Мадемуазель Фифина сделала рукой жест, который должен был означать: «Какая жалость!», а потом начала спускаться по лестнице, напевая арию из какого-то водевиля.
– В душе она замечательная девочка, мсье Сальватор, – сказал Жан Торо, – и я очень сержусь на себя за то, что делаю ее такой несчастной! Но что поделать! Человек или ревнив или же не ревнив. Я-то ревнив, словно тигр, но в этом нет моей вины!
И гигант тяжело вздохнул. Во вздохе его слышался упрек в свой адрес и нежность по отношению к мадемуазель Фифине.
Сальватор глядел на него с восхищением и состраданием.
– А теперь поговорим, Бартелеми Лелон! – сказал он.
– О! Я вас внимательнейшим образом слушаю, мсье Сальватор! Я – ваш и душой и телом, – ответил плотник.
– Я знаю это, мой хороший. И если бы вы перенесли на ваших приятелей хотя бы часть той дружбы и благодушия, которые вы питаете по отношению ко мне, мне не стало бы от этого хуже, но зато другие от этого только выиграли бы.
– Ах, мсье Сальватор! Вы не сможете сказать мне больше упреков, чем я их скажу сам себе.
– Ну хорошо, вы сможете их высказать самому себе, когда я уйду. Но вы мне нужны сегодня вечером.
– Сегодня вечером, завтра, послезавтра! Когда угодно, мсье Сальватор. Я к вашим услугам!
– Услуга, о которой я хочу вас попросить, Жан Торо, вынудит вас находиться вне Парижа… Сутки, возможно, двое… А может быть, и больше.
– Да хотя бы целую неделю, мсье Сальватор. Этого вам достаточно?
– Спасибо… А теперь скажите, много ли у вас работы на стройке?
– Сегодня и завтра много.
– В таком случае, Бартелеми, я снимаю свою просьбу: мне не хочется, чтобы вы потеряли рабочий день и лишали своего хозяина ваших услуг.
– О! В таком случае я день не потеряю, мсье Сальватор.
– Каким образом?
– А я сегодня сделаю ту работу, что предстоит мне сделать завтра.
– Но это же трудно.
– Трудно? Бог мой, никакой трудности!
– Да как же вы сможете за один день сделать то, что вам дается на два?
– Хозяин пообещал мне заплатить, как за четыре, если я сделаю эту работу за два дня. Потому, что, не хвалясь, скажу, что я свою работу делаю на совесть… Так вот, я сегодня поработаю за два дня и получу, как за один. Но зато я буду полезен человеку, за которым пойду в огонь и в воду. Вот так-то!
– Спасибо, Бартелеми, я согласен.
– Так что надо будет сделать?
– Сегодня вечером вы отправитесь в Шатильон.
– Куда именно?
– В «Божью благодарность».
– А, знаю! В котором часу?
– В девять.
– Я там буду, мсье Сальватор.
– Там дождетесь меня… Но не пейте больше одной бутылки.
– Больше одной не буду, мсье Сальватор.
– Обещаете?
– Клянусь!
И плотник поднял руку, словно произнося присягу перед судом. А может быть, и еще торжественнее.
Сальватор продолжал.
– Вы прибудете туда вместе с Туссеном Лувертюром, если он будет свободен сегодня вечером.
– Да, мсье Сальватор.
– Тогда прощайте! До вечера!
– До вечера, мсье Сальватор.
– Так вы решительно не хотите выпить с нами кофе? – спросила, неся крынку со сливками, мадемуазель Фифина.
– Нет, мадемуазель, спасибо, – ответил Сальватор.
И пока молодой человек направлялся к двери, мадемуазель Фифина подошла к плотнику и погладила ладошкой по бороде, которую так яростно трясла всего лишь десяток минут тому назад.
– А вот мой волчонок чашечку выпьет, – сказала она. – Ну же, поцелуйте свою маленькую Фифину и больше не сердитесь!
Жан Торо даже заблеял от радости и, едва не задушив Фифину в объятиях, догнал Сальватора на лестнице.
– Ах, мсье Сальватор, – сказал он, – вы были правы: я грубиян и не заслуживаю такой женщины, как она!
Сальватор, не отвечая, пожал мозолистую руку доброго плотника, кивнул и продолжил свой путь.
Спустя четверть часа он уже стучал в дверь Жюстена.
Ему открыла сестра Селестина. Она как раз в тот момент подметала класс, а сам Жюстен, стоя у окна, очинял перья учеников.
– Здравствуй, сестра, – радостно произнес Сальватор, протягивая руку худенькой девушке.