– Вы это серьезно? – спросил Жан Торо, поворачиваясь к графу.
– В этом вы сами сможете убедиться, – решительно ответил господин де Вальженез.
– Браво! – воскликнул Туссен. – Вот такие пленники мне по душе!
Жан Торо пошел к шкафу и вернулся вооруженный или украшенный, как вам будет угодно, восемью бутылками.
Лоредан улыбнулся, увидев, что оба могиканина так наивно попались в приготовленную им ловушку. Что это была за ловушка, наши читатели уже, очевидно, догадались.
И действительно, это был довольно ловкий прием: не составляло никакого труда напоить этих двух так любящих выпить мужчин. Надо было только, чтобы они напились до такого состояния, что перестали бы соображать. И это было совсем не трудно сделать.
Лоредан, приняв такое решение, смело взялся за стакан и выпил его так грациозно, как только смог.
Вскоре они опорожнили две бутылки. Господину де Вальженезу так понравилось вино, что он предложил открыть еще парочку бутылок.
– А вы довольно отчаянный человек, приятель! – сказал на это Жан Торо, видя, что пленник пьет наравне с ним, и начиная считать графа ровней и чуть ли не приятелем.
– Черт возьми, каждый пьет, как может, – ответил Вальженез, придав лицу простодушное выражение.
– И все же будьте поосторожнее, дворянчик, – заметил Жан Торо. – Это вино – очень коварная штука.
– Вы так полагаете? – с сомнением спросил пленник.
– Я-то знаю! – сказал Туссен Лувертюр, подняв руку, словно он произносил присягу. – Когда я один раз выпил три бутылки, – привет честной компании! Меня больше не было!
– Ба! – произнес Вальженез все с тем же недоверчивым видом. – Оно свалило такого молодца, как вы?
– Даю вам честное слово, что именно так оно и было… – ответил Туссен. – Я могу выпить три, ну, три с половиной бутылки. Жан Торо, он – гигант. Он выпьет четыре. Но на последнем стакане – опа! – крыша начинает ехать, приятель начинает злиться и крошить всех направо и налево! Ведь правда, Жан?
– Да, так говорят, – скромно ответил гигант.
– А ты это доказываешь.
Последнее признание дало господину де Вальженезу очень ценные сведения, и перед пленником забрезжила такая реальная надежда скрыться, что он, увидев, как была открыта седьмая бутылка, накрыл свой стакан ладонью и сказал:
– Спасибо! С меня достаточно.
Жан Торо отвел бутылку в сторону и пристально посмотрел на господина де Вальженеза.
Глава XXXIX
В которой господин де Вальженез прямо говорит, что не умеет ни петь, ни плясать
Во взгляде Жана Торо было то свирепое выражение, которое появляется у некоторых людей, когда те начинают хмелеть.
– А? – сказал он. – С вас достаточно?
– Да, – ответил Лоредан. – Мне больше пить не хочется.
– Вот это здорово! Можно подумать, что люди пьют вино только тогда, когда им просто хочется пить, – сказал Туссен. – Да если бы мы всегда пили только потому, что нам хочется пить, мы больше одной-двух бутылок не выпивали бы.
– Туссен, – сказал Жан Торо, – мне кажется, что мсье не знает всем хорошо известную пословицу!
– Какую же? – спросил Лоредан.
– «Когда пробка вынута, вино следует выпить…» А поскольку мы эту бутылку уже открыли…
– То что тогда? – произнес Лоредан.
– А то, что ее следует выпить!
Лоредан протянул свой стакан.
Жан Торо наполнил его.
– Теперь тебе, – сказал он, поворачивая горлышко бутылки в направлении своего приятеля, подобно тому, как пушкарь разворачивает свое орудие в ту сторону, куда он хочет выстрелить.
– Я-то с радостью! – сказал Туссен, позабыв, что у него был очень волнительный день и что этот последний стакан не только будет лишним, но выведет его из нормального состояния.
И, быстро опорожнив свой стакан, он затянул уж не знаю какую застольную песню, в которой никто из присутствующих не смог понять ни единого слова, поскольку он пел на своем ужасном овернском наречии.
– Умолкни! – сказал Жан Торо, не имея сил дослушать первый куплет.
– Почему это – умолкни? – спросил Туссен.
– Потому что такое, возможно, и очень любят в центре Оверни, но никак не в Париже и его пригородах.
– Но это же отлишная пешня! – сказал Туссен.
– Может быть, но мне нравится другая… Мне, к примеру, больше по нраву та песня, которую сейчас споет нам господин граф.
– Которую я сейчас спою? – спросил Лоредан.
– Ну конечно! Вы, должно быть, знаете много отлишных пешень, как говорит мой приятель Туссен Лувертюр.
И Жан Торо захохотал тем безумным смехом, который является первым признаком наступающего опьянения.
– Вы ошибаетесь, мсье, – холодно сказал Вальженез, – я не знаю ни одной песни.
– Неужели не знаете ни одной застольной песенки? – спросил Жан Торо.
– А ведь за столом не только поют и пьют! – сказал Туссен. – Я вот теперь предпочел бы не пить, а есть. Тем более что я очень проголодался.
– Так мы готовы спеть, приятель? – спросил Жан Торо, готовясь хлопать в ладоши.
– Клянусь вам, что я не только не знаю ни одной песни, – сказал господин де Вальженез, слегка напуганный тоном, которым Жан Торо повторил свою просьбу, – но и петь-то вовсе не умею.
– Вы не уметь петь? – произнес Туссен, который, восприняв критику приятеля за то, что говорит на овернском наречии, стал стараться исправиться и начал говорить, как негр. – Я вам не верить!.