На том Свете

Старик даже рукой взмахнул, так эмоциональны и высокопарны были его слова.

– Чего, чего? Когда это я тебе такое обещал, ты что дед свихнулся?

– Да, да молодой человек, Вы обещали, и Вы сдержите своё слово, мне было знамение!

Вставший Витёк попятился к двери. Степаныч наступал на него размахивая руками и продолжая кричать о знамении и о долгах Виктора перед наукой. Неожиданно его лицо перекосилось, он схватился за грудь и охая стал сползать по стенке, пока не опустился на корточки, так он и застыл, продолжая стонать.

– Эээ… дед, ты чего, ты что дед? – Витёк присел и потряс Степаныча за плечо.

– Там на кухне в холодильнике пузырёк, принеси…

Витёк бросился на кухню, выгреб из холодильника все пузырьки и бутылочки и вывалил их перед Степанычем.

– Этот – одними глазами старик указал на маленький стекллянный флакончик. Витёк зубами выдернул пробку и влил Степанычу в рот несколько капель желтоватой, прозрачной вонючей влаги.

– Сейчас, сейчас пройдёт – Степаныч сделал ещё глоток. Поднялся по стенке и поглядев в глаза Витьку сказал уже спокойно и уверено.

– Надо Виктор, надо. И не бойся, это не смертельно, и я думаю даже не больно.

И Витёк как- то сразу понял, что ему уже не уйти просто так, что ЭТО в самом деле НАДО!

– Ну надо так надо. Чего уж – проворчал Витёк обречённо и Степаныч повёл его в комнату.

– Садитесь Виктор, сейчас я Вам всё объясню. И Вы поймёте какая ответственная и благородная миссия на вас возложена.

– И так – лицо Степаныча стало серьёзным и загадочным, лысина отражала солнечный свет (Степаныч сидел спиной к окну) и вокруг его головы Витьку почудилось сияние!

– И так , вам молодой человек предстоит побывать на том свете

– Может не надо – жалобно всхлипнул Витёк.

– Не перебивайте! Да. Побывать на том свете и вернуться! Мы с Вами первыми приблизимся к истине вплотную, а Вы, Степаныч улыбнулся успокоительно, Вы даже потрогаете её руками, в переносном значении наверно, я думаю.

– А Вы сами не можете что ли, ну без меня, а то у меня мама уже пожилая, да знаете жениться я ещё не успел, всё некогда было, что так и умру без потомства?

– Не дрожите молодой человек, я же сказал, что это не смертельно, да и не долго, за день управимся. Может Вам ещё понравится, потом сами проситься будете – Степаныч лукаво погрозил пальцем. – А сам, сам я не могу, кто меня потом оживлять будет, Вы?

– Не я не смогу – замотал головой Витёк – лучше Вы.

– Ну вот и отлично, договорились, значит завтра и начнём, мне тут надо ещё кое, что приготовить, а Вы идите, успокойте свою маму, отдохните, а завтра к восьми утра и приходите. А на всякий случай, что бы Вы не передумали, вот, глотните – и Степаныч протянул Витьку знакомый флакончик с желтоватой жидкостью.

Поколебавшись секунду, Витёк всё же отхлебнул сладковатую на вкус воду.

– Ну вот, идите отдыхайте, Вы теперь испытатель, вам нужно набраться сил. Да, и ещё молодой человек, воздержитесь сегодня и завтра от спиртного, я надеюсь Вы меня поняли, откажитесь от спиртного.

Степаныч повторил это несколько раз, как будто гипнотизируя, даже руками провёл над головой Витька, внимательно глядя ему при этом в глаза.

– Ну вот и всё, ступайте молодой человек, ступайте, до завтра.

– До свидания – еле слышно пробормотал Витёк и осторожно закрыл за собой входную дверь.

Глава 2

Провалился как в бездну, тела не чувствую, перед глазами замелькали тёмные стены коридора, впереди пятно, оно всё больше, больше, уже не пятно, а мутный, сумрачный свет. Я закувыркался, ударяясь о землю, подскакивая и подпрыгивая как мячик. Всё, плюхнулся лицом вниз, прямо в сугроб, нет это не ясный солнечный день и не весна с распускающейся зеленью. Это сумерки, холодные, зимние сумерки с вьюгой и снежными завихрениями и позёмкой. Захолустье какое- то, дома не выше двухэтажных, столбы фонарные есть, но они не светят и пусто. Нет, вон собака бежит мне навстречу, странная какая- то, что- то у неё не так. Серая, с серыми белыми пятнами и серыми рыжими боками, понял- здесь всё как будто через серый фильтр, все цвета покрыты серым. Опа, вот это номер, морда у собаки есть, а глаз, носа, пасти нет. Гладкая, как на рисунке у художника, недорисованная собака. Но она ведь бежит, бежит ко мне и хвостом не виляет, хвост опущен. Тишина, в этой тишине собака бросается на меня, бросается как обычная, пасти нет, но чем- то она вцепилась мне в руку и мотает головой пятясь назад, рвёт, вижу, как от руки отрывается кусок мяса и виснет, фонтаном хлещет кровь, видна белая кость. А мне не больно, совсем не больно, но очень страшно, ужас охватывает меня, я трясу рукой, пытаясь стряхнуть собаку, не получается. Я поворачиваюсь и бегу, бегу вместе с ней, но бегу очень медленно, ноги как ватные, они не слушаются. Я в панике, в отчаяние, кажется, что сейчас вытечет вся кровь и я умру. Это был сплошной кошмар, он был уже физически ощутим, я как в воде, только вместо воды неописуемый страх и ужас, липкий и вязкий. Падаю, лежу, жду конца, но тяжесть собаки вдруг пропадает, поднимаю голову, напротив в лице мужика брыкаются собачьи ноги, он проглотил её, только не понятно как, и у него есть лицо, но на нём ничего нет, ни глаз, ни рта, ни выражения никакого и тишина, звенящая тишина, даже звука метели нет. Мужчина в чёрном, сквозь серое, пальто, в шапке ушанке, с опущенными ушами, завязанными верёвочкой, такая и у меня была, зимняя ушанка, кроличья. Он повернулся и пошёл прочь, а я лежу ещё не отошедший от ужаса, боли нет, а рука вся размочаленная собакой так же лежит, замотал её в какую- то тряпку, почему- то вдруг оказавшуюся возле меня. Встал и пошёл вперёд, в сторону домов с тёмными окнами. Подошёл к одному из них, подумав пошёл во двор дома, а там нет позёмки, снега нет, солнышко появилось на голубом небе и фильтр поменялся из серого на просветлённый, птички поют, почки на деревьях набухают и по лужам плывут кораблики из газет, причём газета-«Пионерская правда», отчётливо видны названия на изгибах газеты. А во дворе никого. Дом деревянный, не новый, похож на тот в котором я жил в раннем детстве, но свежевыкрашенный. Дома по соседству так же с весенним пейзажем. Ага, вот и кот нарисовался, обычный серый, вышел из- за угла, щурится, у кота есть глаза, большие, жёлтые, а больше ничего нет на морде, ни носа, ни пасти, но глаза не злые, довольные, как будто сметаны только что наелся. Учитывая прошлый опыт, я не стал приближаться к нему, зато он приблизился ко мне, я не понял, когда это произошло, но кот уже урчал, вылизывая мою руку, опять не знаю чем он это делал, не было у него пасти, только глаза. А рука очень быстро приняла первоначальный вид, все раны затянулись и даже порванный рукав стал как новый. Да здесь присутствовали звуки, пение птичек, урчание кота, сзади хлопнула дверь, тонкий голосок, похожий на девчоночий позвал кота, звуки были не знакомы, но их смысл я воспринял как понятную человеческую речь, на родном языке.

– Барсик иди домой, там мышки уже скучают без тебя и бабушке надо помурлыкать.

– Здравствуй девочка, ты не скажешь, как этот город называется?

– Не скажу, потому что он не называется, мы здесь есть, а называется только там, где никого нет,

так нам в школе сказали.

– А где твоя школа?

– А я её уже прошла, мне скоро являться, вот сценарий учу. Я маленькая, я большой ещё не была, а Вы за мороженным? Оно там, за домом, только осторожнее, там злые собаки, они совсем слепые, на всё бросаются, хорошо хоть чистильщиков прислали, сторожат, как же без мороженного? Без мороженного нельзя, перед расселением надо замораживаться. А то душеньки вылетают, когда в тоннеле разгоняются, так и теряются, а собаки их грызут, потом одни половинки находят, сортируют их. А всё равно, часто разные они, потом слепляют, всё равно гореть будут, только дыма много, а тепла мало, брак один, Барсик пошли. Мышки уже пищать устали.

И девочка, ухватив кота за хвост, заскочила в подъезд, а я смотрел оторопев, дом был, а дверей у дома не было и окна нарисованные. Куда же она заскочила, девочка эта?

Да и куда теперь идти, кого искать? В глазах зарябило, я опять покатился кубарем, быстро, быстро, упёрся во что- то мягкое и упругое, даже как показалось горячее, оно зашевелилось, запах, жуть, это что- то из двух болт сложенное и помойкой сверху накрытое, глянул бурая гора, похоже чья- то шкура, лохматая и вонючая. Сверху на меня плюхнулось что- то липкое и мерзкое, и я оказался как мясо в холодце, в каком- то желе, шевелится трудно, выбраться похоже- невозможно. Попался курёнок Витя, прости господи, всегда был атеистом, а тут само вырвалось: «Господи прости и помилуй, не хотел я зла, это Степаныч иуда, меня обманул, спаси и сохрани, каюсь, больше никогда, спаси, помоги господи, каждый день молиться буду.» И он помог, смотрю сквозь желе, а это заяц сидит под кустом и грызёт капусту, как- то так получилось, что я намного его меньше оказался, а смотрел как будто сверху, даже представил, как пинаю его, слегка правда, но ногой и заяц убегает. Гора в шкуре исчезла, из желе я выбрался довольно легко, а под ногами увидел надгрызенный кочан капусты, я внезапно вырос и вокруг было лето, похоже уже август. Ага и заяц был с нормальной мордой, я и правда пнул его, когда вырос. Зайчики, это хорошо, подумалось мне, а что это там виднеется вдали, ого, это Москва или нет, вон Эйфелева башня, а почему тогда кругом сосны и дорога хоть и асфальтированная, а узкая и почему всё с красным фильтром, опять сумерки и всё красного цвета, даже белое красным кажется. Надо идти вниз к дороге, там вон люди, бомжи какие- то правда или работяги автобуса ждут, а вон и автобус, пазик, надо быстрее идти. Побежал и замер, на остановку из соснового леса выскочили волки, огромные волки и они рвут работяг на части, ой, сколько крови, опять ужас, страх парализующий. Один из мужиков схватил корягу, огромную такую и приложился по волку, тот отлетел в сторону и завыл, всё внутри у меня сжалось от этого воя, мне показалось, что я стал прозрачным, такое вибрирующее от страха воздушное облако, похожее на поднимающийся от раскалённого асфальта воздуха. И вовремя, волки бросились убегать и мчались прямо на меня. Воздушное облако зарябило сильнее, я был уже не облаком, а трясущейся от страха тучей, видел как наяву, что волки бросились на меня и рвут на части, потом сидят над моими останками и доедают мою плоть, разрывая её на части и глодают мои кости. Неееет, завибрировало облако и рассеялось, а волки без помех промчались по тому месту, где миг назад я раздирался на части собственным воображением, я испарился и потом долго собирался в прежнюю структуру. Из- за сосен, за много сотен метров, по клеточке, по чёрточке, по маленькому отголоску чувств стягивалось всё обратно. Собрался, моя кристаллическая решётка вспомнила, что раньше она была амёбой и трилобитом, а ещё раньше просто фотончиком рвалась из прошлого в будущее. Вот дорвалась, теперь она существо с набором чувств и страхов. Я пошёл туда, где уже убрали останки порванных работников и бомжей, обычная автобусная остановка и обычный сосновый лес, тот же парк в моём городе, но нет, тут даже цвет у всего красный сначала, а потом уже другой. Меня взяли на работу, там была стройка, толпами бродили молодые гопники и старые пропитые бомжи. Все они числились рабочими и перемещались по перекопанным подвалам и недостроенным стенам, я искал мастера. И попутно телогрейку, становилось холодно и пошёл снег, я был уверен. Что у меня есть телогрейка, мне её выдавали, но кто- то у меня её прибрал. Нашёл мастера, он отправил меня в соседнее здание устанавливать светильники, я прошёл туда. Там всё было чисто, чувствовалось, что стройка близится к концу, последние этапы отделки. Потолки очень высокие, я полез по лестнице и вдруг, прошёл гул, низкий и мощный, завибрировали стены и все заорали, ничего не поняв я замер, на меня неслась тень, огромная, чёрная с красными светящимися глазами, перед ней шла волна воздуха, она то меня и сбросила с лестницы, упал, замер. Лежал в куче народу, все оборванные и страшные на вид. «Повезло нам», как молитву повторяло это общество, «нам повезло, Вершитель улетел!» Это было уже совсем не помещение, а улица, мы лежали под металлическим навесом и все были в лохмотьях, и ползали в поисках пищи, тут валялись огрызки кочанов капусты, остатки рук и ног, разная требуха и запах, он давил как бетонная плита, прижимая к земле. Я стал задыхаться, всё заколыхалось, и почва под ногами задрожала. «Бежииииим, бежииииим. Спасайся!!!» Орало всё вокруг. Но земля разверзлась, я провалился в чью- то пасть, влажную и горячую. Я падал долго, постепенно теряя сознание или как можно это назвать, я просто исчезал из всего, из кошмара и любопытства, из знаний и опыта, просто из Виктора Пасхина, я исчезал, и исчез.

Глава 3

– Ой, ну и вид у Вас Виктор, Вы как будто с каторги, а не с того света. Извините за каламбур. Лежите, лежите, сейчас я Вам чаю принесу.

– Я уже живой, да Степаныч?

– Ну конечно живой! Даже не сомневайтесь.

Степаныч вышел из комнаты, а Витёк уставился на занавеску, которая колыхалась от сквозняка: «Вот, тут сквозняк, а там шум, гам и вьюга. Хорошо тут и он внимательно посмотрел на свои ладони, не съели всё- таки».

– А вот и чай, он с травками, тебе сейчас очень надо попить.

– Да, точно, я пить захотел.

– Ну и как успехи, что видел, понравилось?

–Что там может понравиться? Это ужас, жуть, нет, я туда больше ни ногой.

– Как это жуть, что ты такое говоришь? Там хорошо, никто от туда, не возвращается. И по библии, когда оживили отрока, он обратно запросился, извини подробностей не помню, я атеист.

– Ага, когда тебя собаки рвут, без морды, или, когда тебя зайцы грызть собираются? Нет Степаныч, там плохо. Там от ужаса ещё раз умереть можно.

– Какие собаки? Там райские кущи, ангелы и все с пониманием, любят, помогают.

– Нет там ангелов, там бомжи и волки, вонь и грязь.

Ты успокойся Витюша, на вот сухарик погрызи, Степаныч разволновавшись перешёл на «ты», вся официальность улетучилась. Да, однако что- то не так пошло, отдыхай Витюша, отдохнёшь и мы запишем всё, что ты там видел.