Заметки о дизайне. И ни одной картинки?!

А уж она-то за несколько десятилетий совершила мощнейшее наступление, вплоть до захвата жилой среды! Кого нынче удивишь интерьером гостиной, который «делают» и «держат» огромный телевизионный экран, акустические колонки, и прочая аппаратура? А поначалу электронные устройства вели себя скромно, телефоны, граммофоны, радиоприемники старательно стилизовались под мебель, порой весьма причудливую и дорогую. Позже, уменьшившись, они уже не могли изображать мебель. Однако в 50-е и 60-е годы проигрыватели и магнитофоны заключались в неприметные фибровые чемоданчики не только потому, что эти, недавно громоздкие, аппараты стало возможно переносить. Они по-прежнему чувствовали себя не очень уютно в жилом интерьере и всем своим видом говорили: могу собрать вещички в любой момент. Однако и мебельные мотивы сохранялись еще долго. Так трехпрограммные радиоточки в полностью пластмассовых корпусах еще в 70-е никак не могли избавиться от атавизма в виде деревянных щёчек.

И вот еще говорящая деталь: в раннем советском телевизоре Ленинград Т1 (а он, по крайней мере поначалу, вообще изготавливался в оккупированной Германии еще до образования ГДР), совмещавшем в себе теле- и радиоприемник (телевещание велось по нескольку часов в день, и иметь два отдельных устройства представлялось излишней роскошью), экран закрывался выдвижной шторкой, обшитой той же тканью, какой был закрыт громкоговоритель.

Подумать только, экран ощущался настолько неуместным в жилом помещении, что после просмотра должен был быть стыдливо прикрыт!

Ах, Икеа!

Говоря о дизайне, без упоминания этой корпорации не обойтись. С каталогами ИКЕА я познакомился лет за тридцать до того, как в Москве их стали раскладывать по почтовым ящикам. В библиотеке ВНИИТЭ они появлялись регулярно, и тамошние новинки всегда вызывали интерес. Хотя оценить идеи ИКЕА по картинкам можно было лишь в малой части. В том числе нам ничего не говорили ценники.

А это у ИКЕА немаловажно, и, более того, даже декларируется лозунгом: «Мы сначала проектируем цену, а потом изделие!». Конечно, можно было поинтересоваться официальным курсом шведской кроны (таблица курсов иностранных валют ежемесячно публиковалась в «Известиях» – второй по рангу из советских газет), но много ли это нам пояснило?

Понятно, что открытие первого в Москве магазина ИКЕА было для меня событием. И меня просто уязвил отзыв одной знакомой: «А что ИКЕА? Обычный мебельный!».

Хотя у многих магазин вызывал восторг. Ныне же, конечно, большинство относится к ИКЕА без восторгов, но вполне прагматично. Для меня же все на места поставила сцена в каком-то английском сериале, где герой навещает свою тетушку в пансионе для престарелых, и на вопрос, как ей тут нравится, та с кислой улыбкой отвечает: «Тут все ИКЕА!» Конечно же! Британская старушка смотрит на ИКЕА свысока, а бывший советский человек – снизу вверх.

Успех мощных международных корпораций основывается обычно либо на использовании природных ресурсов, либо на сложных инновационных технологиях. ИКЕА не производит ничего, чего бы не производили другие, говорим ли мы о крупных фирмах или кустарных мастерских. Весь гигантский организм ИКЕА порожден несколькими простыми идеями. Иногда это обозначается словом концепция, и не стоит его пугаться – в разговоре о дизайне без него все равно не обойтись (чуть позже мы к нему вернемся).

Под концепцией можно понимать набор некоторых идей, принципов, интуитивных творческих догадок и даже несложных придумок. Чаще всего они вполне практического свойства, но порой совершенно фантазийные. В конце концов концепция может оказаться ложной, не оправдаться, а то и вовсе разойтись с реальностью. В одной и той же ситуации разные разработчики могут предложить непохожие, порой противоречащие друг другу концепции. Их жизненность проверяется временем.

А вот довольно простые идеи, заложенные основателем ИКЕА, оказались жизнеспособными и крайне востребованными.

Его потребитель – появившийся после Второй мировой массовый средний класс со своим укладом жизни, экономный и неизбалованный. От тех людей, которые его обслуживают, его не отделяет пропасть. В молодости этот человек мог подрабатывать официантом и курьером, а сейчас он легко и охотно привезет стол или шкаф на своей машине и соберет их самостоятельно под одобрительными взглядами домашних, вполне ощутив и оценив при этом экономию.

Заслуга Ингварда Кампрада в том, что он почувствовал, обнаружил этого нового потребителя. Это можно назвать ответом предпринимателя на социальные изменения. И таких примеров в истории дизайна (которую, понимая дизайн широко, можно отсчитывать тысячелетиями) немало. Навскидку можно вспомнить хоть чемодан, который, вероятно, вполне можно было изготовить и в Древнем Египте, но никакой необходимости в таком предмете не возникало вплоть до конца 19 века, когда массово стали путешествовать люди, в быту своем обходящиеся без прислуги.

Напилить много досок высокопроизводительными машинами это быстро и дешево.

Собрать из досок тумбочку – уже сложнее. Это ручная работа. И неизбежно удорожит продукцию. Зачем? Если покупатель сам готов (при определенных условиях) на досуге проделать эту работу.

Самостоятельная сборка. Мебель, специально спроектированная для продажи в компактных упаковках, которые можно перевезти в обычном семейном авто, и это только часть из концепций-придумок. Каждая из них – шаг навстречу покупателю-потребителю.

В прежние времена мне пару раз доводилось помогать знакомым в сборке добытых большими стараниями, желанных и дефицитных мебельных стенок. (Официальная сборка стоила приличных денег, сравнимых с ценой мебели) И помню, что неизменно у меня появлялась мысль: «Ладно, у меня есть дрель, сверла и прочие инструменты. Я могу засверлить, а то и резьбу нарезать при случае. Но как нормальные люди с этим справляются?»

Места, куда нужно ввинтить шуруп, были там просто намечены с помощью гвоздика (и по месту, как правило, очень приблизительно, а ведь советский шуруп не очень охотно входил даже в специально просверленное отверстие. Не зря же на мебельных фабриках их часто заколачивали молотком). Конечно же, сборка мебели ИКЕА воспринимается мной как детская игра.

Не знаю, всем ли доступно это наслаждение продуманностью деталей. Когда всякое твое затруднение предвидено и предусмотрительно обеспечено какой-то копеечной деталькой. Например, удобным пластиковым держателем гвоздиков, который позволяет легко забить их ровным рядочком на одном расстоянии от края, а заодно предохранит неумелые пальцы от удара молотком.

Умное слово

Важное в дизайне понятие «концепция» уже упоминалось. Попробую показать, что это не просто умное слово, за которым может ничего не стоять.

Как уже пояснял, за этим понятием скрываются вещи довольно простые. Это ряд соображений рационального (или эмоционального?) свойства, а то и некие творческие озарения. Бывает, что она громко, даже шумно декларируется, но это необязательно. Концепция может вовсе не формулироваться автором вслух, да часто вообще им самим не осознаваться (что немного напоминает ситуацию с писателем, который написал роман, а потом критики там обнаруживают такие глубинные мотивы и реминисценции, что автор только головой покачает).

Но часто бывает, что дизайнер работает в рамках некой традиционной концепции, которую воспринимает как нечто само собой разумеющееся. И бывает очень удивлен, когда оказывается, что она уже разошлась с действительностью. То есть он предполагает прямую дорогу, а жизнь уже сделала неожиданный поворот.

И так же, как в точных науках могут существовать различные гипотезы относительно неких явлений, так и в дизайне. С той лишь разницей, что тут верными могут оказаться все (как, впрочем, и совершенно ложными). Разные проектировщики могут выдвинуть разные, порой противоположные концепции. Тут истины быть не может, они могут быть в той или иной степени удачными, в большей или меньшей мере «попасть в точку».

Вспомним, как смена воображаемого сценария подачи такси породила новую концепцию автомобиля.

Известна истина, что идеи проходят стадии: «это нелепо», «в этом что-то есть», «это банально». Для дизайна это характерно в особенности. Часто некое решение, встреченное всеобщим неприятием, потом воспринимается как очевидное – а как же иначе-то? И эта обидная невидимость интеллектуальных усилий, интуиции и умений есть один из парадоксов дизайнерской профессии.

Вопрос стиля

В бурные 90-е довелось мне преподавать дизайн интерьеров в одной не слишком серьезной фирмочке. Слушателями моими были, в основном, молодые девушки, наивно полагавшие, что за две недели их обучат денежной профессии. Одна из них, лишь я собрался после перерыва продолжить тему, опередила меня вопросом:

– Вот вы нам рассказываете про стили, а в каком стиле, например, эта мебель?

Мысль приложить к этим изделиям понятие «стиль» не могла не озадачить. Пригласившая меня организация, бравшаяся обучить своих клиентов и шить, и стричь, а равно и секретам бухгалтерского дела вкупе с какими-то экзотическими единоборствами, занимала помещение, где прежде, вероятно, работали жэковские кружки для детей. Обставлено оно было казенными столиками и стульчиками, наподобие школьных, из тонкой фанеры и тяжеленных стальных труб. Но размера они были уменьшенного, детсадовского, что делало их вовсе чудовищными.

После минутного замешательства я стал объяснять, что речь вел о высоком, а в реальности нашей, к примеру, архитектурной, бытуют два стиля: стиль трансформаторной будки и стиль «Чё есть». При этом я, подобно тому, как в задумчивости смотрят в потолок, поглядел в окно… и чуть не поперхнулся. Расплодившиеся буквально через пару лет гаражи-ракушки тогда еще были большой редкостью, зато прямо за окном, в десяти шагах от дома, стояли два дворовых гаража, которые иллюстрировали мои слова лучше, чем если бы я надумал специально заготовить для этого учебный плакат. Один из них, солидно сболченный из заводских штампованных панелей (даже с треугольным фронтончиком, обозначавшим бесспорное присутствие архитектуры), представлял собой почти несбыточную мечту советского автолюбителя. Другой же был слеплен из кусков жести разного размера, покроя и степени ржавости. Был там и обрезок гофрированного железа, а цветным пятном оживлял сию инсталляцию фрагмент старого железнодорожного плаката в духе «Не ходи по путям!» с полуоблезшими надписями.

Пожалуй, я даже легко могу представить хозяев обоих сооружений, как хорошо представляю человека, давшего жилищному кооперативу (это я обнаружил в старом телефонном справочнике) пронзительное название «Бездефектный». Уверен, это был отставной военный, из тех, что готовы браться и за невыполнимые миссии.

Проследившие за моим взглядом слушательницы оценили неожиданную иллюстрацию, и разговор о текучих линиях модерна пошел живее.

Однако стиль «Чё есть», являясь изначальным и отцом всех стилей, живуч, и, по-видимому, бессмертен. И историю его можно проследить из глубины веков.

К слову, отвлекусь на хороший пример, как одни и те же слова меняют свое значение. В 19 веке выражение «сборная мебель» было вполне употребительным, но означало не то, что ныне, а обстановку, не заказанную в виде гарнитура, собранную как придется, «с бора по сосенке».

Но обнаруживается и другое. «Чё есть» – честный стиль. Он может быть нелепым и откровенно некрасивым, но он ничем не прикидывается.

Думаю, вообще уместно ввести категорию честного дизайна. Хотя, надо понимать, что, заходя на территорию морально-этических категорий, мы всегда оказываемся на очень зыбкой почве. Выстраивая интерьер апартаментов Дональда Трампа, да хоть и миллионера Брынцалова, дизайнер, стремясь удовлетворить требования заказчика, помимо своего желания рискует выйти в сатирическую модальность.

При этом, да, там перебор и прочее, но понятно, что работал профессионал, а не прораб с амбициями, и наличествовало доверие заказчика профессионализму исполнителя.

Но у нас можно найти примеры гораздо более нелепые – результат работы заказчика-самодура и бессловесного исполнителя. В Москве небольшие гостиницы обычно располагаются в домах, прежде имевших другое назначение. А тут, представьте, редкий случай: специально спроектировано и построено замечательное современное здание, деликатно вписанное в столетней давности окружающую застройку. С атриумом на всю глубину пространства, окруженным галереями, и под стеклянной крышей. У любого дизайнера слюнки потекут при мысли взяться за его интерьер. Но по чьему-то хотению оно обставляется тяжеловесной новодельной мебелью в стиле ампир. В результате ощущение борща и компота, положенных в одну тарелку. Впору водить туда студентов на лекцию «Так делать нельзя» или «Как получить отрицательный эффект при максимуме затрат».

Нетайный агент

Есть еще большая тема, которой я попробую лишь осторожно коснуться. Многие, кто и называет, и считает себя дизайнером, на самом деле таковыми не являются. Это художники, работающие в дизайне. И если это понимание извлечь наружу и анатомировать, то выясняется множество интересных вещей. Можно вдруг обнаружить, что есть «Я-дизайн», то есть дизайн самовыражения, и «МЫ-дизайн», о котором, в основном, я и веду речь. (Кстати, такое различение нам позволит не лишать художников в дизайне права называться дизайнерами).

И я могу дать любому желающему в руки некий индикатор, с помощью которого легко их различить. В Я-дизайне для автора важно самовыражение. МЫ-дизайнер ощущает себя агентом, представителем людей, которых мы немного неуклюже называем потребителями.

А это просто люди в окружающем их предметном мире (включая общественное пространство), в среде, часто безразличной к человеку, а иногда и агрессивно-безразличной. Такой представитель, он своего рода наш помощник, защитник, адвокат, но в тех местах и случаях, когда мы его не можем вызвать специально.

Понятно, что Я-дизайн это вовсе не плохо. Есть масса точек приложения, где Я-дизайн смел, интересен и хорош своей неожиданностью. Просто он не всегда уместен, у него свои цели, методы и подходы.

Если разбираться, даже внутри одного индивидуума Я-дизайнер и МЫ-дизайнер взаимодействуют довольно сложным образом. Потому и говорю, что могу лишь коснуться этой темы.

Одиозный и растиражированный пример Я-дизайнера, когда в эффектно сочиненном им интерьере существовать неуютно, а то и вовсе невозможно. Но Я-дизайнера это не беспокоит, ему куда важнее как все будет выглядеть на фото в его портфолио или в глянцевом журнале (а ныне в Инстаграме, конечно). При этом интерьер может быть вполне концептуальным. Но не функциональным, чтоб не сказать не функционирующим.