Вы. Мы. Они. Истории из обычной необычной жизни

Гром аплодисментов. Крики «Да здравствует свобода! Да здравствует друг Троцкого и Мао Товарищ Александр!»

– И те, которые ночью требовали с меня сто франков, еще у меня за «бесплатняк» отс… отс… отс… тупятся, в общем, от своего капиталистического мышления. Как завещал великий Троцкий: «Без труда не выловишь и фаршированную рыбку из Луары. Несмотря на наличие рядом замка XVIII века!» А раввин Мао говорит две мудрые вещи. Я вам сейчас переведу эти цитаты с мандаринского, стараясь сохранить стилистику высказываний великого кормчего. Первая: «Когда делать нечего – берутся за великие дела». И вторая напоследок, перед тем как нам попрощаться, дорогие товарищи: «Через три дня рыба и гость начинают плохо пахнуть. Даже если рыба дорогая, а гость – ребе!». Я пошел. Короче, за вашу победу! Троцкий жил, Троцкий жив, Троцкий будет жить! А Мао – вообще говно вопрос – молодой пацан еще! Он еще вас похоронит. Лехаим!

Аудитория вопила и рвалась на баррикады. Я раздавал автографы на брошюрах цитатников Мао Дзэдуна, когда подошла она и сразу утопила меня в своих голубых глазах. Из-под обтягивающей потное тело белой майки торчала одна заманчиво упругая неодетая маленькая девичья грудь. Вторую придавил широкий ремень висящей на боку сумки. В руках она держала книгу воспоминаний товарища Троцкого на родном для нее французском языке.

– Camarade Alexandre…

– Я согласен! – тут же выпалил я, и мы оба засмеялись.

Через две недели ее Austin Mini вез нас на каникулы в Сен-Тропе. Мы остановились в доме у ее приятельницы в маленьком городке Гримо. К нам в окна свешивалась ветка с апельсинами. Или яблоками. Сейчас уже не помню. Она готовилась к пересдаче экзамена, а я должен был читать для нее Ленина с Марксом и пересказывать по главам, лежа в постели. Обычно до конца главы мы так и не добирались. Все то, что я не читал в институте в Москве, я прочел в это лето на террасе дома, приютившего двух влюбленных. Дня через три после приезда на Лазурный берег она мне сказала: «Мы же не будем ходить на всякие буржуазные пляжи за безумные деньги, которых, кстати, у нас нет?» Так первый раз я попал на нудистский дикий пляж. «Сними плавки, на тебя все смотрят. Мне стыдно», – прошептала она, чуть касаясь языком и дыханием моего уха так, что снимать плавки мне уже было стыдно вдвойне. Бывший комсомолец с участью смирился и, недолго думая, все снял. Любовь требует жертв. Кстати, с тех пор я нудист.

Иногда мы спускались в Сен-Тропе и в кафе Senequier брали один холодный шоколад на двоих и подолгу целовали прохладные сладкие губы друг друга. Вернувшись в сентябре в Париж, мы сняли маленькую студенческую квартиру на бульваре Saint-Germain. Еще через год она поняла, что из меня Че Гевара, как из осла горнолыжник, и ушла. Чуть позже, уже в статусе моей бывшей, она возглавила ячейку социалистов где-то в провинции, и мы потерялись. Много десятков лет спустя, когда знакомые глаза стали мелькать в журналах и газетах, я написал ей письмо: «Привет! Рад был видеть твое фото в СМИ, если ты еще меня помнишь. Тот альбом с фотографиями с пляжа до сих пор у меня, и я его никому не показываю. Не беспокойся. Даже взрослые дети не видели. Им до тридцати рано такое знать. Пусть сначала замуж выйдут». В ответном письме фраза: «Как ты мог подумать, что я забыла своего первого русского?» Заинтриговала. В ближайшей поездке в Париж я уже не мог ей не позвонить.

Мы встретились в Laduree на Rue Royale. Более буржуазного места трудно себе придумать, но кафе предложила она, и я не стал возражать. Шляпа, большие солнечные очки, чтоб не узнали на улице, крупный бриллиант на пальце, шелковый Hermes на шее и четверо детей от кучерявого придурка из нашей прошлой жизни. Добавьте еще килограммов десять к той нашей поездке в Сен-Тропе – короче, типичный вид левого кандидата в президенты страны. Официантка поставила на стол мои любимые ванильные макарончики, потрясающие тосты с сиропом и пообещала еще принести чай. Удивительное дело: французы делают хорошие самолеты и плохие автомобили, играют в футбол и катаются на лыжах и вообще уверены, что у них большая индустриальная держава, а в голове у большинства они ассоциируются только с тряпками, вкусной едой и сексом. Понятно, что и первое, и второе нужны для третьего, но все-таки у них же есть еще кое-что. Например, Лазурный берег и красивые исторические гостиницы с отвратительным обслуживанием. Хотя это тоже связано с третьим пунктом. Вот и Laduree расплодился по всему миру. В Москве уже два.

– Мне нужно твое мнение. Мы давно не виделись, и я хотела бы услышать твое мнение.

– Ты обходишь всех своих бывших любовников? Из расчета две встречи в день ты не уложишься не только до этих выборов, но даже и до следующих. Сделай репрезентативную группу романов длительностью более двух недель – и численность встреч сократится вдвое. За пару лет управишься?

– Ты всегда был далек от политики, но аналитик ты от Бога. Пару советов дашь?

– Ну ты же мне давала… Сколько тебе было лет, когда ты и я, вернее, ты меня?..

– Девятнадцать. Почти. Хорошо, что напомнил. Таким образом, ты меня знаешь много лет. У меня есть шанс на выборах?

– У тебя сумасшедший шанс. Ты даже не представляешь какой. Огромный. Шанс обкакаться. Хотя ты знаешь: где я и где политика? У нас разные резусы, так что мое мнение не в счет.

– Ты думаешь, страна не готова иметь бабу-президента?

– Нет, конечно. Иметь бабу-президента, может, многие и согласились бы, но иметь президентом телку? Рановато.

– Перестань ерничать. Почему ты так считаешь?

– Потому что любой мужик представляет себе картину, как вечером ты возвращаешься домой (ты же хоть и президент, но спать где-то должна?), готовишь мужу пожрать, он в это время подходит к тебе сзади, протягивает руки у тебя под мышками, берет тебя за то место, которое у всех называется грудью, а у тебя – насмешкой, и говорит: «Слышь, завтра этой козе немецкой позвони, пусть на “Октоберфест” достанет пару хороших билетов». Не пойдет. Кроме того, у тебя сильный противник, бывший министр МВД, между прочим, и через месяц тебе со скандалом нарисуют любовника-водителя одновременно с охранником.

– Ты за мной следишь? Откуда ты все знаешь?

– Не говори, что я угадал.

– И моя программа народу до одного места?

– Я бы сказал, даже до двух. В одном месте предлог «до», в другом – «по». Уточнить? Ты хотела от меня нейтральный новый взгляд? Получи.

– Ты злой. Это потому, что я тебя тогда бросила? Я была в твоей жизни единственной женщиной, которая тебя бросила?

– Нет. Была еще одна. Я ее любил намного больше тебя и совершенно по-другому. Даже не сравнить. Как ты рвешься к власти, так ты скоро с ней увидишься. Прямо я вижу вашу скорую встречу.

– Кто это?

– Мама. Она умерла несколько лет назад. Вот она меня действительно бросила.

Принесли чай и счет. Унесли тарелки. Я заказал еще кофе. Унесли счет. Добавили кофе и принесли снова счет.

Мы поболтали еще полчаса, договорились о встрече и распрощались.

Через несколько месяцев она прошла во второй тур. Но не дальше. После выборов кучерявый ушел к другой, потом от другой еще к одной. Затем сам стал президентом. Политика – непростая штука. Хорошо, что меня там нет, и я не кучерявый. Партия социалистов почти полностью развалилась. Была ли она тому виной – трудно сказать. Мы иногда видимся, но я не задаю лишних вопросов. Зачем?

– Папа, ты надумал что-то про политику?

– Ты не поверишь. У меня был когда-то роман с кандидаткой в президенты страны.

– Паап! Я в шоке. Была о тебе лучшего мнения. Как ты мог? Вот с этой?!

– Да не с этой, ты что, с ума сошла?

– Уф. А то я уже подумала… Зная тебя и ее.

– Нет, нет. Это было даже не в России. И той политической авантюры мне хватило на всю жизнь. Пойдем в кино?

Посмотри на эти звезды