Шедевры и преступления. Детективные истории из жизни известного адвоката

– Добрый день, мадам. Нет, ничего такого определенного мы не ищем. Нам нужен подарок для друзей на свадьбу.

Слева над моей головой свисал типично французский небольшой пейзаж с желтеньким коровником или сараем на фоне живописной лужайки. На мой взгляд, полный отстой. Между тем Виолетта, поймав взгляд мужчины, абсолютно неожиданно для меня сказала:

– О, не обращайте внимания на молодого человека. Это дальний родственник моего мужа. Мальчик только что приехал из России: ни одного слова по-французски. Но мы же должны помогать эмигрантам, не правда ли?

– Да, несомненно. Скажите, а сколько стоит эта картина?

Гнусный пейзаж над моей головой имел успех.

– Простите, я плохо слышу. Возраст. Что вы сказали?

– Сколько стоит эта картина, мадам? –  К двум октавам выше предыдущей беседы прибавился еще «перст указующий».

– Ой, я не знаю. Всеми ценами владеет мой муж. Сейчас спрошу.

И дальше также на французском:

– Дорогой, скажи, сколько стоит эта желтая картина в углу над столом?

Громкий голос сверху:

– Какая корзина?

– Извините, он ничего не слышит. Оторвись уже от своих бумаг. Картина желтая, в углу над Александром! Сарай или свинарник.

– А… подожди. Мы ее купили в шестьдесят втором за восемь тысяч. Десять – крайняя цена, дорогая. Не отвлекай, я весь в бухгалтерии.

И вот тут, обернувшись к покупателям, сморщив лицо до неузнаваемости, Виолетта внезапно для дальнего родственника из России спросила:

– Простите, я не расслышала, что муж сказал. Четыре тысячи?

Я сидел каменный, как Наполеон на лошади в противоположном углу магазина.

В красивом венецианском зеркале отражались лица покупателей.

У мужчины слегка дрогнул глаз. Что же касается дамы, то она, едва одернув своего спутника, быстро сказала:

– Да, мадам. Франсуа, отсчитай четыре тысячи. Заворачивать не надо, мы очень торопимся.

Когда колокольчик на двери обозначил, что пара исчезла с глаз, Виолетта, показывая «родственнику из России» оттопыренный большой палец, крикнула мужу наверх:

– Запиши! Рухлядь с блошиного рынка, которую ты купил месяц назад за пятьсот франков, продана за четыре тысячи!

– Что ты орешь? Я все слышал. Александр подумает, что я действительно глухой. Пойдем съедим по салату в кафе за углом. Саша, ты с нами?

…За неделю я переписал все изделия, и мы с Виктором отправились в Пробирную палату на его стареньком, но по-прежнему элегантном CX. Я работал через день, иногда чаще, и быстро освоился с терминологией поручений, а также необычным поведением хозяев. Эта пещера Али-Бабы пользовалась у парижан большим успехом. Я был поражен, но не было ни одного дня, чтобы супруги не продали бы пять-шесть вещей разным клиентам, причем большей частью вполне приличного качества. Надо отметить, что то ли у Пахомовых был отличный вкус, то ли они хорошо знали и чувствовали конъюнктуру рынка, но факт остается фактом.

Торговля шла просто семимильными шагами. Время от времени к Виктору и Виолетте заходили какие-то странные люди. Все вместе они удалялись на антресоль и о чем-то подолгу шептались. Я решил, что речь наверняка идет о торговле краденым, но совать нос в чужие дела совершенно не хотелось, тем более что мне достаточно хорошо платили, и я занимался интересной и познавательной для себя работой. Так, после того как я закончил с золотыми изделиями, мне поручили классификацию русских книг и раритетных изданий XVIII века. Это было уже занятие, требующее знаний и навыков. Иногда Виктор проверял работу, едва поправляя молодого и, скажем откровенно, самонадеянного служащего. Было увлекательно разговаривать, периодически вступая в спор с хозяином. Пахомов удивлялся, откуда я набрался всех этих знаний, очевидно, считая, что в Советском Союзе мы читаем и собираем только труды Ленина. Я мысленно благодарил дедушку за московские семейные уроки и за чудесную библиотеку, которую тот собрал за многие годы.

Так прошло почти несколько недель. Помимо книг, я получал еще массу разных заданий и даже удосужился в отсутствие хозяев совершить пару удачных продаж.

Итак, покончив с внушительным книжным шкафом, я обратился к Виктору за новой работой. Минут через двадцать мне выдали папку с черно-белыми фотографиями картин, и Виолетта, не отрываясь от чтения какого-то научного журнала, даже не объяснила, а как-то продиктовала задание:

– Нас интересует все, что связано с этой коллекцией. Надо определить всех художников, происхождение работ, что известно об их судьбе в настоящий момент, все несостыковки и загадки вокруг этих полотен. Кто собрал эту коллекцию? Кому продал? Или она была больше и разошлась по рукам. Считай, что в наличии есть только эта папка. Действуй, Александр. Походи по городу. Узнай, что можешь. Мужу предлагают купить эту коллекцию какие-то подозрительные люди. Поспрашивай. Не надо говорить, где ты взял эту папку. Понятно? Иначе или цены взлетят, или покупка сорвется. Как только что-нибудь раскопаешь, сразу расскажи или мне, или Виктору. И не стесняйся обращаться за помощью. Когда понадобится. Но не морочь нам голову по пустякам. Ясно?

Тоненькая папка, которая легла на мой рабочий стол, была старой и основательно потертой. В верхнем правом углу выцветшими чернилами была обозначена совсем непонятная надпись, состоявшая из букв и цифр.

Настоящий шифр, хотя, скорее всего, простая кодификация. Внутри находились тринадцать черно-белых фотографий каких-то картин и в конверте еще одна фотография… фотографии. На обороте каждого снимка, включая тот самый конверт, были аналогичные надписи с добавлением в конце римских цифр. От одного до четырнадцати. Собственно, с этого и начинались секреты старой папки. Дело в том, что еще до изучения криминалистики я более-менее разбирался в характерах почерка. И в данном случае я практически уверенно мог предположить, что на папке, равно как и на всех листах внутри, почерк хозяина нашего магазина – старика Виктора. Дело в том, что и тут, и там валялись страницы, исписанные, по его собственным словам, им самим. Это были давние почеркушки с описанием предметов, заметки для аукционных домов, черновики переписки с какими-то официальными организациями и тому подобная ерунда. Все это создавало у покупателей очень нужное ощущение легкого беспорядка, столь необходимое для успешной пахомовской торговли.

Некоторые цифры и буквы были весьма характерны, и тут не нужно было быть Шерлоком Холмсом. Тихонько сравнив почерк и убедившись в своей правоте, в юной голове возник каскад, казалось бы, незначимых, но для меня тревожных вопросов. Если это Виктор классифицировал каким-то образом всю эту муть, то почему никто мне об этом не сказал? И другой вопрос, не менее сложный. Все надписи явно нанесены его рукой много-много лет назад. Просто чернила давно поблекли. Чтобы понять это, не надо быть семи пядей во лбу. Тогда почему именно сейчас папка заинтересовала Виолетту и ее мужа? Что-то случилось в последнее время с этой коллекцией? А не взяли ли случайно меня на работу из-за нее? Дальше становилось совсем все странно. Все работы на фотографиях, принадлежавшие разным авторам (это просто бросалось в глаза), изображали одну и ту же девушку. Узнаваемость черт героини была поразительна, неважно, в каком стиле был написан портрет: в манере кубизма, сюрреализма или наива. Везде была она. Одна из работ уж очень сильно смахивала на творчество Пикассо[11 - Пикассо, Пабло (1881 г., Малага, Испания–1973 г., Мужен, Франция) – испанский и французский художник, скульптор, график, театральный художник, керамист и дизайнер, основоположник кубизма. Прошел в своем творчестве несколько этапов: «Голубой» период (темы старости и смерти, образы печали, известные работы – «Ребенок с голубем», «Любительница абсента»), «Розовый» период (образы живого мира театра и цирка, «Семья акробатов с обезьяной»), кубизм («Аккордеонист», «Гитара и скрипка»), сюрреализм («Сидящая купальщица», «Женщина в кресле»). Для труппы Дягилева Пикассо оформил 6 балетов («Парад», «Треуголка»). Знаменитые работы – «Голубь мира», «Герника», «Девочка на шаре», «Дон Кихот».], другая – на Хаима Сутина[12 - Сутин, Хаим Соломонович (1893 г., Смиловичи, Игуменский уезд, Минская губерния, Российская империя–1943 г., Париж, Франция) – белорусский и французский живописец, один из крупнейших мастеров Парижской школы. Стиль живописи – экспрессионизм. Картины Сутина представлены в крупнейших музеях Франции, США, Израиля, Швейцарии. Несколько картин есть в коллекциях музеев России (Эрмитаж), Австрии, Дании, Японии, Великобритании. Большое количество работ находится в частных коллекциях в США, Франции, Японии. Известные работы – «Большие луга в Шартре», «Ева», «Уснувшая читательница, Мадлен Кастен».]. Два дорогих и всемирно известных имени бульвара Монпарнас начала века.

История, как мне показалось, попахивала гнильцой. Мне что-то не договаривали или, говоря по-русски, водили за нос. Зачем? Или, вернее, для чего? Я хорошо понимал, что ничего не понимал. Что здесь происходит? Скупка краденого? Я в центре какой-то банды или на ее периферии? Пройдясь глазами по всем стенам и полкам, я точно был уверен в одном: ни одной из этих картин здесь нет. Тогда где же они? Время шло к семи вечера, и я тихонько сворачивал свои бумаги, успокаивая дребезжащие в голове мысли. Завтра свободный день. С улыбкой вспоминалась школьная привычка: не очень хорошо выучил урок – положи тетрадку или учебник на ночь под подушку.

Встав из-за стола и попрощавшись с тухнущим на антресоли Виктором, я пожелал доброго вечера Виолетте и уже собирался достать любимые сигареты «Житан» с зажигалкой, как вдруг… Она просто неуклюже повернулась ко мне. Такое приходит с возрастом, когда твои движения перестают быть кошачьими, когда суставы больше не подчиняются музыке Шопена, а докучают тебе, как тяжелый рок, когда нелепость движения становится сродни оставшемуся малюсенькому желанию где-нибудь нашалить. Ты неуклюж и больше не спортивен. Но ведь ты еще жив, и это самое главное. Короче говоря, Виолетта повернулась ко мне всем телом и случайно смахнула своей большой шалью некий предмет, до поры до времени мирно лежавший на столе. В процессе падения на пол с мирным предметом происходила быстрая и довольно неприятная трансформация: во-первых, он резко переставал быть мирным, а во-вторых, из-за этого все мое тело мгновенно покрылось липкой испариной. Я не разбираюсь в оружии и не люблю его, но, благодаря шедевру Татьяны Лиозновой[13 - Лиознова, Татьяна Михайловна (1924 г., Москва, СССР–2011 г., Москва, Россия) – советский кинорежиссер, сценарист, педагог; народная артистка СССР (1984 г.), лауреат Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых 1976 года. Известные работы – «Карнавал», «Три тополя на Плющихе», «Семнадцать мгновений весны».], я точно понимал, что на полу лежит немецкий пистолет системы «Вальтер». Самый настоящий. Страх подсказывал мне, что реагировать надо спокойно и чуть глуповато. Иначе все может пойти решительно не в том направлении, как мне хотелось бы в жизни. В долгой и счастливой. Я начинал серьезно побаиваться этих людей:

– У вас упал пистолет, Виолетта. Не поцарапайте. Вы же сами говорили, что клиент всегда ищет трещину, царапинку, чтобы снизить цену. Вам помочь? Нет? Доброго вам вечера. До послезавтра.

Теперь надо спокойно постоять перед входом. Закурить, небрежно потянуться, всем видом показывая: «Я не знаю, что произошло, вы о чем? Ах да, какая-то штука упала со стола».

«Что же происходит в этом доме и когда мне лучше делать отсюда ноги?» Я ехал в метро на свидание к своей Даниэль, но мысли были далеко не романтические. На ночь я даже не стал класть под подушку эту дурацкую папку: надо было постараться сообразить и проанализировать, куда я вообще попал. Проще всего было посоветоваться с дядей, но он гарантированно запретил бы мне приближаться к этой парочке на километр. Генетический набор гнал меня куда-нибудь подальше от Виктора и Виолетты, тогда как мальчишество и страсть к приключениям заставляли немного притормозить побег. Сна не было ни в одном глазу. Дядя, похрюкивающий в своей кровати, не подозревающий, что я о нем думаю, отпал в качестве источника информации. Можно, вооружившись пачкой фотографий с этой страхолюдной теткой, пойти по другим галереям. Кто-то наверняка рано или поздно откроет мне тайну черно-белой героини. Однако если картины ворованные, то вся гадость со мной может произойти скорее рано, чем поздно, и как поведут себя в такой ситуации Пахомовы, одному Богу известно. Могут на меня все и повесить. Подожди, подожди… Повесить что?

Тупик. Надо зайти с другой стороны. Я работаю почти два месяца. Кроме клиентов, кого я там видел? Начнем по порядку. Вчера был некий старичок с внуком (с внуком?), пришел вечером перед закрытием. Они все (кроме внука) долго обнимались, даже всхлипывали, и потом произошел кое-какой обмен.

Пахомовы отдали внуку увесистый сверток с картинами. Старичок достал из портфеля пухлую пачку денег и передал ее Виктору. Именно Виктору. Имеет ли это значение? Если в свертке хорошие картины, то пачка маленькая. А если плохие? Если плохие, зачем там все распускали нюни на полчаса?! А потом еще в красивой бронзовой вазе ар-нуво долго что-то жгли.

Точно жгли все вчетвером. Стоп. А откуда взялся этот дурацкий пакет? Правильно, в четыре часа дня Виктор остановил свой автомобиль около магазина, под бесконечные гудки беснующихся сзади машин занес пакет и еще один поменьше в галерею, поставил около Виолетты и поехал искать место для парковки. Знать бы еще, где он их взял, эти пакеты, было бы очень неплохо. Когда меня попросят залить бензин в «Ситроен», надо будет как следует обшмонать машину. Любопытно, Виолетта в курсе, что такое «обшмонать тачку»?

А что они еще говорили? Слышно было плохо. Нет, помню одну фразу: «Девочка, конечно, ваша по праву». Скупаем ворованное, так еще и у нас детский труд в почете? А не педофилия ли тут налицо? Надо делать ноги. Сто процентов.

Также несколько раз приезжали какие-то уж очень странные типы. Причем их появлению предшествует целая долгая церемония. Сначала прямо у магазина останавливается машина. Оттуда появляются два человека, со всеми здороваются, осматривают каждый уголок магазина, затем один исчезает, а второй остается. Им лет по тридцать или меньше, не знаю. Худые, спортивные, подтянутые и неулыбчивые. Через двадцать – тридцать минут подъезжает другая машина. В галерею заходят двое пожилых, хорошо одетых месье. Меня знакомили с ними. Месье Паранки? и месье Фабиани?. Эти двое всегда улыбаются, шутят, приносят с собой разные вкусные штучки. В основном сыры, глазированные фрукты и пирожные. И обязательно пару бутылок чего-нибудь. Анисовая водка и кальвадос, анисовая водка и коньяк, анисовая водка и просто хорошее вино. В любом наборе неукоснительно присутствует анисовая водка. Они очень изысканно одеты, можно сказать, с иголочки. Несмотря на возраст, в хорошей форме. Магазин закрывается. Хозяева и гости садятся за стол и о чем-то разговаривают. Часа полтора-два. Я сижу в своем углу и никому не мешаю. Что смешно, каждый раз к их приходу Виолетта надевает на себя что-то фиолетовое. Так, чтобы играло с именем. То шарфик, то маленькую шляпку, то платье или туфли. Вообще-то ей этот цвет идет. Тоже мне, кокетка в шестьдесят…

Кто они, я не знаю. Но очень смахивают на мафиози. Регулярно передают моему дяде привет. Я регулярно забываю вовремя ему об этом сказать.

Еще пару раз приходили какие-то люди, чего-то требовали, говорили на повышенных тонах. Виолетта не вмешивалась. Виктор был очень спокоен и все время рассказывал про какие-то документы и доказательства. Больше ничего выдающегося и интересного я не помню. Как всю эту белиберду сложить в целую картину, понятия не имею. Пора валить.

Следующий день выдался больше автомобильный, чем антикварный.

Сначала Виолетта попросила меня отвезти машину на мойку и заправить.

Это был шанс. Пока меня со всех сторон утюжили щетки, мыли с мылом и поливали водой, я залез в бардачок и во все карманы дверей. Любопытство было удовлетворено частично. Я нашел то, что ожидал, и обнаружил то, что не ожидал никак.

В левом кармане рядом с сиденьем водителя валялось несколько скомканных бумажек. Чеки с заправок на дороге Париж – Женева. Последний чек швейцарской заправки был датирован утром того дня, когда тяжелый сверток передавали внуку, а другой, не разворачивая, поставили отдыхать в углу. Заправка находилась в кантоне Женева.

Но самое неожиданное я обнаружил в бардачке. Это была колодка фрачников, состоящая из пяти предметов: двух орденов и трех медалей.

В этом я уже отлично разбирался. Ношение фрачников в России до революции было распространенной практикой. Происходит название от миниатюрных копий наград, надевавшихся на фрак вместо громоздких и увесистых оригиналов. Потом их стали цеплять на костюмы и платья, но название прижилось. В Советском Союзе фрачники исчезли и были заменены на колодки. А вот в странах Западной Европы традиция осталась. Набор из бардачка был впечатляющий: Орден Освобождения, Медаль Сопротивления, Крест добровольцев Сопротивления и что-то еще, чего я не знал. Удивительная находка.

Если предположить, что владелец еще жив, а после окончания Второй мировой войны прошло «всего лишь» тридцать лет, то тогда для чего он отдал Пахомову свои ордена? Если он умер, и ордена продали нерадивые наследники, то почему они продали только не очень нужные фрачники, а не настоящие с документами? И почему они здесь, а не в магазине? И зачем их вообще покупать? Это же не антиквариат, им лет двадцать – двадцать пять от силы. Носить не свои ордена, насколько я знаю, уголовно наказуемое деяние.