Белые и синие

– Тогда совсем другое дело! Если он не будет драться, опасность возрастает, если он не будет драться, тебе могут отрубить голову, я же хочу избавить тебя от этого.

– Каким образом?

– Я возьму тебя с собой в казарму парижских волонтеров; ручаюсь, что там он не станет тебя искать.

– Прятаться? Ни за что!

– Тише, мой юный друг! – сказал старший сержант, нахмурившись. – Не говори подобных вещей Пьеру Ожеро: он кое-что смыслит в отваге; нет, ты не будешь прятаться, ты всего-навсего будешь там ждать.

– Чего я буду там ждать?

– Секундантов гражданина Тетреля.

– Его секундантов? Он же пришлет их сюда, а я даже не буду знать, что он их послал, поскольку меня здесь не будет.

– Ну, а малютка Шарль, который ничем не рискует, не для того ли он появился на свет, чтобы оставаться здесь и сообщать нам о том, что тут будет происходить? Тысяча чертей! До чего же у вас скверный характер: во всем вы видите только сложности.

– Ты видишь, – поправила его гражданка Тейч, во второй раз проходя мимо них.

– Ты видишь! Ты видишь! – повторил эти слова старший сержант, как бы внушая их себе. – Однако мамаша Тейч права… Ладно, решено, ты пойдешь ко мне.

– И как только что-нибудь произойдет, ты прибежишь в казарму, не так ли, Шарль?

– Даю твое честное слово.

– А теперь, – сказал Ожеро, – пол-оборота налево!

– Куда мы идем?

– В казарму. – Через двор?

– Через двор.

– А почему не через дверь?

– Если мы выйдем через дверь, какой-нибудь зевака может нас заметить и, от нечего делать, проследить, куда мы направляемся, а во дворе я знаю одну надежную дверь, которая выходит в переулок, где и днем никого не сыщешь; так, петляя по переулкам, мы доберемся до казармы, и ни одна душа не будет знать, куда подевались пташки.

– Ты не забудешь о том, что обещал, Шарль?

– Хотя я и моложе тебя на два года, я, как и ты, всегда держу слово, Эжен; впрочем, за сегодняшний день я стал старше – твоим ровесником; прощай, спи спокойно, Ожеро позаботится о твоей безопасности, а я позабочусь о твоей чести.

Молодые люди пожали друг другу руки, и старший сержант едва не расплющил ладошку Шарля, сжав ее в своем кулаке; затем он повел Эжена во двор, а Шарль тем временем морщился от боли, пытаясь разлепить свои пальцы.

Преуспев в этом, юноша, как обычно, взял ключ и подсвечник, вернулся в свою комнату и лег спать.

Но едва лишь он улегся, как дверь отворилась и г-жа Тейч вошла на цыпочках, показывая жестом, что ей нужно сообщить нечто важное.

Юноша уже достаточно свыкся со своеобразными манерами г-жи Тейч, и его не особенно встревожило ее появление в номере в столь неурочный час.

Приблизившись к его кровати, она прошептала:

– Бедный ангелочек, послушай!

– Боже мой, гражданка Тейч, – спросил Шарль со смехом, – что там еще стряслось?

– Рискуя нарушить ваш покой, я должна сообщить вам, что здесь случилось.

– Когда случилось?

– В то время, когда вы были в театре.

– Значит, что-то произошло?

– Ах! Еще бы! Они явились сюда.

– Кто же?

– Люди, что уже приходили за гражданами Дюмоном и Байлю.

– Ну, и я полагаю, что они нашли их так же, как в первый раз.

– Они искали не их, моя прелесть.

– Кого же они искали?

– Они искали тебя.

– Меня? Ах! И за что же мне такая честь?

– Видимо, они ищут автора той записки, помните?

– В которой я советовал моим землякам как можно скорее уехать?

– Да.

– Ну и что?

– Ну и они зашли в вашу комнату и перерыли все ваши бумаги.

– В этом отношении я спокоен: в них не было ничего против Республики.

– Да, но они нашли акт из трагедии.

– А! Из моей трагедии «Терамен».

– Они унесли его с собой.

– Негодяи! К счастью, я знаю его наизусть.