Сорок пять. Часть вторая, третья

– Государь, – решился заметить Шико, – вы знаете, что это золото?

– Да, мой друг, знаю.

– Черт побери! Вы богаты.

– Разве ты не видишь, мой друг, – Генрих улыбался, – что каждая из этих монет предназначается для двоих нищих? Я беден и вынужден разрезать каждый пистоль пополам.

– Пра-авда, – протянул Шико с возрастающим удивлением, – монеты половинные и со странными чертами.

– О, я похож на брата моего Генриха Третьего, который забавляется вырезанием картинок. Я тоже имею свои причуды – забавляюсь в свободные минуты обрезанием моих пистолей. Бедный и честный Беарнец промышляет, как жид.

– Это все равно, государь, – Шико покачал головой – он видел здесь какую-то скрытую тайну, – все равно. Однако это странный способ раздавать милостыню.

– Ты раздавал бы иначе?

– Да, и вместо того чтобы трудиться, разрезая каждую монету, я дал бы ее всю на двоих.

– Тогда нищие подерутся, любезный, и вместо блага я сделаю зло.

Генрих взял золотую полумонету из кошелька и, встав перед первым нищим с той покойной, кроткой миной, которая составляла его обыкновенное выражение, посмотрел на этого человека, не говоря ни слова, но вопрошая взором.

– Ажан, – проговорил нищий с поклоном.

– Сколько? – спросил король.

– Пятьсот.

– Кагор. – И король отдал ему монету и достал другую.

Нищий поклонился еще ниже и удалился. За ним последовал другой, с таким же смиренным видом.

– Ош, – произнес он с поклоном.

– Сколько?

– Триста пятьдесят.

– Кагор. – Генрих отдал ему вторую монету и взял из кошелька третью.

Второй исчез, как и первый. Подошел третий, поклонился, сказал:

– Нарбонна.

– Сколько?

– Восемьсот.

– Кагор. – И король отдал третью монету и взял из кошелька еще.

– Монтобан, – молвил четвертый.

– Сколько?

– Шестьсот.

– Кагор.

Все приближались с поклоном, называли город, получали странную милостыню и называли цифры. Счет дошел до восьми тысяч. Каждому Генрих отвечал: «Кагор», ни разу не изменив выражения голоса. По окончании раздачи в кошельке не было больше полумонет, а во дворе – нищих.

– Ну вот, – сказал Генрих.

– Все, государь?

– Да, я кончил.

Шико тронул короля за рукав:

– Государь?

– Ну?..

– Можно мне полюбопытствовать?

– Отчего же нет? Любопытство – самое естественное дело на свете.

– Что говорили вам нищие и какую чепуху вы им отвечали?

Генрих улыбнулся.

– Право, здесь все так таинственно.

– Ты находишь?

– Да, я никогда не видывал, чтобы раздавали милостыню таким образом.

– В Нераке такое обыкновение, любезный Шико. Ты знаешь пословицу: «Что город, то норов, что деревня – то обычай».

– Только в вашем городе норов очень странен.

– Ничуть, черт возьми! Нет ничего проще. Все эти люди, которых ты видел, ходят по моим владениям, собирают милостыню, но каждый в своем городе.

– Потом, государь?

– Ну, чтобы мне не давать несколько раз одному и тому же, каждый говорит название своего города. Таким образом, понимаешь, любезный Шико, я поровну могу делить мои благодеяния и быть полезным всем несчастным всех городов моего государства.

– В отношении названий городов, которые они говорили, это понятно. Но зачем вы отвечали всем «Кагор»?

– Ах, – возразил Генрих, превосходно разыгрывая изумление, – так я им отвечал «Кагор»?