товарищ и старатель номер один Барабанов. Скучал по артели Цукан, но виду не показывал, трудился в полный рост, как привык это делать и раньше, только тяготила бумажная дребедень. Отчеты-подсчеты: один пишем, два в уме, без подарочка ходу нет. Он словно Дед Мороз с шутками-прибаутками одаривал коньяком, икоркой за каждую подпись на документах по сверхлимитному отпуску нужных механизмов, поругивая эту систему бесконечного дефицита, когда ничего не купить, а только достать, но зато достать можно все, что угодно. Так он выбил новый бульдозер ЧТЗ-150 с мехлопатой к великой радости директора ГОКа Струмилина и рабочих на промывке золотоносных песков в распадке вдоль речной долины Чульгана, где он еще два года назад вел с помощниками из артели «Звезда» разведку на золото и определил Чульган как один из перспективных участков. Но не сложилось.
Вот только что лежал снег под два метра в отвалах вдоль дороги, по ночам морозило, наст хрустел, как лед на реке, а днем уже припекало на солнце, хотелось скинуть полушубок и пыжиковую шапку и верилось снова, что весна все же наступит и вместе с ней новая счастливая жизнь. Он мог бы взять директорский уазик, но захотелось пройтись пешочком по центральной улице поселка к зданию райкома партии с огромным выгоревшим на солнце портретом вождя на фасаде здания. Ленин хитровато и одновременно ободряюще смотрел из-под кепки на Цукана, определив с прозорливой точностью, что трудности будут всегда – диалектика.
Секретаря по промышленности не оказалось в своем кабинете. Цукану требовалось подписать ходатайство для Министерства транспорта о выделении гусеничного вездехода и, собрав нужные документы, улететь с ними в Якутск, поэтому он уселся на стуле под дверью, дожидаясь, когда закончится очередное совещание у первого. Пару раз в кабинет нырнула торопливо женщина в беленькой кофте, пронесла поднос с чайными стаканами, и сквозь неплотно закрытую дверь Цукан услышал реплику секретаря райкома на повышенных тонах:
– Когда вы закончите возню с артелью Барабанова? Позорище! Не можете справиться с этими рвачами. Надоели всем разговоры про низкую зарплату в ГОКе и высокую в артели.
– Но сотрудники ОБХЭСС ничего не выявили серьезного… – стал оправдываться его собеседник.
– Так ищите лучше! С золотом люди работают, я не верю, что не утекает.
– Могу доложить, товарищи, что у нас имеется надежный источник информации в артели «Звезда». Думаю, это даст результат в ближайшее время, – говорил кто-то, по-военному четко. – Кроме того, мы обнаружили несколько актов по съему золота, составленных с нарушением установленных законом требований.
«Видимо, мент», – подумал Цукан, продолжая вслушиваться в речитативы руководителей Алданского района.
– С этим нужно покончить, как можно быстрее. Дело на контроле в Центральном комитете партии. Прошу еженедельно докладывать о результатах. Транспорт, вертолетчики, помощники – всё по первому вашему требованию, товарищ Ахметшахов. Действуйте через нашего второго секретаря Агиркина. И пожалуйста…
Дверь так энергично прихлопнули, что Цукан вздрогнул, словно от выстрела, втянув голову в плечи. Он не стал ждать товарища Агиркина, про которого гуляли по Алдану похабные частушки. Он сразу вспомнил фамилию сотрудника, который приходил несколько раз в следственный изолятор в Уфе и с удивительной вежливостью задавал свои каверзные вопросы, не повышая голос до крика, как это делали остальные. Но в его усмешках и посверке маслянисто-черных глаз таилось что-то злое, опасное, от чего пробирало по спине холодком. Не Ахметшахов ли добивался тогда, чтобы его поместили в психлечебницу для допросов с применением специальных средств.
«Промахнулись вы тогда, суки поганые! Небось дырки на мундирах сверлили, когда ехали на вокзал за самородком». Он снова представил, как они рылись в его сумке с вещами, брезгливо перебирая трусы, носки, инструмент, готовые порвать сумку и его самого на мелкие части…
Цукан решил всё отложить и ехать в Кучкан – там находилась контора и мехцех артели «Звезда». На улице он расстегивает полушубок. Вывеска кафе «Ахтамар». Заходит. За столиками двое. У стойки женщина импозантная армянских кровей.
– Мне бы водки, Тамара.
– Аркадий, ты же знаешь, только коньяк и шампанское, – отвечает она, раскатывая хрипловато слова. – Водка – яд. Хороший армянский коньяк – лекарство. Жена потом спасибо скажет.
– Нет жены.
– Ну, так любовница…
– Эх, Тамара, Тамара… Наливай армянского. Накину для храбрости двести грамм.
Выходит на улицу. Водитель райкомовской служебной «Волги» здоровается, как с давним знакомым.
– Подбрось до Кучкана.
– Ты что, не могу. Уволят.
Цукан кидает на бардачок червонец. Водитель торопливо прячет.
– Ладно. Рискну. А че у тебя там в Кучкане? Баба…
– Нет. В артель… У них прямо на окраине мехцех и контора.