Пять зверских капель. Лечебник для бесстрашных

Да что ему ползучее царство!? Один он на всём белом свете. Бродит Василиск по пустыне. Ищет Василиск свою Василиску.

Вот мелькнуло впереди! И мчится Василиск, загребая хвостом, – неужто она, Василиска?! Нет, рассыпалось видение, и топчет, топчет его Василиск, высекая всё новые искры. Нигде не видать подруги. Не снёс ещё петух такого яйца, из которого вылупилась бы несравненная Василиска.

Тяжко одному в пустыне. Всё знает Василиск, всё понял об этом мире. И никто не выдержит всезнающий взгляд. Нет такого существа, что, узнав мировые тайны, осталось бы невредимым. Всё живое рассыпается в прах под этим гнётом.

Правда, были люди, решившиеся заглянуть в глаза Василиска. Живал, рассказывают, один мудрец, который выдул стеклянный толстостенный сосуд. Забравшись внутрь, вознамерился понаблюдать Василиска. Бутыль доставили в пустыню. Много дней и ночей дожидался мудрец, сидючи на куче крапивных листьев. А чтобы вернее уберечься, и сам крапиву жевал – вроде бы охраняет от сильного глаза.

И, наконец, сквозь тёмное стекло забрезжило. Какой-то мокрый, липкий свет, как фонарь под ливнем. Бутыль звенела, дребезжала, каркнула пару раз и принялась хрустально щебетать. Близко подошёл Василиск. Мудрец потерял сознание, да так, до конца дней своих, и не нашёл, лишь крапиву жевал без устали. Кто, впрочем, скажет – не в этом ли смысл жизни?

Судачат люди: если изловчиться и сжечь Василиска, а пеплом тронуть серебро, получим золото. Но это, право, басни.

Восходит солнце. На коротеньких покуда ножках поднимается над пустыней. Хочет проползти под ним Василиск туда, где осталась вчерашняя ночь. Долог день впереди, надо уж спать ложиться.

Беспокойно Василиску на восходе. И тянет кукарекнуть. И тянется из клюва змеиный шелест.